Все совсем другое

      Записки, которые я нашел в старом здании, были разрозненными, однако точно представляли определенную ценность. По крайней мере, для меня. Я аккуратно сложил вместе плотные листы покрытой пластиком бумаги и запечатал их в водонепроницаемый конверт. Вроде бы, им и так не могла грозить повышенная влажность атмосферы, но, тем не менее – бывают моменты, когда лучше перестраховаться.       Уох ждал меня снаружи. Его плотная фигура почти четырех метров роста возвышалась над зданием, разлетающиеся всполохи ауры блестели в свете заходящей луны. К этому было крайне сложно привыкнуть, но не зря меня с детства считали сумасшедшим – определенной гибкости ума хватило, чтобы перестать шарахаться от Уоха и его сородичей.       Мои мысли затопило волной нетерпения. Я поднял выше головы папку-конверт, показывая Уоху. Тот успокоился и зуд в моих собственных ступнях утих. Молодой непоседа еще не очень хорошо умел отгораживать свои намерения и эмоции от других существ и временно находился в положении отшельника – до тех пор, пока не окажется достаточно хладнокровным, чтобы жить среди сородичей. Ну, а мне приливы его настроения не сильно мешали. Зато очень выручало его любопытство и готовность идти несколько дней подряд по пустошам для проверки слухов, раздобытых мною в поселении.       Обратный путь занял меньше времени – спасибо обвалившейся секвойе, любезно превратившейся после падения в мост через ущелье.       «Я живу в этом доме уже три недели. Привыкается с трудом. Особенно отвлекает то, что внешность очень обманчива. Есть много вещей, которые выглядят как привычные, нормальные предметы, а функции у них совсем другие. Ходила до лесопосадок – не могла понять, что с травой. Оказывается, она раздает вай-фай. Или как-оно-там-сейчас-зовется»       Автор дневника пыталась вести заметки о своей жизни. Я же хотел найти само начало. Воспоминания о первых днях.       «Джекли скинул мне несколько учебных файлов. Осталось научиться пользоваться клавиатурой. Совершенно идиотская система, чем им мешал нормальный человеческий ввод букв с клавиатуры? Выпендреж, один сплошной выпендреж!»       Уже ближе. Ей еще повезло, что осталось то, в чем можно эти файлы читать.       Нашел…       Листы были разбросаны без системы, и вот наконец, появились самые первые.       «До сих пор не могу поверить, что все это настоящее. Руки трясутся, но так хотя бы мысли приходят в порядок…       …Все ведь шло нормально. Билеты, вокзал, камера хранения, тяжелая сумка. Ремонт на платформе, лестница, которая должна была привести на нужный переход. Музыканты, которые решили провести репетицию прямо среди вещей. Ларьки с дорожными мелочами и газетами. Все как обычно. Так откуда взялось такое ощущение, будто воздух сгустился до состояния воды, будто резко оказалась на глубине и воздух вышибло из легких давлением, а до поверхности не доплыть, не достать и вообще не ясно, с какой она стороны. Безумный рывок – вверх ли, вниз, в сторону?       И коридор вроде вернулся в норму. Где уж там заметить изменившийся цвет стен или высоту потолка, когда срочно проводишь инвентаризацию организма и пытаешься измерить пульс.       А потом пытаешься найти лестницу. Желательно такую, что вела бы вниз, потому что точно помнишь – этаж и так третий, и он последний… так откуда еще одна лестница наверх? Или от этих непонятных ощущений случился провал в памяти и это не третий, а второй, или первый этаж? Мало ли, что иначе выглядит, как будто каждый день по всему вокзалу ходишь, и так везде ремонты, что угодно могли понастроить. В том числе и рынок, почему бы и не случится торговым рядам прямо в здании вокзала.       Сейчас все так быстро меняется, совершенно не знаешь – что будет дальше.       Я увидела окно. Пожалуй, это точно первое, что я не просто заметила, но и попыталась обдумать, что-то цепляло взгляд, наводило на странные… размышления. Ведь поезд был утренним, на 10 часов…       Тогда почему за окном темно?       И (какого черта!) вместо рельс, уходящих в бесконечность, привокзальной площади или хотя бы каких-нибудь захудалых складов – по ту сторону окна тысячи огней, и все они где-то далеко внизу? Почему облака так близко и почему их подсвечивает не оранжевым светом фонарей, а голубовато-белым, каким-то совершенно потусторонним светом?       Уставший мозг решил, что все это слишком. И решил не сопротивляться, а воспринимать все как данность.       