***
— Ты в стартовом составе! — заорал Мо на ухо Парехо, едва не оглушив девушку, которая прибывала в состоянии дрёмы. — Что? Я?! — Мо вскочила на ноги и повернулась к одноклубнику лицом. На её лице читался такой шок и растерянность, что Парехо начал ржать. — Ты, ты! Между прочим, в старте в сборной России Денис тоже есть! — Отлично, — пробурчала девушка и пошла прочь от развеселившегося сокомандника. Она отошла от ребят и повернувшись спиной к ним, двинулась к Альваро. Тот стоял к ней лицом и не мигая, глядел на её ноги. Да, за такой голодный взгляд Мората мог бы быть спален с потрохами, и его обычное спокойствие как рукой сняло. — Ну что, рада? — он приблизился к девушке и незаметно ото всех положил руку ей на талию. От этого прикосновения у Мо по коже побежала тонна мурашек, и в горле тут же встал ком. — Нет, — честно призналась Рамирес, убирая руку с талии. — Здесь столько лишних глаз, которые словно наблюдают за нами. Нам не уединиться тут, слишком уж много тут твоих одноклубников, — она указала головой на Коке и других игроков Атлетико, дружно ржавших в стороне. Лицо Альваро искривила лёгкая усмешка, и он прошептал Рамирес почти на ухо, жарко дыша ей в шею. — А не всё ли тебе равно, что и кто о нас подумает? Давно бы пора сделать каминг-аут, а? — и засмеялся так тихо, как только мог. — Ты с ума сошёл?! — почти в голос прогнивала шокированная Мо, слегка отталкивая Мората от себя. — Если это случится, то вокруг нас начнутся сплетни, а меня ещё и из сборной исключат! Ты этого добиваешься? — Я же пошутил, Мо, — сказал ей Альваро, пряча улыбку. — Не воспринимай всё так серьёзно!***
Коридор, лестница, подтрибунка… Мо было страшно идти, и в пелене она видела лишь лица товарищей по сборной. Девушка уже даже хотела разреветься, как маленькая, но сдержалась и обернувшись на Альваро, кивнула ему. Из-за двери вышли игроки сборной России, среди которых девушка увидела Черышева, который о чём-то говорил с двумя близнецами. Он не смотрел на неё, ему не было дела до неё. От Альваро не укрылось то, каким взглядом прожигает девушка русского. — Он тебе нравится. — Что? — Мо обернулась на возлюбленного и снова увидела это холодное спокойствие мужчины, как тогда, на родном стадионе в Мадриде. От этого спокойствия и безразличия сердце Рамирес обливалось кровью, и девушка сразу чувствовала нехватку воздуха. — Я не виню тебя, просто не лги, а скажи, что он тебе нравится, — железным тоном велел ей Мората, словно всем алим существом указывая на ничтожность Рамирес перед ним. Девушка и так ощущала себя ниже Альваро на несколько уровней, и он явно пользовался этим, сам того не подозревая. — Ты прав, он нравится мне. Но ты для меня всегда самый самый, я люблю только тебя, — Мо не стала бы врать ему, ведь он видел любую ложь даже в глазах. — У нас игра, Моника Алана Рамирес, и не смей растекаться и позволять эмоциям взять верх над мозгом, — отчеканил Мората и отвернулся от девушки. А в душе Мо опять встал ком, ведь он назвал её полным именем, а не ласково, как обычно! Нет, это сон! Между тем они вышли на поле, потом звучали гимны их стран, а дальше для Мо пришла та пелена, которая была на её глазах после той игры. Играла она как в тумане, изредка слыша крики тренера с бровки, в общем была роботом. Иногда, встречаясь с Денисом, она оживала, подключалась к атакам, выводила мяч из игры, и вообще переставала быть бревном. Да, ей не хотелось играть против одноклубника, но что тут можно было поделать? Основное и дополнительное время было окончено, а счёт был 2:2. Мо уже не помнила, как играла дальше, как судья кричал что-то Рамосу, как устанавливали точку для пенальти, как решали, кто будет бить первым. Она не слышала, а просто стояла. — Рамирес! Бить ты сейчас будешь, первый! — окликнули её Альба и Парехо. Девушка на ватных ногах прошла к точке и замерла. Черышев стоял рядом с точкой и с явным сожалением глядел на неё. В пол-уха послушав указания судьи, Мо отошла на нужное расстояние от мяча и приготовилась к свистку. Это её первый пенальти за сборную. Все, что ей приходилось бить в клубах, были не важны. Руки тряслись, и Рамирес было тяжело сконцентрироваться. Арбитр свистнул, она разбежались, ударила по мячу, и тот полетел в верхнюю девятку. Болельщики взревели, а Мо упала на газон. Она смогла, ватные ноги не помешали принести очко команде. Но это не спасло от проигрыша. Последний пенальти вратарь сборной России отбил кончиком ноги. По полю неслись русские, обнимались, кричали и говорили что-то друг другу. Мо обернулась на Дениса и увидела его, крепко прижатого к телу Фернандеса, и что-то шептавшего ему в кучерявые волосы. Мо смахнула слезу и отошла от них к молчавшему Альваро. — Ты знаешь, а они молодцы, — сказал Мората, глядя на счастливых русских