Глава 8
5 июня 2019 г. в 23:47
— Миссис Брэндон, могу ли я надеяться сегодня пить утренний чай с вами вдвоем?
Просьба эта застала Марианну врасплох, и до такой степени, что она не сразу нашлась с ответом. Со дня их свадьбы прошла уже целая неделя — и все это время полковник Брэндон ни о чем ее не просил, хоть она и готова была услужить ему всем, что в ее силах, будь то действием или бездействием.
За эту неделю у них установился определенный распорядок, не то чтобы неприятный, но смущавший Марианну своей чопорной формальностью. В былые дни, быть может, ее поразила бы и возмутила необходимость делить кров с мужем, точно с соседом; всей своей натурой, не терпящей притворства, Марианна восстала бы против неопределенности своего положения. Однако жизнь ее разительно переменилась — и вместе с тем переменилась и она сама. Теперь Марианна охотно подчинилась воле полковника, если не счастливая, то, по крайней мере, довольная уже тем, что ничто более ее не мучит и не тревожит. Вставала она поздно, рука об руку с Элинор гуляла по поместью, музицировала на великолепном рояле в гостиной или уносила из библиотеки к себе в комнату какой-нибудь изящно переплетенный том — всегда с любезного разрешения полковника, но никогда в его обществе.
Полковник Брэндон, находясь под ложным впечатлением, что общество его тягостно Марианне, старался не докучать ей собою; а она, в свою очередь, пришла к мысли, что он более не жаждет ее компании, и так, из-за взаимного непонимания, они почти не встречались в этом огромном доме — разве только за ужином, в обществе Элинор. По вечерам супруги раздевались в отдельных комнатах, а затем ложились в одну постель, но на таком расстоянии друг от друга, что с тем же успехом могли бы ночевать на разных берегах Темзы.
Утром полковник имел обыкновение вставать так рано и выскальзывать из спальни так тихо, что Марианна не замечала его ухода. Просыпалась она одна и обычно завтракала у себя в спальне, в одном халате, вместо того, чтобы одеваться и спускаться на завтрак в столовую к мужу и сестре.
Однако этим утром она поднялась раньше обычного и была уже вполне одета, когда муж ее, предварив обычный утренний поднос с чаем, показался в дверях и спросил, не смогут ли они сегодня выпить утренний чай вместе.
Опасаясь, что он неверно истолкует ее удивление и задержку с ответом, Марианна поспешно поднялась ему навстречу, не совсем понимая, как его приветствовать. Стоит ли приглашать войти и сесть, словно гостя, человека, которому принадлежит весь дом — и эта спальня тоже?
— Конечно, полковник! — живо откликнулась она, порозовев и радостно всплеснув руками, и поспешила отдать горничной распоряжения насчет второго чайного прибора.
От внимания ее не ускользнуло, как изменилось при этом лицо полковника. На нем отразились, в равных долях, удивление и облегчение — словно он ожидал, что Марианна его прогонит. Радость смягчила его суровые черты, лицо озарилось каким-то внутренним светом, и на несколько мгновений — пока улыбался — он показался Марианне совсем молодым. В самом деле, сказала она себе, он ведь совсем не такой старый — просто постоянно хмур и озабочен, и от этого выглядит старше своего возраста.
— Это ведь ваша спальня, — с улыбкой в голосе ответила она. — Вам нет нужды просить разрешения сюда войти.
— Не хочу вторгаться к вам без спроса, — ответил он.
— Вторгаться к собственной жене? — Но тут же она вспомнила, как в былые времена встречала каждое появление полковника недовольством, едва ли не открыто давая понять, что он для нее нежеланный гость. Откуда ему знать, как изменились с тех пор ее чувства? — Вы ведь пьете чай без молока и без сахара? — поспешно добавила она, стыдясь своего былого поведения.
— Да, благодарю вас.
Марианна налила чаю ему и себе, поставила чашки на столик и села рядом с полковником на кушетку. Не склонная ходить вокруг да около, когда ей случалось сгорать от любопытства, она сразу перешла к делу:
— Позволите ли спросить, чему же я обязана этим, как вы говорите, «вторжением»?
Полковник Брэндон сидел, напряженно выпрямившись, на краю кушетки — на том же расстоянии от Марианны, что сиживал и прежде, во время своих визитов в Бартон-коттедж, и куда дальше, чем садился обыкновенно Уиллоуби. При этой мысли Марианна снова покраснела: ей вспомнилось вдруг, как полковник перевязывал ей руку и как она рыдала у него на плече.
