Осколки

Аи лежала на мягкой траве, раскинув руки, и любовалась чистейшим голубым небом, по которому не проплывало ни облачка. Полуденное июльское солнце припекало, но благодаря прохладе дувшего ветерка ей не было жарко. "Интересно, почему совсем нет облаков?" – подумала Аи и приподнялась на локтях, оглядывая голубой простор. Вдалеке между ветвями дерева, такого высокого, что казалось, будто его вершина достаёт до самого неба, девушка заметила небольшое облако. "Наверное, они все вот так же запутались в кронах и теперь не могут освободиться," – подумала Аи и улыбнулась ирреальности своей гипотезы. Она перевела взгляд с облачка на юношу, сидевшего метрах в двадцати от неё и что-то рисовавшего в альбоме. Девушка видела его здесь и раньше, но практически не обращала на него внимания, скользя взглядом по силуэту брюнета как по естественной части пейзажа, окружавшего её. Юноша всегда садился на одно и то же место, так же как и сама Аи, и никто никому не думал мешать. Каждый жил, не воспринимая другого как часть своей жизни. Если бы брюнет однажды перестал приходить на это место, то девушке не было бы никакого дела до произошедшего с ним, её бы не мучил вопрос: "Что стало с тем парнем, который всегда сюда приходил так же как и я?". Аналогично и юноша вряд ли задался бы вопросом, куда исчезла Аи. Так они и жили, не придавая существованию друг друга никакого значения, но лишь до этого дня, дня, когда девушке стало любопытно узнать — что же этот парень постоянно рисует в своём альбоме? Ведь если он рисует пейзаж, то ему давно должно было надоесть изображать одно и то же. Тогда почему он не перейдёт на другое место? Аи была из тех людей, которые предпочитали сразу узнать ответ на свой вопрос, чем строить предположения. Поэтому девушка немедленно поднялась на ноги и, отряхнув юбку, подошла к юноше. — Что рисуешь? – прямо спросила Аи. Брюнет некоторое время молчал, как будто осознавая существование в мире ещё кого-то и возможности общаться с этим кем-то с помощью слов. Потом он протянул девушке альбом, а указательным пальцем свободной руки обозначил пространство перед собой: — Вот это. Аи увидела на листе идеальную миниатюрную копию пейзажа, расстилавшегося перед её глазами. — Можно? – спросила она, взявшись за откинутые листы. — Да, конечно. Девушка пролистала альбом: на каждом листе было одно и то же. — Они же все одинаковые. — Ошибаешься. Приглядись получше. Аи стала рассматривать изображения, то и дело перелистывая альбом. И через некоторое время действительно заметила небольшие отличия в одинаковых, казалось бы, картинах. — Но зачем?.. Юноша улыбнулся. — Даже если кажется, что всё так же, всё равно что-то меняется, просто человеческий взгляд не всегда способен уловить эти изменения. Обычно люди понимают, что всё изменилось, когда уже слишком поздно. — Глубокая мысль... – Аи задумалась и через некоторое время сказала: — Но я всё равно не пойму, зачем тебе рисовать одно и то же. — Мы уже выяснили, что не одно и то же. — Да, извини. Так зачем? — Хм… наверное я так пытаюсь научиться видеть изменения в окружающем мире… и не только в этом пейзаже… во всём. — Интересный способ… Меня Аи зовут, — девушка протянула юноше руку. — Сай, — брюнет пожал руку новой знакомой и улыбнулся. С того самого дня Аи больше не занимала своё привычное место, а присаживалась рядом с Саем. Если юноша приходил позже, то она уже ждала его там, где он всегда располагался. Брюнет рисовал, а девушка наблюдала за ним. Они много разговаривали и Аи не заметила, как их неспешные разговоры стали частью её жизни. Постепенно она начала ждать каждой встречи с юношей, как самого яркого события дня. Однажды Сай спросил: — Хочешь, я нарисую тебя? — Хочу, конечно, — обрадовалась девушка. За всю жизнь Аи пытался нарисовать только один человек. Пока Сай сосредоточенно работал, девушка вспоминала тот странный случай, когда одноногий художник, пришедший в гости к её матери, от нечего делать попытался нарисовать Аи, получив на то разрешение девочки. Ей тогда было лет двенадцать, она полусидела на кровати и читала книгу, а мать ушла по каким-то своим делам, оставив визитёра скучать. У её матери вообще была особенность забывать про окружающих людей. Если женщине в голову приходила какая-то идея, она тут же кидалась её воплощать. Это передалось и дочери, но в менее утрированной форме. Очень скоро девочка заметила, что лицо художника мрачнеет. Он вырвал из альбома лист и смял его. Гость попросил Аи смотреть на него, девочка оторвала взгляд от книги и сосредоточила своё внимание на зеркале, висевшем за спиной художника. Скомканные листы летели на пол один за другим. Наконец, мужчина не выдержал и бросил свою затею, заявив, что взгляд девочки невозможно нарисовать. Потом он достал из сумки какую-то книгу и протянул Аи. Девочка вопросительно посмотрела на мужчину. — Дарю, — сказал художник. – Я думаю, что ты её поймёшь. Аи поднялась с места и приняла подарок, ещё не предполагая, что в скором времени эта книга станет её любимой и будет таковой всегда. — Готово, — сказал Сай и довольно улыбнулся. Аи вынырнула из воспоминаний