Пламя жизни

- Мы ждали этого слишком долго! Мы жаждали их увидеть! – «мы хотим порвать их на сувениры», добавляю про себя, когда из колонок, стоящих у края и отделяющего сцену от кулис, раздаётся довольно громкий возглас Цезаря, - Дамы и Господа, встречайте наших долгожданных гостей! «Несчастные влюблённые» из Дистрикта Двенадцать – Китнисс Эвердин и Пит Мелларк. Зал заходится в очередном вопле, когда кулисы дают возможность восторженной публике насладиться своими подопытными любимцами. Нами. - Присаживайтесь, - мягко проговаривает ведущий, указывая на небольшой тёмно-синий диван, обитый приятной на ощупь материей, - посмотрите, как вас здесь приветствуют. Не хотите перебраться из Двенадцатого сюда? - Заманчивое предложение, Цезарь, - чувствую, что обаятельный Пит Мелларк вступает в игру, когда посланная в зал улыбка, заставляет всех капитолийцев замереть от его слов, - но, боюсь, нам придётся отклонить это предложение. - Почему? – Интересуется не только из собственного, а, кажется, из интереса каждого собравшегося здесь человека, бессменный ведущий. - Мы с Китнисс очень любим Двенадцатый. С ним связано слишком много воспоминаний, порой они не особо счастливых, но мы сможем с этим справиться вскоре. Я уверен. - Ну что же, если передумаете, в Капитолии вас всегда с радостью примут! – С энтузиазмом проговаривает Цезарь, и каптолийцы с ним согласны: повсюду слышны одобряющие возгласы следящей за каждым нашим вдохом толпы. - Конечно, Цезарь! – Теперь моя очередь брать инициативу в свои руки. - Китнисс, не могу не отметить, что у тебя сегодня просто божественный образ, а ты, Пит, в этом костюме просто великолепен! Бьюсь об заклад, уже завтра в газетах ваши чудесные наряды будут восхвалять именитые модные критики. Кто же сотворил эти простые, но очень стильные образы? Только сейчас обращаю внимание на то, во что одет Пит. Идеально белоснежная рубашка с парой расстёгнутых верхних пуговиц, светло-коричневые лёгкие брюки в сочетании с более тёмными по цвету лаковыми туфлями смотрятся очень стильно и даже сексуально. Кажется, мы и правда выглядим просто, но гармонично. Похоже, наши новые стилисты действительно не промах – они сделали всё возможное, чтобы мы смотрелись на публике именно так, как того хочет Пейлор. - Спасибо за столь высокую оценку, Цезарь! Уверен, что и твой чудесный костюм будет завтра на первых полоса модных колонок. – Всё так же улыбаясь, проговаривает Пит, указывая на тёмно-серую одежду Фликкермана. - Нужно отдать должное нашим новым стилистам – Аллеи и Марку. Они знаю своё дело. - Так давайте поприветствуем этих творцов прекрасного! – Вновь воодушевленно проговаривает Цезарь, указывая на первые ряды в зале. Мгновенье, и лица Марка с Аллей озаряет яркий свет прожекторов. Они мило улыбаются и машут в камеру. Замечаю, что лицо почти всегда веселого и оживлённого ведущего стало грустным и напряглось. Это значит лишь одно – следующие вопросы мне точно не понравятся. - Все мы помним, чем закончилась Квартальная бойня. Вы на долгое время были в разлуке. Что Вы чувствовали в этот момент? Каково было оказаться в сотнях миль друг от друга? - В голосе ведущего больше не слышно той радости и восторга, которые передавались всем собравшимся, а в глазах читается интерес, смешанный с сочувствием. Это слишком личное для меня. Для нас обоих. Но мы в оковах Пейлор, а это значит лишь одно – правда должна прозвучать чего бы нам это не стоило. Вот только в условии президента есть «брешь» - только мы можем контролировать дозировку реальности в тех словах, что прозвучат на публике. - Первое время было ужасно. Казематы – не то место, где мечтаешь оказаться. Но это далеко не самое плохое. Ужаснее было то, что первое время я не знал что с Китнисс. Жива ли она вообще, - чувствую, что в словах Пита лишь правда, горькая, болезненная, но правда. Чтобы хоть как-то дать понять, что понимаю его, слегка сжимаю тёплую ладонь парня, на что получаю полный нежности и благодарности взгляд голубых глаз. – Потом мне стали показывать ролики с участием Китнисс. Но это не давало облегчения, наоборот, заставляло все чувства, которые я пытался заглушить, вернуться с новой силой. Зал с замиранием следит за каждым звуком, каждой эмоцией, каждым вздохом, которые исходят от Пита. Когда его слегка оборванная, на том, что по большому счёту не должно касаться никого кроме нас, речь подходит к концу, зрители оживляются с новой силой, всем