Милая, если убьешь в себе птицу, внутри останется пустая клетка

      Судорожные вздохи болью отдаются в груди, и Санса понимает, что каждый из них может оказаться последним.       Снаружи раздаются крики и стоны мертвых, воскресших и умирающих… Все вокруг тонет в ужасных, гулких, пустых и холодных звуках войны. Санса задумывается о том, насколько темна кровь в лунном свете, как она окрасит снег и замок Винтерфелла, и если они выживут, какова вероятность того, что она отмоется? Или же печальные отголоски мертвых и следы их присутствия останутся в этих землях на тысячелетия вперед, напоминая ей о ночи полной беспомощности, бессилия и ожидания?       Санса уже давно не ощущала такого отчаяния, и сейчас… чувства ударили с новой силой, она застряла в прошлом, в воспоминаниях о детстве, подобно птице в клетке.       Подрезанные крылья, стремящиеся к небу.       Она закусывает губу и нервно сжимает свою руку.       Санса вновь бросает взгляд на Тириона, который беспокойно ходит из стороны в сторону, пытаясь как-то помочь людям в крипте. В каком-то смысле он всегда был галантным, не совсем как рыцарь, конечно, но близко к этому. В Тирионе нет твердости духа благородного воина, но его острый ум и интеллект всегда готовы оказать помощь и дать ценный совет.       И доброта.       Он подарил ей необыкновенную доброту, и Санса никогда ее не забывала, даже когда хотела этого.       Раньше все было куда проще…       Под тусклым светом факелов и редких свечей, освещающих крипту, его волосы отдают медно-красным, напоминающим ее природный оттенок… Ее дорогой супруг, волосы которого не белокурые или черные как вороново крыло, а что-то среднее между этими цветами. Под блеклыми огнями тлеющих свечей, пророчащих конец света, они и вовсе кажутся темно-рыжими. Отдаленно похожими на ее струящиеся пряди.       Санса выдавливает улыбку, дыхание перехватывает где-то за ребрами, даруя непривычное удовольствие.       Сердцебиение учащается, и Сансе становится очень страшно, она боится показаться слабой и уязвимой.       Он никогда не причинит ей вреда…       Тирион все еще пытается рассмешить ее, все еще старается выдавить улыбку у взрослых своими острыми замечаниями, а у детей — нелепыми ужимками. Санса уверена, что он нарочно споткнулся, чтобы забавно шлепнуться на задницу.       Возможно, это выглядит отчасти унизительно, но не впервые ли за ночь в стенах крипты раздается детский смех?..       Ее губы подрагивают, а улыбка постепенно исчезает.       Сансе страшно от того, что даже если она выживет, ей придется иметь дело с призраками прошлого.       Она поднимает глаза, встречаясь взглядом с девушкой с пышными кудрявыми волосами (кажется, Миссандеей?), вставшей на сторону Дейенерис в недавнем разговоре. Санса не винит ее в преданности своей Королеве, тем более сейчас, когда они прячутся в безопасности, пока где-то там сражается Дейенерис. Эта девушка — слуга Драконьей Королевы, она понимает ее желания, историю и другую сторону мира.       Разве она знает о том, как ее дедушка и дядя потеряли головы? А то, что ее брата и маму зарезали, как свиней? Или то, как Болтоны, не жалея, отнимали у них все?       Если Сансе доведется увидеться с Теоном, то она извинится перед ним. Она не забыла, как сказала, что сделала бы с ним тоже самое… Санса мечтает забрать эти слова обратно, хочет убедить Грейджоя в том, что Робб простил бы его. Если она выживет, то обязательно об этом скажет.       Тирион нервно сглатывает, и Санса замечает, что они смотрят друг на друга.       А его взгляд такой нежный, словно он опасается первым нарушить тишину. Звучит абсурдно, но Санса знает Тириона немного лучше других.       Она не хочет ему улыбаться, но все же поддается мимолетному порыву — уголки ее губ слегка приподнимаются.       Возможно, ей следует извиниться за слова о том, что единственная серьезная проблема у них на пути — его Королева. Скорее всего, со стороны это выглядело так, словно она подстрекает Тириона, настраивает его против Дейенерис, но на деле она просто погорячилась, бездумно высказав свои сомнения. Санса спрашивает себя: «А правда ли это?» и чувствует, как от этой мысли на ее щеках появляется едва заметный румянец.       Сказанные сгоряча слова были произнесены на эмоциях и от всего сердца.       Стыд за беспомощность там, наверху, страх из-за его желания выйти из крипты, радость от того, как он возвращается к ней и остроумные фразочки, брошенные друг другу, — от всего вместе кружит голову, заставляя в порыве произнести глупые слова.       «Желаешь ли ты его, Санса?»       Она спрашивает себя, но в голове отчего-то звучит вкрадчивый голос Мизинца.       «А что, если и так?»       