и взяла в руки альбом. — Почему у меня такой печальный взгляд? – спросила девушка. — Тебе лучше знать, — пожал плечами юноша. – Мне уже пора. И ты не засиживайся. До встречи. — Угу, — Аи качнула головой и продолжила созерцать свой портрет. Сай ушёл, а девушка ещё долго не могла оторвать взгляд от изображения, при виде которого откуда-то из самой глубины её души поднималась давно погребённая там боль… Аи лежала на кровати, уставившись на рисунок Сая, прикреплённый к стене. С него на девушку глядела она же сама, но почему-то ей казалось, что этот нарисованный взгляд реалистичнее того, что обычно смотрит на неё из зеркала. Он как будто впивался в её душу и вытаскивал оттуда воспоминания одно за другим. Вместе с воспоминаниями пришла боль и осознание того, сколько всего она уже потеряла за свою короткую, но уже невыносимую жизнь. Сколько она себя помнила — девушка воспитывала в себе умение ни о чём не жалеть, инстинктивно понимая, что грандиозность её потерь может легко задавить её, если она хотя бы раз позволит себе печалиться о чём-то. Но сейчас сожаление как будто застряло комком в её горле, причиняя девушке почти физическую боль. Вскоре она начала плакать, плакать так горько, как могут изливать боль только те, у которых смерть забрала кого-то очень близкого. Девушка вскочила с кровати, сорвала лист со стены и разорвала его. Затем Аи оделась и вышла из дома. Продолжая утирать неунимавшиеся слёзы, она шла на то место, где всегда встречалась с Саем. Юноша уже был там и как всегда рисовал. Девушка стала обвинять его, не в чём-то конкретном, а просто кидая какие-то упреки, она кричала и пыталась его ударить. Сначала Сай растерялся и молча выслушивал слова, застыв как мраморная статуя, а потом…потом он просто обнял Аи. Девушка пыталась вырваться, но брюнет крепко сжимал её в объятиях. Когда Аи, наконец, успокоилась, Сай опустился вместе с ней на траву, не выпуская девушку из своих рук. Она плакала у него на плече, а юноша гладил её по волосам и нашептывал что-то ласковое. Аи не разбирала слов, но его мягкий голос успокаивал и как будто обволакивал её. Не осознавая того, в этот момент Аи впустила Сая в свою душу. Его тёмные глаза и волосы, изящные пальцы, бледная кожа, тепло его тела, интонация голоса — всё это отпечаталось в её сознании и стало невыносимо дорогим в один миг – в миг её слабости. Каким-то нелепым образом всё то, что она потеряла до этого, смог заменить один человек, будто проникнув в каждый когда-то опустошённый участок её души и заполонив всё собой… Наступила осень. Незаметно, но стремительно и неотвратимо. Аи ёжилась от холода, а Сай обнимал её, помогая согреться. Девушка счастливо улыбалась и гладила его бледные пальцы. — Я тебя люблю, — говорила она. — Я тоже тебя люблю, — вторил юноша. Аи хотелось произносить эти слова снова и снова, и она это делала. А Сай отвечал ей тем же. Каждый день девушка приходила и грелась в объятиях возлюбленного…Но однажды Сай не пришёл. Аи сделалось невыносимо грустно, она сидела на холодной земле и ждала его, пока на мир не опустилась кромешная тьма. Тогда только девушка поднялась и поплелась домой. Она замёрзла так, что почти не чувствовала тело. Придя домой, Аи сразу нырнула под одеяло, но так и не смогла согреться, ей казалось, что она леденеет изнутри. Едва забрезжил рассвет, девушка быстро собралась и снова пошла ждать юношу, но он опять не пришёл. Он не приходил ещё несколько дней, а когда, наконец, появился, то как ни в чём ни бывало, поздоровался, сел и принялся рисовать. — Обними меня, пожалуйста, — попросила Аи. — Извини, я рисую, — сухо ответил Сай. В этот момент девушке показалось, что её сердце разбилось на миллиарды крошечных осколков. — Я тебя люблю, — прошептала Аи. Брюнет молча продолжал рисовать. Тишина давила девушке на уши, ей казалось, что осколки её несчастного сердца кем-то старательно и бесшумно растираются в пыль. Сай стал часто пропадать по нескольку дней, а когда приходил — чаще был занят рисованием и лишь изредка обнимал Аи. Душа девушки всё сильнее замерзала без ставшего уже привычным тепла юноши. Аи не выдерживала его холода и впадала в истерику, а Сай просто тихо уходил и потом снова не появлялся несколько дней. Так повторялось раз за разом… Как-то девушке вспомнились его слова: "Даже если кажется, что всё так же, всё равно что-то меняется, просто человеческий взгляд не всегда способен уловить эти изменения. Обычно люди замечают, что всё изменилось, когда уже слишком поздно". Она отчаянно пыталась откопать в памяти тот момент, когда всё стало меняться, но тщетно… да и поздно… слишком поздно… И однажды Сай сказал: — Я ничего не чувствую. Мне нужно время, чтобы разобраться в себе. Это не значит, что мы теряем друг друга, я всё так же буду приходить сюда. — Я больше не приду… Слишком холодно… — ответила Аи. Юноша молчал. Девушка опустилась на траву. Сай закрыл альбом и собрался уходить. — Я тебя люблю… — сказала она, когда брюнет был уже в нескольких метрах за её спиной. — Я тоже тебя люблю… — донёс ветер до слуха Аи. А может, девушке просто послышалось то, что она так хотела услышать…