Когда цветёт папоротник

      Купальская ночь. Сзади дикий лес, а впереди — берег поросшей травой речки. Мы сидели у самой кромки леса, кто как: Раду прямо на уже холодной траве, Теодор — подложив под себя одно из моих покрывал, а я предпочёл ствол мёртвого поваленного дерева. Кажется, это называется бревно. Наши лица освещало пламя костра, вокруг которого мы и собрались. Потрескивали угли, огонь пожирал всё больше бересты и хвороста, поэтому Раду стал подкидывать в костёр большие чурки. Пот после утомительной колки дров давно сошёл — но запах всё ещё витал в ночном воздухе — и стало прохладно. Нет, даже холодно. Я поджимал пальцы босых ног и тянул руки к костру, чтобы согреться.       А девкам хоть бы что! Бегают у самой воды, смеются, резвятся. Только и видно, как ветер поднимает пёстрые юбки. Из всех пяти девушек я знал только двух: Дику и Санду. Имена остальных не были мне известны. Они уже развели второй костёр и шептались: видимо, решали, кто будет сигать через огонь первой. Вдруг Санду толкнули вперёд…       Запахло палёным волосом. Я чертыхнулся и отдёрнул руки от огня. Подпалил волоски на голых предплечьях — рукава рубахи с зелёной вышивкой были закатаны до самых локтей. Теодор негромко усмехнулся и сплюнул куда-то в сторону. В нашем молчании его смех был ясно слышен.       Я вновь обратил взгляд на девушек. Сейчас они клали на воду веночки, сплетённые из листьев папоротника, ромашки и других трав. В них были вставлены свечки, пламя которых беспокойно колыхалось и грозилось потухнуть. Рассматривал роскошные золотистые локоны, выбившиеся из-под платка Дики, её босые, но оттого не менее прекрасные ножки, которые показывались, лишь когда длинную юбку до пят подхватывал ветер и поднимал полы. Девушка казалась мне невообразимо прекрасной.       — Смотри-и-и-ка, наш ловелас сам стал пялиться на баб! — громко шепнул Раду на ухо Тео. Специально, чтобы я тоже услышал.       — Кто такой ловелас? — спросил я.       — Неважно, — хихикнул Раду. Поёжился, натянул до самых ладоней длинные рукава рубахи. — Давайте я вам лучше историю расскажу? Это было много лет назад, тогда я ещё был человеком. Но тоже на праздник Ивана Купалы. Тогда я бродил по лесу, ища цветок папоротника…       — Все знают, что папоротник не цветёт, — фыркнул я.       — Да послушай! Так вот. Иду я по лесу, вижу: мужик идёт. Седоволосый, седобородый. Но выглядит молодо, крепко. За спиной плащ до самых пят, короткая рубаха подпоясана железным поясом, на ногах красные сапожищи. И на фибулах руны «Чернобог», а на пряжке пояса — «Разрушение». Ой, я тогда струхнул-то как!       — Хочешь сказать, встретил Чернобога? Ну и брехня! — перебил Тео.       — Да что ж перебиваете-то! Я за дерево метнулся, потом уже разглядел в левой руке у него посох с человеческим черепом на конце. Ну тогда я готов уже был звать мамочку. А этот мужик как заговорит! «Подойди, Раду, помоги мне папоротник найти», — пробасил. И голос у него страшный, будто сразу три человека говорят. Не человека, демона! И я как заору! С места не могу сдвинуться. Сейчас в глаза взглянет, и всё, кирдык моей дальнейшей жизни. А тот всё зовёт и зовёт. И что думаете? Я собрал всю свою дурь в кулак и вышел из-за дерева, вперился взглядом в его лицо. А Дьявол взял и засмеялся, зыркнул на меня пустыми слепыми глазами и поманил за собой. И я пошёл, понимаете!       Тот направлялся к нашей деревне. Ну, хотя бы не в самые дебри. Не знаю, сколько шли, но демон вдруг остановился у большого папоротника. Смотри, говорит. И рукой указывает на папоротник. Я взглянул, а листочки-то в крови! И с веток деревьев ещё льётся. Я вверх посмотрел и аж на зад шлёпнулся: девка там… Насквозь веткой проткнута! — Раду передёрнуло. — И кровь каплет, каплет на траву. А мужик мне всё: «Смотри… Смотри». И я вижу: прямо из середины папоротника, откуда все листочки растут, поднимается жирный красный стебель. Быстро так, будто цветок живой совсем. И стебель этот остановился, когда стал в половину моего роста длиной, стал набухать на конце. Набух… И лопнул! А изнутри цветок высунулся, красный-красный, потому что крови нажрался. Я смотрел и не мог сдвинуться с места. А Дьявол мне молвит:       «Цветок папоротника кровью питается человеческой. Без жертвы и не будет цветка. Сорви, он твой. Твоя удача».       