футболистов и болельщиков. — Молодцы, — без особых эмоций повторила Мо, тупо смотря на эмблему на футболке мужчины. А после не выдержав, уткнулась ему носом в грудь и заревела на весь стадион. Словно забыв о присутствии тысяч людей, Мората обнял её и незаметно утёр слезу тыльной стороной ладони. Они стояли так, обнявшись, а вокруг них словно исчез мир. Внезапно, оторвавшись от бывшего одноклубника, Рамирес увидела, что на неё из-за спины Марио, не мигая, смотрит Черышев. Всего одной секунды потребовалось для того, чтобы он сказал ей этим взором «я понял всё, извини, не буду больше пытаться». От этого внутри Мо всё свернулось. И не отрываясь от Мората, девушка лишь помотала головой, глядя в газа Денису. Их разделяла огромная пропасть, а на самом деле несколько метров. Он обнимался с Марио, а она с Альваро. И вселенная старалась не пересекать их между собой, так как оба имели что-то своё. Рамирес продолжала смотреть за спину обнимающего её любимого, а Денис уже отвернулся и посылал воздушные поцелуи публике. Внезапно тепло рук Альваро пропало, и девушка непонимающе уставились на него. — Ты и сама не знаешь, чего хочешь, Моника, — он снова назвал её полным именем, и это было пыткой для Рамирес. — Я думал, ты сильнее, но ты не выдержала без меня всего два месяца, и кто-то другой занял моё место. — Альваро! Что ты говоришь?! Я не предала тебя бы никогда, ты знаешь! — плача, ответила девушка. — Это не наша сборная проиграла, а ты проиграла мне и лишилась моего доверия, Моника Алана Рамирес. Я разочарован в тебе, — и снова полное имя и железное спокойствие острым копьём проткнуло сердце Моники. Он не доверяет ей, но как же? — Я… Я просто… — запиналась она, не в силах вымолвить чего-то более членораздельного. — Ты не так понял! — Я всё понял, — одними губами прошипел ей Мората, притянув её к себе за горло футболки. — Найди причину, по которой я должен тебя простить, и я забуду этот диалог и случай. Моника и ахнуть не успела, как Мората отошёл от неё и двинулся за остальными в раздевалку. Она же, наплевав на все приличия, ринулась к Денису. — Сволочь! — гаркнула девушка парню. И не желая продолжать разговор, пошла за расстроенными сокомандниками. — В чём я виноват, Моника? В проигрыше вашей сборной? Но я должен был бить! — возмутился Черышев, идя за ней. — Ты виноват во всех моих бедах, из-за тебя у меня всё по пизде идёт! — обернулась на него Рамирес, щуря глаза. — Когда ты появился в моей жизни, всё к хуям слетело с катушек! Из-за тебя я потеряла Альва… — она осеклась, поняв, что сказала лишнее. Но молчавший Денис понял все и без слов. Не говоря ни слова, он миновал Монику и прошёл к своей раздевалке. Рамирес ещё долго стояла на опустевшем стадионе, смотря на ворота, на то место, где она обняла возможно в последний раз Альваро. Мо не плакала, а просто тёрла сухие щёки, оставляя красные следы от рук на них. Альваро ушёл, и скорее всего больше не вернётся, и тогда она останется совсем одна. И их отношения всегда будут мрачными. Мората солгал, он не забудет этот диалог, как он сказал. И искренне любить и улыбаться Рамирес он не будет. Никогда. Но и сблизиться с Денисом она тоже не сможет, ведь в пылу истерики она наорала на него, обозвала, да ещё и дала понять, что он напрасен в своих попытках с ней замутить. Мо стало тошно, теперь она возненавидела себя за своё жалкое существование и за свой длинный язык. Монике теперь не к кому было обратиться, кроме Бензема. И тот отвернётся, узнав о том, что произошло.***
Дома, в Валенсии, Рамирес долго плакала, сидя на окне и глядя на ночной город. Тело горело, страшно хотелось в душ, но сил подняться и дойти до ванной комнаты не было. Моника сидела, обхватив колени руками и просто ревела как маленький ребёнок, у которого отобрали игрушку. А в данном случае у неё отобрали и любовь, и двух ставших ей сильно близкими друзей. Нет, она не будет слаба, но эта слабость уже давно завладела ею. — Я так не могу, не могу, не могу, — шептала она в пустоту окна, выводя узоры на запотевшем стекле. На миг ей пришла в голову идея перерезать себе вену бритвой, но тут же пропала. А как же Парехо и Гайя? Может быть, она сделает это когда-нибудь, но не сейчас. Моника достала из пакета футболки свою и Мората и расстелила их на кровати. Усевшись перед ними, она начала рассматривать, проговаривать, словно мантру, каждую букву, обводя их пальцами. Буквы были словно раскалённые, обжигая руки Рамирес и заставляя её болезненно дёргаться. Долгий перелёт из России в Испанию и три дня беспрерывной истерики и страданий вымотали девушку, поэтому просидев ещё немного над футболками, она уронила голову ровно на то место, где соприкасались их края. Усталость взяла верх, и она выдохлась за эти дни. А сейчас, не видя сновидений, она спала.