Лоралея

Вечерело. Глубокое весеннее небо хмурилось, укутываясь в серые облака. Белоснежные чайки пронзительно кричали, выискивая мелких рыбешек среди танцующих в течении льдин. Бурлящие речные волны набрасывались на крутую скалу столь яростно, будто хотели ее опрокинуть и победно всколыхнуться над гордой вершиной. Но лишь сами, отведав прочность горной породы, в бессилии отступали обратно, чтоб бесконечно повторять свои ожесточенные набеги. Вот уже столько веков подряд. Должно быть, волны не умеют учиться на своих ошибках. А может быть, наоборот, именно нам следует поучиться у них упорству и вере в свои силы. Очевидно было одно: скала стояла незыблемо и простоит еще столько же. А на самой ее вершине, где разгуливал яростный ветер, у опасно нависшего над водой края сидела девушка. Ветер трепал ее длинное старинное платье, серо-серебристое, как речные воды, расшитое мелким жемчугом и сверкающей чешуей. В длинные золотые волосы были вплетены нити того же жемчуга, покоившегося когда-то на дне. Времени не существовало для нее, ей было все равно, просидеть над рекой вечность или мгновение. Там, далеко внизу, жили люди, кипели заводы, росли города, проходили величавые теплоходы. Все это давно осточертело ей. Когда-то чарующий голос красавицы целыми днями разливался над широким потоком, завлекая в жадные водовороты рыбацкие лодки и целые корабли. Никого не жалело ее застывшее сердце и холодные зеленые глаза. Ради этого она жила, даже не зная, кем стала. Призраком, сиреной, русалкой? Не все ли равно теперь?.. Стемнело. Девушка спустилась по одной лишь ей известным уступам и присела на камень у воды. Мда, вода в Рейне уже далеко не так чиста и прозрачна, как в ее детстве. Города, заводы, фабрики... К чему все это в итоге приведет, разве один Речной Хозяин знает. Вдруг из воды у подножия показалась зеленоволосая голова, увешанная водорослями. Легок на помине, ничего не скажешь. А вот и русалки с ним. Нечасто Владыка покидал свои чертоги, но девушка ничуть не удивилась. Когда однообразная жизнь тонет где-то во времени, все чувства невольно притупляются. - Здравствуй, Речной Хозяин. За что почтил меня своим присутствием? - Да вот, дело есть... - он властно взмахнул зеленоватой жилистой рукой, и любопытные русалки с визгом и хихиканьем бросились врассыпную. Повелитель Рейна явился из воды во весь свой немалый рост и опустился на соседний камень. - Лора, я больше не могу рассчитывать на твою помощь, как и ты на мою. Моих смертоносных водоворотов больше нет, а круизный лайнер на прибрежные скалы не наведешь, даже твоим волшебным голосом. Проблем хватает и без того, ведь поддерживать реку кроме меня некому. Да и ты достаточно отомстила людям, твоя душа успокоилась еще полстолетия назад... - Не называй меня Лорой, - спокойно проговорила девушка. - Лорой была наивная рыбачка, а я - Лоралея, призрачная владычица высочайшей скалы над Рейном. Или ты хочешь выгнать меня? - Нет. Тогда именно я уговорил тебя стать сиреной, и ты очень меня выручила. Я до сих пор у тебя в долгу. Но на Рейне тебе действительно больше нечего делать. Поэтому я могу попросить для тебя второй шанс. - Зачем он мне? - А зачем тебе десятки лет просиживать на Лоралее? Сейчас тебе просто нечего делать. Но никто не знает, что будет потом. А так ты переродишься. В другой стране, в другое время, под другим именем. Исправишь ошибки, перекроишь судьбу, проживешь спокойную человеческую жизнь и обретешь долгожданный покой. - Да я смотрю, ты просто бредишь покоем, Владыка, - усмехнулась Лоралея. - С одной стороны прекрасно, что можно начать все с чистого листа. Но однажды я встречу такого же мерзавца, как тот рыцарь, и снова жизнь пойдет под откос. Я ведь только из-за него утопилась. А виной всему, конечно же, мои золотые волосы и голос, который всем вам так нравится. И что тогда... - Он любил тебя, Лора, как и ты его, сколько раз мне повторять это, - чуть не прокричал речной хозяин, игнорируя просьбу собеседницы. - А все произошедшее - козни его ревнивого дружка и его соратников, возмутившихся из-за того, что их граф женился на тебе. Ты же нравилась не только ему. Хотя это твоя жизнь, тебе решать, что делать. В твоих силах изменить все. Только вот в омут больше не прыгай, я тебя уже не спасу. Девушка взглянула на вечернее небо. Хотелось ли ей переродиться? Скорее да, чем нет. Или она просто отвыкла принимать решения? Лоралея вздохнула и твердо ответила: - Я согласна, Владыка Рейна. *** Финляндия. Городок Китее, позднее лето. У