Ее взгляд падает на статую отца… Скорее, на довольно сомнительной внешности скульптуру, которая должна быть его копией — Санса почти смеется, думая про себя, что статую следует переделать, когда этот ужас закончится… Если он закончится… Глаза ее отца были совсем не такими. У него никогда не было сурового взгляда, в нем читались только забота и любовь. Когда отец привычно хрипловато произнес: «Мы найдем тебе достойного супруга: храброго, нежного, сильного», утешая и командуя одновременно, в его глазах не читалось подобной суровости— только чуткость и теплая родная привязанность, подобные ласковым прикосновениям ветра к листве в лесах за Винтерфеллом.       «Храбрый, нежный, сильный… Все эти слова о нем. И это лишь маленькая толика того, что можно сказать… Он остроумен, талантлив, умен, добр и смешлив, всегда уместно ситуации…»       Тирион умеет вызывать у нее улыбку, Тирион защищает ее.       «Все верно, он не принц Эймонд.       Да и Рыцарем Цветов его трудно назвать».       Возможно, все это не так уж и важно.       Однако его Королеве не знакомы ни ее мучения, ни страдания ее народа; быть может, она действительно любит Джона, но своим Королевством дорожит куда больше… Санса ее не осуждает, потому что она тоже любит Север больше, чем…       Мысли резко обрываются, и она замирает.       В этот раз Санса уже уверена, что краснеет до самых кончиков ушей, подобно спелому яблоку.       Тирион хмурится, сдвигая брови, и, кажется, обеспокоен увиденным; чужие пальцы вздрагивают от желания подойти поближе, но мужчина не двигается.       Почему-то Санса хочет, чтобы он сделал первый шаг. Впервые.       Ее мысли прерывает резкий звук, затем еще один бессильный, душераздирающий, скрипучий крик, отданный этой ночи. Лилли поднимается, оборачивается и тянет к себе поближе маленького Сэма.       Они здесь.       Они в крипте.       Она не может шелохнуться — «нет-нет, только не снова, ну же, двигайся, пустите меня, дайте же сбежать отсюда» — при виде того, как кого-то хватают и утаскивают. Повсюду раздаются крики. Отвратительные звуки поедания человеческой плоти, растерзания живых вопящих людей. Ей это знакомо.       Рамси. И его собаки.       Этим бешеным тварям скармливали любого, кто проявлял к ней хоть какую-то доброту, кто пытался… Секундой позже Санса ощущает чужую руку на своей и чувствует, как подкашиваются колени.       Статуя ее отца.       Санса бежит к нему в поисках защиты, прячась за него, за саркофаг… Она слышит, как Тирион кричит женщинам и детям спрятаться, и манит его к себе.       «Подойти ко мне».       Она тянет его за руку.       «В этот раз я не оставлю тебя одного наедине с опасностью».       Когда они прячутся в темноте, на мгновение ей кажется, словно ее сердце вырвалось из грудной клетки, оставив после себя зияющую дыру. Кровь кажется густой, а пульс подскакивает вверх, барабанит в голове, отчего становится трудно мыслить.       Помещение заполнено криками — мучительными и отчаянными. С оглушающим эхом они отдаются по каменным стенам крипты леденящими душу, чавкающе влажными звуками борьбы.       Тирион задыхается, пытаясь успокоиться и привести дыхание в норму. Сансу трясет, как от озноба, она вцепилась в надгробие, чувствуя под пальцами плоский, гладкий и холодный камень.       Она не убирает рук и закрывает глаза.       Тирион осторожно выглядывает за саркофаг, а затем снова поворачивает голову в ее сторону.       Она рвано дышит, намного громче, чем следовало бы.       Ее губы подрагивают. В голове неописуемый ужас.       «Я не хочу этого, я не хочу умирать».       Пальцы крепче сжимают врученный Арьей клинок («тыкай в них острым концом», — что за нелепый совет? О, боги), и Санса вздыхает, думая: «Я не могу их убить, я не смогу этого сделать…»       «А что если я… Если я сама о себе позабочусь, тогда, возможно, я умру безболезненно…»       Ее не пугает смерть, она уже множество раз оказывалась ее свидетелем, но предшествующая ей боль… Санса помнит ощущение липких ищущих губ Рамси, пытающегося поцеловать ее после своих извращенных пыток.       «Только не он, только не боль, пожалуйста, только не снова!»       Она замечает обеспокоенный взгляд Тириона.       И в нем читается столько понимания, ощущается столько заботы. В голове мельком проносится мысль: «Один глаз у него зеленый, а другой — почти что черный, словно деревья летом и зимой».       Она показывает кинжал, хватает его в руку и замирает.       Тирион смотрит на нее, а в его глазах страх: не из-за мертвых, а за нее, будто он сумел понять поток ее абсурдных и диких мыслей и потребность самой решить, какой будет ее судьба.       Тирион наблюдает за ее движениями.       И когда их взгляды вновь встречаются, Санса наконец-то видит его. Возможно, впервые в жизни по-настоящему.       Может быть, такое случалось ранее сотни раз, но сегодня был тот единственный миг, который она признала сама.       