Ты принадлежишь мне

Шерил Блоссом никому не отдаст то, что принадлежит ей. Впрочем, найдутся ли глупцы, рискнувшие посягнуть на ее собственность? Начинать войну с Шерил это все равно что собственной рукой набросить на шею петлю — она неумолимо затянется и перекроет кислород, и спасения ждать будет неоткуда. Шерил со своей сладкой улыбкой яд распостраняет по чужим венам умело и беспощадно — туманить чьи-то умы сладкими речами, подкрепленными сомнительными мотивами, у нее всегда получалось блестяще. Шантаж, наверное, не лучший способ привязывать к себе людей — но зато действенный, а чужие секреты к ней стекаются рекой, и это какая-то темная магия, мягкой манящей аурой окутывающая Шерил. Она королева — ни больше, ни меньше, и ей это нравится. Манипулировать другими так просто, так забавно, так увлекательно! О, и это немножко грустно — вот о чем думает она порой. Ее идеальный мир такой хрупкий и такой искусственный ведь — всего одна правда может порушить целые пирамиды лжи… Но кто отважится на такое? Кто отдаст себя на растерзание жаждущим хлеба и зрелищ, решившись обнажить свои самые грязные тайны, кто кинется в омут с головой, уничтожая свою репутацию ради минутной слабости, кто рискнет положением фаворита ради призрачной надежды на что-то лучшее? В Ривердэйле фамилия Блоссом была равна успеху и богатству, власти и очарованию — кто променял бы все это на безымянное ничто и на мстительное преследование оскорбленной Шерил? Ответ был прост — никто. Ее фальшивые друзья и фальшивый возлюбленный падали перед нею на колени — и их страх, их желание угодить ей были самыми настоящими вещами в этом мире. Что еще имело значение, кроме того, что она была той, кто дергает за ниточки и управляет всем?.. Айзек Лэйхи думал, что смирился с ролью любимой игрушки. Шерил когда-то стала для него откровением, единственным шансом выйти из тени, быть услышанным и быть понятым, быть особенным. Она была так добра к нему, так внимательна, она озарила его своим светом так, будто он имел на это какое-то право — он, сирота, едва ли не беспризорник, одиночка которого чурались все. Наверное, потому он и рассказал ей — она ведь была единственной, кому было на него не плевать — наверное, потому он и был так глуп, так наивен… Но никто до Шерил не замечал его, никто до Шерил не желал услышать и понять его историю, никто до Шерил даже не пытался вникнуть… То, что он убил своего отца, когда предоставился случай, и избежал за это наказания благодаря стечению обстоятельств — это было правильно. Шерил шептала ему это каждый раз, когда он готов был забыться и проявить нрав, каждый раз, когда он был на грани бегства из ее объятий, каждый раз, когда на него снисходило прозрение и он видел себя настоящего: просто грустный и жалкий мальчик, который хотел любви, а угодил в ловушку. Шерил владела его тайной и владела им самим — владела по-королевски, беспощадно и вместе с тем так нежно и трепетно, как могла только она. Бремя ее власти порой бывало таким сладким, что к горлу подкатывала тошнота, а временами такая невыносимая горечь заполняла Айзека, что не хватало сил даже заскулить побитой собакой. Когда в его жизни появилась Мэйв Уайли, горечь стала ему постоянной спутницей — потому что Мэйв не нужно было шантажировать его, чтобы привязать к себе, а Шерил никогда бы не ослабила поводка и не отпустила его. Горечь росла и крепла, ширилась и становилась кромешней любой тьмы, трансформируясь в холодную ненависть, и прежде всего — к себе самому. Чувства к Мэйв не были сильнее страха оказаться во власти полиции, собственное малодушие держало его рядом с Шерил крепко-накрепко. Мэйв Уайли не играет в идиотские игры. Для нее все всегда было просто, к черту полутона и полунамеки, у нее лишь одна жизнь, и в этой жизни и так предостаточно дерьма, чтобы множить его собственноручно. Идти у кого-то на поводу — нет, это не для нее, она с малых лет только этим и занималась, и теперь вот, оказавшись предоставлена сама себе, твердо знает, чего хочет. Айзек Лэйхи приходит только под покровом темноты — проскальзывает в ее трейлер и ужасно злит ее своей манией конспирации. Он так уверен, что ей нужна огласка, что даже забывает ее саму об этом спросить — Мэйв бы ему сказала, что ей это ни к чему, она никого не стремится привязать к себе. Вот только Айзек не спрашивает — Айзек приходит к ней за утешением и очередной дозой почти нездоровой страсти, им разговаривать некогда, ведь едва они успеют разомкнуть объятия, как Лэйхи уже кинется прочь, по первому зову его так редко умолкающего телефона. У Айзека есть хозяйка, это для Мэйв не секрет, и ей на самом деле чужого не надо, просто… Просто каждый раз, когда они видит Лэйхи на своем пороге, ей не хочется его прогонять — она не влюбилась, нет, просто ей нравится быть кому-то нужной, а Айзеку она нужна. Ей и в голову не придет заявлять на него свои права, когда днем в городе она встречает Айзека в компании Шерил — верный пес и его хозяйка на прогулке. Айзек старательно избегает смотреть на нее, на Мэйв, делая вид, что они не знакомы, а Шерил усмехается так знающе, так ядовито, что Мэйв с души воротит. Это не для нее, она в этом участвовать не желает — и все-таки снова впустить Айзека вечером в свой трейлер и сомкнет руки жарким кольцом у него на шее. Айзеку понадобилось несколько месяцев, чтобы принять решение, чтобы набраться смелости и взглянуть Шерил в глаза, когда он произнес: — Я люблю Мэйв, Шерил. Шерил моргнула, явно не особенно удивленная этим внезапным откровением, а затем мягко улыбнулась, как улыбаются порой капризничающим малышам: — Какая разница, глупенький? Ты принадлежишь мне. Айзек, ожидавший чего-то иного, готовившийся парировать и защищаться, подобравший сотню оправданий и разыгравший у себя в голове сильную эмоциональную сцену, оказался сражен в одно мгновение простой и ужасной истиной. Ему было нечего возразить — Шерил сама прочла в его глазах о капитуляции. Он все еще не хотел попасть в тюрьму, а любовь к Мэйв Уайли Шерил никогда и не ставила под запрет — вот только отчего же на душе все так же гадко?..