Сказал это и жутко засмеялся. И в смехе этом исчез. Но его голос ещё долго стоял в ушах. Ну… Цветок я так и не сорвал. Страшный больно. И грязный. Побежал домой. А через несколько дней утонул, мавки похватали. До сих пор думаю, что это Дьявол меня проклял. И из-за него я нежителем стал.       — Ну и сказочка, — осклабился Теодор. — У меня, знаешь, из жизни истории поинтересней будут.       Я сдержанно улыбнулся. И вдруг услышал надрывные крики. Звали нас. И чаще всего повторяли моё имя: «Вик! Вик! Виктор!» Я словно очнулся от транса, сплюнул на землю густую слюну, выхватил из лежащих рядом ножен меч и помчался на помощь девушкам.       Мавки! Как же мы были слепы!       Сейчас полупрозрачные, облепленные водорослями речные жительницы утаскивали в воду наших девчонок, скалились и мерно напевали одну мелодию. Жуткое зрелище.       Теодор уже обрезал одной мавке часть длинных волос, заставив её пронзительно завыть, высвободил из хватки негодяйки Санду и притянул к себе. Потом будто опомнился, оттолкнул девушку подальше от воды и двинулся спасать остальных.       Дика надрывно кричала, то и дело произносила моё имя, но мавка уже по самое горло утащила её в воду. Я бросился девушке на помощь, размахивая мечом. Одежда намокала и тяжелела, но я двигался вперёд. Наконец достиг цели и рубанул мечом по руке мавки, оставив глубокую рану. Хлынула серебристая кровь, речная жительница оттолкнула Дику и нырнула в воду. Шныряла упала в мои объятья, возмущённо раскраснелась, толкнула меня в грудь. От неожиданности я сдавленно крикнул и упал в воду. Волосы вмиг застлали глаза, я вынырнул и тут же услышал громкий хохот девушки. А увидев мою облепленную волосами физиономию и жалкие попытки убрать мокрые локоны с лица, захохотала ещё громче, приговаривая: «Ну и о-о-о-олух! Ха-ха! Помчался меня спасать, а потом сам чуть не утонул в луже!»       Мы поспешно выбрались из воды, и уже каждый нервно засмеялся, радуясь тому, что все остались живы.       Украшенная красной вышивкой рубаха Тео облепила его худощавое тело, со штанов струями стекала вода, а мокрые кончики волос прилипли к груди. Раду почти не намок, его пребывание в воде показывали только голые мокрые ноги и край подвёрнутых до колен порток.       Но я вымазался и намочился даже больше девушек, на сарафаны которых налипли водоросли, а рукава белых красивых рубах были в зловонной тине. В моих волосах сейчас запуталась длинная речная трава, под рубаху забился песок… Но, кажется, и в штаны тоже…       — А где мой меч? — спохватился я.       — Да вот он, спасатель, — усмехнулась Дика и протянула мне оружие. Я тут же его забрал и вставил в ножны, брошенные на берегу. Потом почищу…       — Как вы так близко подпустили к себе мавок? — озадаченно спросил я. Уже приготовился к очередной колкой фразочке Дики, но девушка подошла ко мне вплотную, отчего я даже раскраснелся, и прошептала в самое ухо:       — Только тебе. И только сейчас. Пошли, расскажу.       Из рассказа Дики я узнал, что заслушались они сладкого пения мавок да поддались их зову. Я сохранил невозмутимое выражение лица и только наказал девушке в следующий раз далеко не отходить. Гораздо сильнее меня взволновал… Поцелуй. Горячий, как рассветное солнце, что сейчас пробивалось сквозь стройные стволы сосен и грело мне грудь. Этот поцелуй настолько сильно впечатался в мою память, что, казалось, будто меня тяжёлой дубиной ударили по голове.       Сейчас я сидел на жёсткой траве, смотрел в сторону реки и думал, что вот оно, чудо купальской ночи. Не цветок папоротника и даже не удачное гадание на свадьбу… Нет. Это жаркий поцелуй вкуса любви.