Его нижняя губа легонько подрагивает, когда он обеспокоенно скользит взглядом по ее лицу. Они дрожат, спрятавшись за гробницей, где был похоронен ее отец.       «Храбрый, нежный, сильный…»       Их вздохи тяжело отдаются в спинах, наполняя грудные клетки до предела, но кислород совсем не доходит наверх, отчего в голове наступает странная легкость. У Сансы перед глазами все плывет, и от этого ей, наверное, уже не так страшно.       «Он со мной».       Ее подбородок подрагивает, а в горле встал огромный душащий комок. Она колоссальным усилием сдерживает слезы. Как же страшно.       Санса наклоняет голову и хмурит тонкие брови; волосы разметались по гладкой плитке гробницы. Она не может отвести взгляда от глаз Тириона.       Словно они связаны.       Словно они подходят друг другу.       «Может быть, в другой жизни… возможно, даже в этой…»       Она хочет открыть рот и произнести эти слова. Взгляд Сансы падает на губы Тириона, заставляя задумываться и страшиться того, что может произойти. Санса о стольком хочет ему рассказать, но не может вымолвить ни слова, да и все фразы кажутся такими неподходящими.       За статуей раздаются крики и вопли.       «Я не хочу с ним больше расставаться. Я больше не жалею о нашей свадьбе. Я скучаю по нему. Рядом с Тирионом я всегда чувствую себя в безопасности. Я знаю, что он добр, прямо как мой отец. Самый благородный мужчина, которого я только встречала.       Мне кажется, я в него влюблена.»       Сансе нельзя такое произносить.       «Все и правда сводится к Драконьей Королеве, если бы это зависело от меня… Если бы все зависело от меня, то на свете не существовало бы ни единого дня, когда я не вспоминала бы о нем с улыбкой на лице, а… сейчас, находясь на краю пропасти…»       Сансе хочется об этом рассказать, но она не смеет. В этот момент Тирион смотрит на нее, словно просит одуматься, не поддаваться панике.       Санса уверена, что может выбрать себе кого угодно, но ее мысли крутятся вокруг него, отчего хочется расхохотаться во все горло. Вместо этого Санса поджимает свои приоткрытые губы.       И теперь она понимает, что им следует перестать прятаться за саркофагом, потому что они приближаются.       Но ей так страшно… Тирион вздыхает одновременно вместе с ней.       А затем он берет Сансу за руку и ласково поднимает ее ладонь.       Тирион смотрит ей прямо в глаза: она никогда не видела столько доброты и преданности в одном взгляде. Тирион кажется сразу и грустным, и счастливым.       Может быть, он сошел с ума.       Тирион целует ее руку, так нежно и по-рыцарски благородно, а затем улыбается.       Он улыбается, и Санса слышит в своей голове четкое: «Я не дам тебя в обиду».       «Я тебе верю», — отвечает она мысленно, и они оба задерживают дыхание.       Затем, не ослабляя хватки, он резко выдвигается, выбегая из-за укрытия.       Тирион охраняет ее, он защитит ее несмотря ни на что… Санса в этом уверена.       Он ведет ее до другой небольшой гробницы, где за статуей еще одного покойного, дорогого ей члена семьи прячутся другие выжившие: Варис и дети, крепко прижавшиеся друг к другу.       Тирион тянет ее вперед, чтобы лучше спрятать, и на секунду Сансе кажется, что он оставит ее.       Она сжимает крепче его руку, зовёт, притягивает к себе ближе.       «Не уходи».       Со спины Санса почти не видит его лица, но чувствует касание губ. Тирион сначала пытается что-то сказать, приоткрыв рот, а затем закрывает его и медленно вдыхает носом воздух. Санса задается вопросом, улыбается ли он сейчас.       Тирион придерживает ее сзади за талию.       Санса закрывает глаза, жмурится и молится. Впервые за долгие годы, впервые после смерти матери и Робба она снова молится.       «Дай нам сил выжить, дай нам сил выжить. Мама, матушка…»       Ладонь, которую поцеловал Тирион, горит огнем. Санса прижимает ее плотнее к груди.       Она дрожит в его объятиях.       И на мгновение Санса переносится в свадебные покои, в их брачное ложе, когда он не посмел прикоснуться к ней, когда он выступает против слов отца, чтобы хоть как-то ее обезопасить… Пухлая нижняя губа дрожит, а на глаза наворачиваются крупные горячие слезы.       Она не издает ни единого звука, но Тирион только крепче сжимает ее руку.       «Храбрый, нежный, сильный…»       Мог бы ее лорд-отец предположить, что Бес сумеет обезопасить ее лучше любого рыцаря, сможет стать ближе и нежнее любого принца? Мог бы ее лорд-отец предположить…       «Вновь спроси меня, — она запинается и с силой закусывает губу, — если мы выживем, ну же, спроси меня. Мне не страшна Королева Драконов, возможно, я передумаю…»       Она знает, Тирион не осмелится дать волю таким мыслям.       Не посмеет надеяться на то, что его смогут полюбить.       «Какой же он глупый. Храбрый, нежный, сильный… и такой… такой слепой».       Ее губы трогает едва заметная улыбка, пока ужасающие звуки вокруг медленно стихают.