— Я хотел поговорить о скором приезде вашей матушки, — начал он, взяв в руки чашку и блюдце, однако не сделав ни глотка. — Мне известно, что она не знает истинной подоплеки нашего с вами брака — и должна оставаться в неведении и далее; однако, уверен, ей радостно будет видеть, что вы вполне освоились в своем новом доме. Как ради ее спокойствия, так и ради вас, прошу, скажите мне, могу ли я еще чем-либо вас здесь успокоить и утешить.
— Дорогой полковник, — живо отвечала Марианна, с безыскусной искренностью, удивившей не только его, но и ее саму, — вы столько для меня сделали, что, право, не представляю, чего мне еще желать!
Облегчение, испытанное полковником при этих словах, было очевидно: напряженные плечи его расслабились, и он сделал торопливый глоток чая, то ли от облегчения, то ли от смущения, вызванного обращением «дорогой полковник».
— Если только… может быть… — нерешительно начала Марианна.
Полковник немедленно отставил чашку и устремил на нее внимательный взгляд, готовый выслушать и исполнить любое ее желание.
— Мы с вами почти не видимся, — нахмурившись, продолжала Марианна. — А мама отлично меня знает — и, боюсь, у нее возникнут подозрения, едва она заметит, что с хозяином поместья Делафорд я чувствую себя не так свободно и просто, как с самим поместьем. Не могли бы мы… чаще бывать вместе? Ведь в обычных семьях муж не просит позволения выпить чаю со своей женой: он просто входит, они просто разговаривают, и… не в моем характере изображать интерес к тому, что мне безразлично, — откровенно добавила она, — но вас, полковник, я действительно хотела бы узнать лучше.
— Меня? — переспросил он с ноткой тревоги в голосе.
— Да, полковник, вас. Человека, за которого я вышла замуж. Хочу знать ваши мысли, планы, мечты. На полках вашей библиотеки я нашла множество книг, обличающих вкусы, очень сходные с моими; то же могу сказать и о нотах, что хранятся возле вашего рояля. Но я лишь гадаю о вас, не в силах ни подтвердить, ни опровергнуть свои догадки. А ведь мы могли бы просто поговорить!
— Я не слишком искушен в науке светских бесед, — предупредил он; но в голосе его звучала нескрываемая радость.
— Боюсь, я тоже! У меня есть злосчастный порок: болтаю без умолку, и все о себе. Но вы, наоборот, говорите слишком мало — так что, быть может, мы друг с другом сойдемся. Что, если нам… — предложила она, мгновение поколебавшись, — пить чай вместе каждое утро? Разумеется, если вас не призывают другие дела.
Он склонил голову, и все та же улыбка осветила его лицо, снова сделав полковника молодым и… пожалуй, почти красивым.
— Признаюсь вам, ничего иного не желал бы — разумеется, если вам не наскучит слишком быстро общество такой древней развалины, как я.
При этой шутке они обменялись улыбками, и на том дело было решено. Не теряя времени, Марианна начала выполнять свое пожелание немедленно. Как и обещала, она заговорила о себе — о своих вкусах, о том, что любит и не любит; полковник слушал внимательно и не раз делал глубокие замечания, свидетельствующие как о тонкости чувств, так и о житейском опыте и знании света. Знал он так много и в столь разнообразных областях, что Марианна, пожалуй, преисполнилась бы трепета и постеснялась изливать душу дальше, если бы не его манера разговора, спокойная, доверительная и простая. В тот день они спустились к завтраку вместе, за завтраком продолжали разговор — и оба обнаружили, что друг с другом им легко и даже весело, пусть и каждому по-своему.
Элинор, вышедшая к завтраку прежде них, сразу заметила и здоровый румянец на щеках Марианны, и непривычно радостную улыбку полковника, однако оставила свои наблюдения при себе, не желая смущать молодую пару.
Утром в день приезда матери Марианна впервые заметила, что ее платья, еще недавно висевшие мешком — так похудела она от своих недавних горестей — теперь становятся как будто тесноваты. Элинор мягко напомнила ей, что дело тут не только в деликатесах, что подаются к столу в Делафорде, и что через пару-тройку месяцев она уже не сможет скрывать свое состояние.
Мысль эта на несколько секунд повергла Марианну в панику; однако, видя, что пока изменения фигуры заметны только ей самой, она отложила эти страхи — и несколько часов спустя радостно приветствовала матушку и Маргарет.
