Пламя жизни

Тёмно-коричневая дверь распахивается, представляя взору мою новую комнату. Большая кровать не полностью застелена ярким малиновым покрывалом, оно прикрывает лишь небольшую часть белоснежной простыни. Продолговатые металлические светильники стального оттенка стоят по обе стороны от места сна. Большие окна располагаются чуть ли не по всему периметру комнаты, открывая незабываемый вид на возвышающийся к небесам Капитолий. Подоконники покрыты светлой тканью, которая, кажется, очень мягкая на ощупь. На стене висит небольшая картина. Она совсем не похожа на полотна Пита: с первого взгляда на неё в моих мыслях застряло лишь одно слово – Капитолий. Дореволюционный Капитолий. Наверняка, это полотно стоит огромное состояние, ведь по негласному здешнему правилу даже в гостиницах должна быть роскошь и красота, которую так любят капитолийцы. Никогда не могла понять их причудливого искусства, в котором даже такая мазня, как эта картина, отображающая лишь яркие полоски, собранные в непонятный узор, считается шедевром. - Китнисс, детка, как я рада тебя видеть! – Слышу за своей спиной такой же писклявый, как и раньше, голос Октавии. Обернувшись, вижу улыбку на её лице, тут же сменяющуюся на гримасу недовольства. - Китнисс, что с твоими бровями?! Что с волосами?! Я даже боюсь смотреть на ногти! Однако я не обращаю внимания на возмущения женщины, которых с каждой секундой становится больше. Всё мое внимание приковано к новому облику Октавии. От былой пышки не осталось и следа: почти идеальная фигура мило смотрится в светлом облегающем платье до пола. Кожа стала нормального оттенка, и теперь нет этой ужасной бледно-зелёной краски, которой прежде было покрыто её тело. Небольшое количество макияжа и светлые локоны делают лицо женщины довольно миловидным. - Китнисс, - щебечет Флавий, входя в комнату. Он тоже изменился: оранжевые локоны на его голове стали короче, а цвет волос естественного тёмного оттенка; больше нет этой безумной помады фиолетового цвета, если быть уж совсем точной - теперь помады нет совсем. Аккуратно поставив небольшой сундучок с косметикой на пол, он тянется ко мне, чтобы обнять. - Так, ребята, нам нужно поторапливаться: до интервью всего четыре часа, а это катастрофически мало, - подаёт голос Марк. - Конечно. Ну, что, приступим, Китнисс? – Ободряюще щебечет Флавий, озаряя меня своей идеальной белоснежной улыбкой. Я лишь киваю в ответ, уже представляя, что эти несколько часов будут не самыми приятными в моей жизни.