Где-то на задворках мелькнула мысль о том, что вот теперь - можно уже никуда не торопиться. Кстати оказался и небольшой зал с множеством мягких кресел-полусфер. В некоторых сидели люди. По двое, то трое – все невозможно красивые, с правильными чертами лица, или же какие-то настолько невыразительные, что единственное, за что цеплялся взгляд – это то, что число глаз, ушей и ртов вполне сходился со среднестатистическим. Люди что-то тихо, полушепотом обсуждали, не обращая на меня никакого внимания. И это было взаимно.       Мозг продолжал автоматически выставлять всему увиденному пометку «это нормально». Ночь вместо дня – нормально. Похожие друг на друга люди. Нормально. Чай – совершенно безвкусный и непонятно как появившийся в руке – тоже нормально. Судя по тому, как реагируют остальные – как-то оказавшиеся в помещении люди в темной, матово-перламутровой одежде – тоже нормальное явление. Впрочем и то, что они походя резко толкают остальных, и уже в полете начинают расщеплять тела на отдельные фрагменты… ну, что ж. Чего только не бывает в мире. Никто не кричит, в панике не бьется. Значит – это тоже нормально.       Взгляд равнодушно блуждал по помещению. Вон перебили позвоночник и деловито выламывают ребра. Кровь? Я ее не помню. Вон там ленивым, размашистым движением разможжили голову на три неравные части и что-то выковыривают из самой сердцевины. И все это – почти в полной тишине, хотя вот это уже было неправильно. Но я не понимаю, почему не помню звуков из того времени. Стоило только появится темному окну, как все звуки отошли на задний фон. И следующий звук, который внезапно появился и затмил собой происходящее – грохот падения моего собственного тела. Я падала так громко, так шумно, словно состояла из пары десятков металлических ящиков, заполненных деревянными фигурками.       А следующее, что я помню – боль.       Это, наверное, странно смотрелось – девушка с короткими темными волосами лежит на полу, в то время как подошедший к ней парень, похожий на небольшую темную дыру в пространстве вынимает из кармана коротки штырь, зажимает в руке и резко бьет девушку по голове. Короткий, но резкий вопль заставляет всех присутствующих повернуть голову на звук. Капли крови из рассеченного уха падают на ворсистую поверхность пола. Я сама помню лишь крайне удивленные глаза того, кого сейчас называю Джекли. Тогда он был первым, что мой мозг все-таки отказался заносить в категорию «нормального».       Потом было много суеты. Тишина сменилась гулом удивленных голосов, шорохом каких-то ящичков, тычков, треском раздираемой материи, и шарканьем ног. Меня окружило сразу четверо человек в темной одежде. Один заматывал ухо, второй деловито разбирал небольшую сумку, которую я еле выпустила из рук. Третий разговаривал с ударившим меня и периодически тыкал в мою персону пальцем, что-то громко говоря. Иногда я вроде слышала знакомые слова, но они категорически не складывались в что-то понятное.       Меня загрузили на какую-то плоскую платформу, куда-то везли, мы даже были на улице, закрывались и открывались двери, менялись здания, лестницы, лифты, комнаты меняющие вид, или резко превращавшиеся в крыши. Я сидела или лежала, вцепившись в уже пустую сумку, люди менялись, иногда их становилось больше, или меньше.       А потом мой мозг просто решил, что с него хватит. И весь мир исчез.       Когда он появился снова – было раннее утро. В раскрытое окно легко проникал предрассветный свежий воздух. Я машинально попыталась закутаться в одеяло, спасаясь от прохлады… и проснулась окончательно. Какое там одеяло – на кипельно белой кровати не было ни простыней, ни покрывала, ни подушки, лишь пружинящий матрас, заколыхавшийся подо мной и пытающийся затянуть куда-то в свои глубины. Резко вырвавшись, я спрыгнула с кровати и рухнула на пол. Все мое тело дрожало.       Была я. Моя одежда. Сумка, лежавшая под кроватью.       Все остальное – было другим.       Это чувство преследовало меня каждое утро, пока меня не отправили в музейный домик.       Чудо-кровати исправно лечили полученные за день шишки и нервные срывы, однако стоило проснуться, как все летело в тартарары. Сколько Джекли не убеждал меня в том, что совмещение кровати и диагностической поликлинники с десятком врачей в одном устройстве – это самое лучшее изобретение, я упорно отказывалась это принимать. Спать, пока целая сотня самых разных приборов деловито обследует и лечит меня – можно… вот только пробуждение каждый раз было не лучшим. Философская идея о том, что каждое утро просыпаюсь не я, а кто-то иной, занявший мое место, всегда была мне близка, но сейчас она стала буквальной. Каждое утро я просыпалась намного более здоровой, чем засыпала. Это было хорошо… но суеверный ужас перед тем, что я не могла понять - как это происходит ?- меня не отпускал.       