раскрытого окна на первом этаже небольшого дома сидит девушка с длинными светло-золотистыми волосами и играет на фортепиано наедине с закатом. Ей совсем недавно исполнилось восемнадцать лет, но она уже выбрала свой путь в жизни и хочет посвятить себя музыке. Ее голос прекрасен и чарующ, он разносится далеко вокруг, завораживая и излечивая людские сердца. Девушка так увлеклась пением, что не сразу заметила юношу, незаметно облокотившегося на ее подоконник. Она смутилась, умолкла и убрала руки с клавиш. Подошедший парень был ее бывшим одноклассником, они жили недалеко друг от друга, но встретились впервые после выпускного. - Хорошо играешь, Тарья, - с улыбкой сказал он. - А поешь еще лучше. Тарья отвернулась и слегка покраснела: - Твоей маме спасибо, Туомас. Его бездонные серые глаза смотрели на нее со вниманием и нежностью. Что-то странное было в нем, манящее и отталкивающее одновременно. - Знаешь, я решил создать группу. Для тебя. Ты сможешь раскрыть свой талант, мы будем знамениты, Тарья! - теперь в его глазах зажегся огонь, огонь счастья и предвкушения. Это пламя перекинулось и на нее. - Хорошо, Туо, я буду петь в твоей группе, - радостно и робко ответила девушка. Парень запрыгнул на подоконник и неожиданно обнял ее. - В нашей группе, - ласково поправил он. Ей хотелось бы вечно стоять вот так вместе с ним, но внутри что-то настойчиво сопротивлялось, не позволяя ей до конца верить Туомасу. Тарья мягко отстранилась. Он взял ее за руку: - Встретимся завтра, у твоего дома? Я покажу тебе наброски песен. - Конечно, приходи. - До встречи, Тарья, - он спрыгнул с подоконника и помахал ей рукой. - До встречи, Туо, - эхом откликнулась девушка. Оставшись в одиночестве, она задумалась, что же не пускало ее к нему. Сам собой возник вопрос: что ему может в ней нравится? Тарья не считала себя красавицей. Разве что роскошные светлые волосы, и голос, который он так хочет заполучить? Нечто до боли знакомое хочет достучаться до нее, открыть ей глаза, посоветовать... Но, как ни старалась Тарья понять или вспомнить, до поверхности памяти дошла лишь одна фраза: "В твоих силах изменить все". В последние годы именно внутренний голос был ее лучшим советчиком, и девушка не привыкла его игнорировать. Ну что ж, раз конкретных советов он не дает, придется воспринимать такие подсказки буквально. ...Вернувшись вечером из парикмахерской, Тарья еще раз взглянула на себя в зеркало. Она все еще не могла привыкнуть к новому образу, но все же он изменился скорее в лучшую, чем в худшую сторону. На следующий день девушка так же сидела за фортепиано, наигрывая любимые мелодии. Через некоторое время к окну подошел Туомас. Взглянув на нее, он слегка побледнел, схватился за подоконник и выронил из рук бумажные листы. А преобразившаяся одноклассница тем временем встала из-за фортепиано, на миг заглянула в изумленные глаза парня и участливо спросила: - Что-то не так, Туо? Тебе помочь? - Нет, спасибо, сам справлюсь, - выдавил парень, подбирая бумаги. - Что ты сделала со своими волосами, Тарья?! - А разве не видно? Перекрасила их в черный цвет. Решила сменить имидж. Тебе не нравится? - Ты не поняла. Это действительно красиво, но... разве это ты? Ты никогда не была такой... мрачной... - Господи, Туо, это действительно я, со мной все в порядке. Разве так важно, что у меня больше не золотистые волосы? Туомас вновь забрался на подоконник: - Тарья, ты права. Я люблю тебя, в какой бы цвет ты их не перекрасила, что бы ни произошло, - ласково сказал он и привлек к себе девушку. Никогда она не чувствовала себя счастливее. То, что сопротивлялось в ней, значительно ослабло, хотя и не желало уходить. Но Тарья проигнорировала внутренний протест. Ей просто захотелось побыть счастливой, пусть и недолго. Они до вечера просидели на окне, совсем не замечая хода времени. Туомас показывал ей черновые тексты, наигрывал какие-то мотивы. Одну песню, почти готовую, Тарья спела под его аккомпанемент. Оба остались очень довольны. Первая родившаяся песня носила название Nightwish. - Так я и назову нашу группу... - мечтательно протянул Поэт, приобнимая сидящую рядом Музу. Once. Туомас вложил всю душу в этот альбом, ставший по-настоящему волшебным. Возможно, так случилось потому, что он до сих пор изливал в песнях свои переживания, связанные с тем, что его любимая Муза вышла замуж за аргентинского менеджера. Вот так. А все, что между ними было, начиная с того самого летнего вечера - подростковая влюбленность, не более. Так объяснила ситуацию