Ivory tower

      «Кто я есть?»       Помню, раньше я мог задаваться подобным вопросом во всех своих песнях, написанных на единый мотив. Пока недруги порицали меня за лень, а друзья – восхваляли мою экономность, стремился найти совершенную форму ответа. Когда поиск в творчестве не принёс результатов, стал спрашивать мнение окружающих, но слишком быстро утратил к нему интерес. Разуверившись в мире, как внутреннем, так и во внешнем, я до сих пор не оставил надежды увидеть подсказку меж строчек Святого писания.       Иногда я даю себе передышку и время обдумать простые вопросы. К примеру:       «Где я?» и «Какой сейчас день?»       Бесшабашный ритм надоел мне сильней чужих взглядов, поэтому, где бы ни засыпал, возвращаюсь в размытые грани уединения и одиночества. Замечтавшись о первом, я запер себя в неприступную башню, но вскоре узнал, что желающих навестить меня в ней крайне мало.       Почти не жалею об этом, ведь выдуманный мирок идеален по-своему и даёт мне заветную тишину вместе с правом нарушить её громким криком, включив до одиннадцати. Я не ждал никого в его стенах, но гости приходят без приглашения. Напоминая, что здешние стены тонки, словно мыльные пузыри.       Вечерами в них появляются лица из моего прошлого. Те, кто презрел наихудшие качества и постарался не замечать их во мне... или просто не захотел видеть. Из страха, что близкие будут стыдиться меня, я дотла сжег мосты между нами. С тех пор я плачу за свою мимолётную трусость и очень жалею, что не успел… рассчитаться сполна по возможности.       Ведь коль скоро чужие итоги подведены, а момент для моих не настал… Они молча уходят, оставив меня одного. Время мчится с немыслимой быстротой, на ходу забывая лечить мои раны, но верю: когда-нибудь боль притупится.       Однажды мы снова увидимся, брат, а пока наша встреча не состоялась…       Во тьме проступают черты старых-добрых приятелей, что попытались принять все мои недостатки, но не рассчитали соотношение сил. Я могу лишь гадать, чего именно ждали от дружбы со мной, но, похоже, не смог оправдать никакое из ожиданий.       Иной раз, когда некто хотел от меня одобрения, я указывал на пустоту в его сердце, заполненном ненадёжными радостями. Вероятно, завидовал, потому что не мог ощутить мир на кончиках пальцев, и зря обвинял их в своей неспособности.       Попадаются также и те, кто искал во мне должный пример, вроде старшего брата. Желая смотреть сквозь разрез моих глаз, как из окон. Забыв, что и братья способны рассориться вдребезги.       Напоследок они оставляют разочарованный взгляд, словно больше сюда не вернутся. Я мог бы окликнуть их и укротить свою гордость, однако... Уверен, попытка окажется тщетной.       Прости меня, друг, я не в силах отдать тебе то, чего сам не имею. Наверное, лучше не попробовать вовсе.       В Час Тигра – темнейший из предрассветных часов – появляются смутные силуэты объектов сомнительных маний… Не всех, разумеется. Большинство из них было свидетельницами страстей: неразборчивых в своих вкусах мадам, вспоминающих с нежностью самые грязные прихоти.       Есть и те, кто позволил себя обожать, подарив мне по разным причинам бессонные ночи. Любая из них оставляла на память ни с чем не сравнимый и значимый след в моей жизни. Поэтому я не стыжусь, что был столь восприимчив к их чарам, и собственной прошлой наивности.       Во всех текстах я умолял о любви, но когда скоротечный дурман прекращал своё действие, ощущал только горечь. С годами я понял, что истязал себя зря, ведь цена порождающей музыку боли немыслимо высока. Уплатив её, моё сердце порой опрометчиво пропускает удары.       Гордыня мешает нам говорить, пока смысл подбираемых слов не утрачен. Мне хочется сохранить свою версию, что ни к одной из них не возникало и тени от истинных чувств, а сверкнувшая искра была увлечением. Как бы ни было, я не вставал на чужом пути к счастью, хоть многим удобней винить в неудачах меня.       Я закончил бы это историю по-другому, но мало что смыслю в счастливых концах. Извини меня, милая. И уходи.       Наконец-то признавшись себе в своих слабостях, я попрощаюсь со всем, что пытается удержать меня в прошлом. Вдыхаю поглубже и мысленно отпускаю на выдохе обитателей снов, а едва вслед за ними в рассветных лучах растворяется страх одиночества... понимаю, что нахожусь не один.       Я так свыкся с надёжной тюрьмой и пристанищем, что не заметил твоё появление здесь. После встречи с тобой мне отчаянно захотелось поверить, что мир, от которого я отвернулся, не столь безнадёжен для старого рокера. Только тебе я обязан порывом в него заглянуть.       Мы так мало знакомы, но ты почему-то считаешь, что я заслужил куда большее, чем обладаю. Возможно, твой вывод поспешен, и всё же… Могу ли я привязаться к тебе? Не уверен, что в праве обременить тебя этим. В конце концов, вынести моё общество может не каждый.       Прожив почти две трети века, никто не изменится в лучшую сторону. Потерпев поражения в дружбе и настоящей любви, я не в силах сулить ни того, ни другого. Однако могу отплатить пониманием и безмерной свободой. Той самой, которую мало кто позволяет себе, кроме девушки лет двадцати с небольшим, засыпавшей, как ты, у меня на диване. Так сильно напоминающей мне о тебе… в своё время. Которое я люблю...       Её ласковый взгляд, но теперь-то я знаю, что в нём иногда могут скрыться печаль и разъевшая душу тревога. Позволь мне увидеть их! Подари себе право смеяться без явной причины и чувствовать грусть, обесценить которую я не посмел бы. Как я не посмею удерживать тебя жалостью или силой. Поэтому если однажды захочешь исчезнуть без объяснений, не жди подходящего повода. Нам уже приходилось прощаться друг с другом не раз.       Когда жизнь разведёт нас по разным дорогам, я буду, как прежде, один в ожидании следующей встречи... Наверное, я никогда не сумею проститься с тобой навсегда…       Перед тем, как открыть глаза, я сосчитаю до дюжины, и зажмурюсь от яркого света. Едва ночь сменяется утром, все призраки памяти исчезают в ней… но не ты. И сейчас я почти что уверен.       Со мной – так ли важно, насколько?       На краткий миг... я согласен поверить, что прошлая жизнь оказалась моим беспокойным видением. На секунду мне чудится, будто за окнами завершает свой бег лишь второе тысячелетие от Рождества. Мы с тобой ещё молоды и небезгрешны, жалеем о чём-то… Возможно, своём же молчании? Я хотел бы узнать…       А ты спишь, улыбаясь во сне, пока солнце играется с белокурыми прядями, выделяя особенно светлую среди других. Наклонившись над ними, я чувствую кружащий голову аромат речных лилий, внушающих воспоминания, а ответ вдруг становится очевиден.       «Мы. Здесь. Сегодня».       Пожалуй, что этого хватит обоим.       – Doro, it’s time for you to get dressed.