Пугало меня и то, что стенки комнат зачастую имитировали какие-нибудь заросли, дощатые домики на деревьях, или что-то в этом духе. Популярный стиль деревенского романтизма подразумевал как можно более тщательное изображение чего-либо натурального. Желательно, чтобы еще и просвечивающего. И конечно, окна на то и окна, чтобы быть в одну из стен, и на весь потолок, и чтоб никаких стекол. Пусть еще один умный прибор отсеивает все подлетающее, не давая проходить сквозь условную границу ничему, кроме воздуха.       А сидение в этаком гнезде на кровати, которая лучше знает, какой мне надо просыпаться – это для меня слишком.       И пусть местная молодежь спит вообще, где ей хочется. Хоть на дереве, хоть в поле. Меня эти современные тенденции точно не касаются.       В один из дней я начала понимать что мне говорят. Сказали – кровать еще умеет учить языкам. Всего лишь какие-то там волны, области мозга, и все готово. Надо только правильный алгоритм составить. Помню, я бурно радовалась тому, что знаю слово «алгоритм». Оно было самым знакомым из того, что мне говорили очень умные люди с прекрасными и грустными глазами. Оказалось потом, что им на пятерых уже семьсот лет. И что двое уже готовятся стать частью вычислительного исторического центра. Посмертно.       Действительно, зачем придумывать искусственный интеллект, если проще взять естественный и вложить его в какую-нибудь сложную машину, если после смерти хозяин этого интеллекта хочет еще пожить и узнавать новое. Можно еще, конечно, заказать новое тело и стать этаким киборгом. Никакой органики, только процессор и провода на атомном ходу. Только это незаконно. Я так и не поняла почему. То ли вопросы этики, то ли экономики, то ли демографии. Мол, если люди массово будут становиться киборгами, то где все это будет жить, и куда все это прикатится? Лучше уж таких «долгожителей» на заводы ставить – пусть процессами управляют, после очистки личности все равно от банки с болтами не отличаются по мотивации. Конечно, всегда найдутся те, кто заходят обмануть законы. С такими вот преступниками я и сталкивалась уже – и меня с ними тоже перепутали. Одна странная на фоне уже не людей вполне зашла за свою. Только киборги боль не чувствуют – Джекли меня «вскрыть» хотел, чтобы добраться до каких-то там важных деталей. А «киборг» возьми, да и завижжи. Чуть инфаркт не приключился у бедолаги.       С теми учеными я долго общалась. Они приходили, потом другие, потом третьи.       И потом один из них сказал, что технически мне больше тысячи лет.       А второй предложил поселить меня в музейном домике, мол, там реконструкция и все такое. И мне нервов меньше, и им польза. Правда, объяснить им, что мне не нужна суперкровать - не получилось. Как так, спрашивали они, а как же черт-знает-сложное-слово-аномалии в геноме?       Дожились они, в своем будущем. Вместо вирусов хромосомы мутируют. А кровать, вроде как, там все сканирует и подавляет выборочно это безобразие.       Потому что настоящие Халки обычно долго не живут. В смысле дольше нескольких мучительных часов.       Пыталась объяснить им, что мне Халком стать не грозит. Эти ученые спросили кто такой «Халк». Вот и как им это было рассказывать?       А в домике даже ничего. Даже плита нормальная есть, можно еду нормальную сделать, а не эти суперстранные желейки со вкусом непойми-чего.       Жалко, что котов почти не осталось. Аллергия, мутантный вирус и что-то там еще – и в итоге пути человека и кошки разошлись. Может, получится с дикой природы заманить. Должны же быть здесь хоть какие-нибудь заповедники. А то эти ходячие «зарядки» для приборов с внешностью чрезмерно пушистой колбасы меня напрягают. Вроде и похожи на котов до жути. Но не мурлыкают, да и не живые они – так, роботы с беспроводными сетями. На руки не даются, ищут по «квартирам» где энергия нужна – и заряжают. Два раза статическим электричеством ударили…»       Уох сидел прямо под самым высоким деревом. Шла гроза, а значит – ему предстоит плотный «ужин» в несколько мегавольт.       Записки все-таки подтвердили мою догадку. Это место было много старше, чем ему давали оценку соплеменники Уоха. А вот как это было связано с моей собственной прабабкой, родившейся, как оказалось, на какой-то другой планете – это еще надо будет поискать. Ведь ничего, что она описала в своих записках – здесь никогда не происходило. А домик – вот он, стоит за ущельем. Знать бы еще – прадед и другие пришли оттуда же, откуда и она, или из ещё одного места…       Ведь если случилась одна «червоточина», то почему бы не случиться и второй, и третьей, да хоть сотне?       Кстати.       А кто такие кошки?