***

Два с половиной часа косметических пыток, и передо мной стоит совсем другая девушка: матовая кожа кажется нарисованной, тёмные тени и подводка, выделяющие глаза, прекрасно подчёркивают их серый цвет, делая их ещё более выразительными и немного загадочными, а завершает всё легкий, почти незаметный, прозрачный блеск на губах, слегка поблёскивающий на солнце. Удивительно, но Флавий и Октавия смогли сделать черты моего лица более мягкими и нежными. Кажется, что в миловидной красавице, смотрящей на меня с зеркальной поверхности, слились два человека: хрупкая, слегка ранимая девушка и, хоть и не так явно выраженная, как раньше, настоящая Огненная Китнисс. - Октавия, Флавий, там вас Вения ищет. Кажется, она потеряла что-то из своего органайзера, и вот-вот готова разрыдаться от досады. Помогите ей пока, а я закончу с Китнисс, хорошо? – Как я благодарна судьбе, что эта вещица Вении пропала именно сейчас, ведь слушать всевозможные рассказы моей команды подготовки с каждой минутой становится всё невыносимее. Да, они уже не столь болтливы, но и в молчанку эти ребята явно никогда не играют: теперь я в курсе самых свежих новостей, из которых не все столь чисты - некоторые небольшие истории точно сгодятся для парочки разворотов в одной из жёлтых газетёнок. Кажется, что моя команда подготовки знает всё и обо всём. Например, теперь я в курсе, что сейчас Тренировочный центр – музей, вход в который разрешён исключительно взрослым, которые, по новому указу, могут посещать его независимо от того, в каком Дистрикте проживают. Я считаю, что относительно возрастного ограничения Пейлор поступила правильно: детям не место там, пусть, даже, это и музей. Они не должны видеть, не должны думать, вспоминать то, что было глупой и безжалостной прихотью Капитолия. Они должны быть детьми и верить в то, что соответствует их возрасту – в сказочных существ, волшебников, другие миры. Дети не должны свято верить лишь в одну мечту: в то, что имя членов их семьи или их самих не назовут на злополучной Жатве. Они должны стать теми, кто никогда больше не будет знать, что такое «Голодные Игры». - Китнисс, знаю, что мне далеко до Цинны, но я надеюсь, что смогу тебе угодить. Насколько мне известно, вы с Питом здесь не просто так. Вы должны показать, что старой системы уже нет, и не будет, но самое главное – что эта война закончилась, и за ней следует свет. Поэтому, я думаю, нам стоит немного отойти от концепции Огненной девушки, и показать тебя более мягкой, женственной и естественной. Ты должна озарить всех своим внутренним светом. - Никакого огня, говоришь? Как я должна быть такой чудесной, как ты описал? Я не улыбчивая, не обаятельная, не остроумная, не весёлая. Понимаешь? Я не могу в этот раз вновь играть. Ты, наверное, не в курсе, но быть милой для меня то же самое, что птице летать без крыльев – невозможно по определению, - не выдерживаю я, слегка прикрикнув на парня. Только сейчас, когда сказанных слов не вернуть, я понимаю: он не виноват. Я злюсь на всю ситуацию, а Марк стал тем, на кого я просто выпустила пар. «Сначала Хеймитч, теперь он. Кто же будет следующей «грушей для битья», Китнисс?» - будь у совести человеческий облик, она бы осуждающе посмотрела на меня, смерив недовольным взглядом. - Китнисс, дослушай меня, пожалуйста. - От его взгляда, пробегающего по моему лицу, и в конечном итоге остановившегося напротив глаз, становится немного неуютно. - Я хочу, чтобы тебя увидели настоящей. Почему-то я уверен, что ты можешь быть довольно открытой и нежной. Китнисс, я много слышал о тебе от Цинны, поэтому мне известно кто ты такая. Ты настоящая. Просто попытайся быть собой, ладно? – Я лишь смотрю на него в упор, пытаясь понять смысл его слов. Неужели он не понимает, что его взгляды относительно моего образа сотрутся в порошок при первом же появлении на интервью. Капитолийцам не нужна истина, им нужна картинка. Красивая, яркая, пылающая различными цветами. - К чему я всё это говорил: твоё сегодняшнее платье не будет кричать, наоборот, оно будет нежным и женственным. Вот, посмотри. Надеюсь, тебе понравится. Когда от лёгкого движения стилиста тёмно-синий чехол для одежды расстёгивается, моему взору предстаёт довольно милое платье. Оно не слишком длинное и в меру открытое: подол точно не будет прикрывать мои колени, а руки будут полностью открыты, ведь рукавов в этом творении Марка нет. Приятная на ощупь материя цвета тёмного зелёного чая слега поблёскивает от солнечного света, проникающего из больших окон комнаты. Большая часть платья, словно поясом, окутана в черно-белые узоры. Красивые расписные цветы и различные завитки придают ему изысканности и нежности. - Красиво, - первое, что вылетает из моих уст, когда я вижу это платье, сделанное из ткани зелёного оттенка. Вижу, как выжидающе смотрит на меня Марк, и понимаю, что не такой ответ он сейчас ждёт от меня. - Я не знаю. Я не могу вот так выйти к ним и открыться. - Но ты же уже была на интервью. Понятно, что не всё, что происходило на сцене, было правдой, но, я уверен: не всё было ложью, так? – Еле заметно киваю, после чего он продолжает: – Так сделай то же самое, что делала раньше, просто попытайся, так сказать, усилить эффект. Не получится. Сейчас рядом нет того, кому я могла рассказать всё. Того, кто действительно знал истинную Китнисс. Того, от чьего присутствия я не терялась на сцене и могла вымолвить хоть слово перед восторженной толпой. - Китнисс, я чего-то не знаю? – Либо моё лицо стало столь проницательно, либо Марк умеет читать людские мысли. - Да. Раньше я всегда смотрела на Цинну, когда была на интервью. Словно всё, что я говорила Цезарю, было рассказом, который адресован лишь Цинне. - Чувствую, как напрягается парень от моих слов. - Давай сделаем так: представь, что ты снова всё рассказываешь кому-то знакомому. Найди меня в зале, отыщи Хеймитча, веди монолог с Эффи, в конце концов, мысленно общайся с Аллей. У тебя получится, я уверен. - Спасибо, - единственное слово, которое я могу вымолвить в данный момент. - Вот и славно. А теперь переодевайся. Я подожду тебя в коридоре. - Оставив на кровати платье, чёрные лаковые туфли на довольно небольшом каблуке и красивый набор из драгоценностей: браслета, выполненного из серебра и каких-то маленьких зелёных камушков, и такого же вида продолговатых серёжек - стилист удалился из комнаты. Я должна их покорить, точно так же, как и раньше. И цена моих слов, как и каждый раз прежде, – дальнейшая жизнь. Вот только теперь всё иначе: жизней стало в два раза больше.