Недостающие члены семейства, получив приглашение погостить в Делафорде, отправились в путь немедленно, так что появление их застало Марианну почти врасплох. Не успела она опомниться, как матушка уже обнимала ее, и всплескивала руками, и вертела во все стороны, чтобы как следует на нее посмотреть, и восклицала, что дочь ее страх как похорошела в замужестве! По счастью, яркий румянец на щеках Марианны она отнесла за счет понятного смущения молодой жены, а ее готовность говорить обо всем, кроме поспешного бракосочетания, объяснила тем, что Марианна сама стыдится того, как быстро ответила на любовь человека, которого еще недавно высмеивала и называла стариком, хоть ему и не больше тридцати пяти. Так что все страхи Марианны оказались напрасны: мать ее ничего не заподозрила. Большую услугу оказала ей и Маргарет: младшая сестренка в восторге осматривала поместье и засыпала Марианну вопросами — слава Богу, на совершенно безопасные темы.
Понимая, что Элинор не всегда будет рядом — ибо Марианна не оставляла надежды на то, что рано или поздно ее сестра соединится с Эдвардом — Марианна принялась понемногу заниматься хозяйством сама: сначала мелочами, но понемногу начала играть более видную роль, оттеснив Элинор на ее законное место гостьи. Теперь, с приездом матери и сестры, она с радостью и гордостью принимала их у себя, как настоящая хозяйка поместья. Она устроила гостьям настоящую экскурсию по особняку — и ни разу не запуталась в паутине тускло освещенных лестниц и коридоров. Однако внимание к мелочам, которыми прежде занималась Элинор, Марианне пока не давалось, и не раз ей случалось разыскивать в доме то или другое.
Во время одного из таких поисков (куда-то подевались ключи от кладовой) она вдруг наткнулась на сцену самого неожиданного свойства. В малой библиотеке — скромной комнатке, которую полковник обустроил по своему вкусу и поставил там полку со своими любимыми книгами — обнаружила она самого полковника: он удобно устроился в глубоком кожаном кресле, закинув ноги на оттоманку, и читал вслух, а у кресла лежали и внимательно слушали его, подняв головы, два охотничьих пса.
Марианна остановилась у дверей и с минуту молча слушала чтение. Но вот одна собака, далматинская сука, заметила ее и радостно вскочила, как видно, в предвкушении более энергичных развлечений. Одна лишь вполголоса произнесенная команда заставила ее остаться на месте; однако уединение было нарушено — полковник повернулся к дверям и слегка порозовел, увидев, что так взволновало его питомицу.
— О, прошу вас, не останавливайтесь из-за меня! — воскликнула Марианна. Торопливо, чтобы не дать полковнику подняться ей навстречу, она вошла и села в кресло напротив. Второй пес, тот, что поспокойнее, тут же ткнулся мордой ей в ладонь, и Марианна потрепала его по холке. — Как это прекрасно! И часто вы читаете собакам?
— Я обнаружил, что это помогает им успокоиться после охоты. Да и сам я предпочитаю читать стихи вслух: только звучание человеческого голоса позволяет в полной мере уловить их красоту.
— Может быть, тогда продолжите? — предложила она. — Я очень хочу, чтобы вы почитали и мне, и… — она кивнула в сторону собак, не зная, как их назвать.
— Тот, что положил голову вам на колени и выпрашивает ласку — Герцог; а эта непоседливая особа, определенно предпочитающая поэзии хорошую гонку за зайцем — Молли.
— Так вы нам почитаете? — настаивала Марианна.
Снова лицо его озарилось беглой, скупой, но полной значения улыбкой, которую Марианна уже успела узнать и полюбить.
— Если вы вытерпите мое чтение.
— Полковник, я с трудом выношу чтение Эдварда, но ваш дар чтеца никогда не отрицала.
Это новое открытие помогло Марианне еще более сблизиться с мужем. Теперь у них появилось еще одно совместное занятие: по вечерам оба садились у камина, Герцог и Молли укладывались у ног хозяев, и полковник начинал чтение. Нередко они приглашали и Элинор, но та, не желая нарушать уединение супругов, обычно отговаривалась какими-нибудь делами или находила себе занятие в обществе матери и Маргарет. Муж и жена сидели у огня вдвоем, а верные стражи поместья мирно лежали у их ног; и это, быть может, как ничто иное убеждало Марианну, что она в самом деле стала хозяйкой в Делафорде.