своим видом требуя продолжения и всё больших подробностей из нашей личной жизни. Отовсюду слышатся вопросы, от которых мне становится не комфортно. Они лезут не в своё дело, туда, куда, будь моя воля, я бы не пустила ни единую душу. - А что же было потом? Как вы пережили этот тяжёлый период? – Пытаясь жестами утихомирить разгорячённую публику, продолжает давить на нас Цезарь, что приводит меня к единственному выводу: он хочет, чтобы мы сами всё сказали. Без его вопросов и подсказок. - Это было непросто. Словно весь мир, что ты знал, ощущал, понимал, просто рухнул, что хоть и не все, но многие важные моменты своего существования, вылетели из памяти. Я стал заложником иллюзий, искажений и обманов. Первое время, мне казалось, что жизнь развалилась на две части, и я очутился в худшей из них: даже, когда мы с Китнисс оказали вместе, проблемы не закончились, старая система не поддавалась изменениям, из-за этого каждый день гибли сотни, а порой даже тысячи людей, в списках которых числилась и моя фамилия. Моя семья, - я всегда знала, что Пит – прирождённый оратор. Его слова заставляют сердце трепетать, потому что ими он может зацепить в каждом слушателе особую ниточку, которая будет нервно теребить твой разгоняющий кровь орган, заставляя сопереживать и верить каждому слову, сказанному блондином. Вот и сейчас он доводит публику до некого экстаза: люди верят ему, восторгаются им, сочувствуют, в какой-то степени боготворят. Видно, что они ждали чего-то подобного, что эти слова распыляют их интерес, заставляя отголоски восторга, подкрепляемые новыми подробностями, проявиться в глазах капитолийских зрителей. По выражению лица Пита становится понятно, что эти слова дались ему не так просто: губы - две тонких полоски, лоб немного напряжён, а в глазах читается боль и сожаление. Тем не менее, он продолжает помогать мне в сложившейся ситуации, выдав то, от чего даже самые чёрствые люди, если не пустят слезу, так точно примут ко вниманию его слова: - Жуткое чувство, когда ты не знаешь, что тебя ждёт дальше. Единственное, что ты понимаешь - впереди будет долгий путь, но пока ты застрял в самом начале дороги, ведущий вперёд. И тут невольно попадаешь в ступор, ведь есть множество путей. Но мой путь, уже много лет назад был заложен судьбой - мой путь тот, где есть Китнисс. Она помогает мне держаться на плаву, когда, кажется, что жизнь захлёстывает волной с головой и проблемы летят прямиком к тебе в голову так, что невозможно от них увернуться. Она – моё спасение. Она – моя жизнь. Она – мой свет во тьме послевоенного времени. Наверное, все ждут моей ответной пламенной речи или нашего поцелуя, но ничего из этого не происходит: я поражена его словами настолько, что даже дышать становится тяжело. За какие заслуги я получила возможность иметь рядом со мной столь доброго, милого, обаятельного, искреннего и чистого парня? Почему именно надо мной смилостивилась судьба, послав такого человека, который всегда будет рядом? Почему ему досталась я, чёрствая, едкая, вредная, эгоистичная, грубая, часто хамящая, а самое главное – приносящая боль? - Китнисс, всё хорошо? – Кажется, я настолько ушла в себя, что забыла, где нахожусь. Конечно, милостивый Цезарь не мог не напомнить мне о месте пребывания. - Да. Просто я задумалась о том, что вы услышали от Пита. И я согласна с ним, только с маленькой оговоркой: он делает тоже самое для меня. Когда он рядом, мир становится лучше. Думаю, это видят все, - Пусть, где-то в душе я надеялась, что нечто подобное я никогда и никому не скажу, или хотя бы не перед множеством людей, которых мой разум до сих пор не воспринимает. Пусть они звучат не столько красиво, как у Пита, но они - правда, и с этим не могут поспорить даже мои злейшие враги: мой мозг и сердце. Чувствую, как тёплая рука касается талии, прижимая меня к сильному телу Пита. Теперь я могу ощутить витающий в воздухе приятный запах корицы и пряностей, немного приглушённый парфюмом. Укладываю голову на его плечо, вдыхая приятный аромат моего Пита, и блаженно прикрываю веки, когда слегка отстранившись на пару секунду, он нежно касается губами моих волос. - Ребята, думаю, вам уже сотни раз это говорили, но вы просто чудесная пара! – С нескрываемой искренностью проговаривает бессменный ведущий шоу, на что получает наши с Питом смущённые улыбки и негромкое «спасибо». Зал с упоением наблюдает за этой картиной, словно хищник поджидающий жертву, с жаждой, страстью и нетерпением новых действий, исходящих от неё. - Китнисс, знаю, что для тебя эта тема будет не из приятных, но я просто не могу не спросить: как ты держишься после таких ужасных событий, как потеря сестры и ребёнка? Я понимаю, что они были дороги вам обоим, но ты как мать и сестра должна испытать больший спектр эмоций и иметь большую связь. Каково тебе без них? – Кажется, Цезарь тоже разглядел полную готовность аудитории к одним из самых откровенных вопросов для меня и решил не медлить ни секунды – время интервью уже, наверняка, на исходе. Только это означает лишь одно – наша душевная пытка становится всё более изощрённой, а кольцо из вопросов сильнее сжимается вокруг горла, не давая дышать. - Это… Это очень тяжело, Цезарь. Когда теряешь кого-то близкого, становится невыносимо и, тогда понимаешь, что, возможно, ты не одинок в своей потере, что рядом есть люди, которые поддержат тебя. Ребёнок… Он значил для нас очень много. Он давал надежду на что-то новое, светлое, на какие-то изменения. А Прим… От её присутствия комната становилась ярче и красочнее. Она была ещё одним лучиком света в этом мире. Но их забрали, оставив нас на Земле, опустошённых, разбитых, с сердцами, которые по-прежнему их любят, не смотря ни на что. Но мы с Питом вместе боремся с этими потерями, и когда становится невыносимо, мы можем рассчитывать на поддержку друг друга, - хоть и часть про ребёнка – не более, чем плод моей фантазии, которая обязана поддерживать легенду о моей беременности перед Квартальной Бойней, но остальное – слегка урезанная часть правды. Для Капитолия – это кроха в информационном смысле, а для меня пытка и сплошные муки. - Мы справимся с их потерей. Со временем будет легче, ведь теперь мирное время, и над Дистриктами вновь восходит Солнце, не затуманенное пылью от разорвавшихся снарядов. Мы верим, что каждая семья получит новую, лучшую жизнь. Все те, кто погиб хотели, чтобы мир стал лучше, а прежние тяжелые времена в стране закончились. Думаю, мы на верном пути, - кажется, Пит не забыл об одном из главных наших назначений в Капитолии – показать и убедить людей в том, что мир – это не просто слова, это – реальность. В том, что без потерь не бывает света. В том, что всё это было не зря. В том, что старая власть не вернётся. В том, что Голодных игр больше нет, и теперь всё чаще будет слышен детский смех, ведь будущие поколения не будут убийцами таких же как и они детей, которым просто не посчастливилось оказаться на злополучной Арене новых жестоких и безжалостных состязаний. - Да пребудет мир во всём мире! На такой многообещающей и светлой ноте наше интервью подходит к концу. Напомню, сегодня у нас в гостях была самая знаменитая пара Панема – Китнисс Эвердин и Пит Мелларк. До новых встреч и помните: наши главные сюрпризы только впереди! Свет камер гаснет, зрители большими группами пробираются к выходу из зала, а из динамиков доносится громкий голос незнакомого мне мужчины, который оповещает о том, что через три минуты будет прямая трансляция Капитолийских новостей и Цезарю немедленно нужно пройти в студию номер двадцать один. Непроизвольно выдыхаю, когда до моего сознания доходит: одна преграда – интервью преодолена. Мы смогли. Справились. - Ребята, вы просто молодцы! Просто потрясающее интервью! Я даже разрыдалась в конце. Вы отлично справились, - причитает только что подбежавшая к нам Эффи. - Да, неплохо. Пит, к тебе у меня вообще вопросов нет – я всегда знал, что ты умеешь правильно себя подать и держаться на публике. А вот ты, Китнисс… ты тоже молодец, - проговаривает Хеймитч, не совсем уверенной поступью подошедший к нам, - Дай-ка я тебя за это обниму. Кажется, мы это уже проходили: тогда, после первой арены, он сказал примерно те же слова. Похоже, не всё так гладко, как могло показаться… - Не думал, что доживу до этих дней, но со сцены ты выглядела довольно милой. Но не обольщайся, ума в тебе не прибавилось – такой поцелуй зажала, - проговаривает ментор прямо над моим ухом, обнимая меня за плечи. Отстранившись, замечаю ухмылку на его лице. «Вот же плут!» - Проносится у меня в голове, на пару секунд раньше, чем ментор решает продолжить, но уже громко: - А теперь вы свободны, как ветер! И не забывайте: в Капитолии повсюду витает любовь! Любовь сделала нас невольными звёздами, победителями, капитанами в этом море жизни, и, надеюсь, она не потопит нас в океане местных страстей и интриг.