сама певица. Ах, как же просто все! Почти десять лет глупой подростковой влюбленности, и как же он сам-то до этого не додумался?! Хотя суть даже не в этом. Жила бы себе спокойно со своим менеджером, так нет же. Сладкая парочка словно пыталась медленно, но верно разрушить группу. Менеджер срывал их выступления, вокалистка пропускала репетиции. Приближался End Of An Era, а от души Туомаса словно каждый день отрывали по куску. Он таял, как восковая свеча, остальные музыканты группы только руками разводили: да как он вообще может выступать в таком состоянии? Видели они и то, что виновница страданий их коллеги - Тарья. Самое страшное заключалось в том, что сам композитор ничего не мог поделать с происходящим. Ведь он до сих пор любил ее, да-да, "что бы ни произошло", горько усмехался клавишник своим же словам. Тарья тихонько плакала на кухне, пока ее замечательный супруг мирно посапывал в кресле перед телевизором. Почему судьба столь жестока к ней? Со школьных лет она любила Туомаса, как и он ее. Видимо, все его устраивало, вот он и не делал ей предложение. Доигрался: похотливый латинос заставил вокалистку выйти за него замуж, угрожая разрушить группу и убить клавишника. И ведь он, как богатый и влиятельный человек, мог это сделать. Диве было по-настоящему страшно и стыдно перед любимым музыкантом: что вообще можно было сказать ему? Решение пришло само собой: разыграть перед Туомасом стерву, сказать, что не любит и никогда не любила его. А он пусть думает, что она честолюбива, эгоистична и испорчена. Быстрее забудет о своих чувствах и успокоится. Больно и отвратительно, но так будет лучше для него. Только вот сама Тарья сомневалась, сможет ли она вообще забыть их отношения. End Of An Era все ближе и ближе, а вокалистка даже не может нормально посещать репетиции. Если Марсело проснется, опять начнется ежедневный скандал, ураганом опустошающий душу, и муж никуда ее не выпустит, в лучшем случае заперев в комнате. Не дом, а тюрьма, пришло ей в голову горькое сравнение. Ужасно, безумно стыдно перед Туомасом и остальными музыкантами, но приходится с горем пополам играть выбранную роль. Теперь Nightwish - все, что у нее осталось, все, ради чего она живет. Ради чего действительно стоило жить. End Of An Era. Клавишник уже полчаса неподвижно сидел в гримерке, когда вся его группа, за исключением Тарьи, с суровыми лицами ввалилась к нему. Не дожидаясь, пока Маэстро соизволит обратить внимание на вошедших, вперед выступил Эмппу: - Туомас, распишись вот здесь, - блондин протянул ему ручку с бумагой и указал место перед другими подписями. Клавишник на автомате расписался в нужной строке, закрыл глаза и обхватил голову руками. Эмппу с каменным лицом свернул листок и вложил его в конверт. Только тогда композитор вяло поинтересовался: - Что это? Очередной бред от нашего Марсело? - имя менеджера Туомас произнес с нескрываемой ненавистью. - Не совсем, Туо... - тяжело начал Марко. - Именно, - не дрогнув, оборвал его гитарист. - Твой бред действительно начался именно с Марсело. Считай, что теперь у нас нет вокалистки. Переварив полученную информацию, поэт поднял бледное, осунувшееся лицо с покрасневшими глазами: - То есть, как нет? - почти шепотом произнес клавишник. - Туомас, - в повисшей тишине слова Эрно звучали с обобенной резкостью и даже жестокостью, да и сам гитарист будто бы мнгновенно вырос в глазах композитора. - Ты мучаешь себя из-за Тарьи, которая вышла замуж за другого. Этим ты ее не вернешь, ты опоздал, Туо! Мы не слепы и прекрасно видим, что вы не можете работать вместе. Ты только что сам подписал увольнение для нее. Написать это письмо было нашим общим решением. Не спеши осуждать нас, мы выбирали меньшее из зол - найти другую вокалистку мы всегда сможем, а вот без тебя группа загнется. Так будет лучше для всех. Повисла тяжелая пауза. Гитарист опустился в кресло и посмотрел в глаза Туомаса, в которых теперь царила лишь опустошенность, как после ненасытного пожарища. - Туо, - тихо продолжил Эмппу, доставая из кармана конверт. - Вот письмо. Можешь порвать его, сжечь, выбросить, растоптать... Но так как было раньше, уже никогда не будет впредь, и тебе это отлично известно. И ты примешь правильное решение, каким бы оно не было. Я верю, Туо, мы верим, - тяжело опустил ладонь на его плечо гитарист. Мужчины, стараясь больше не смотреть на клавишника, направились к выходу. Шедший позади Юкка в последний момент обернулся, и, встретившись взглядом с хозяином гримерки, прошептал: - Прости нас, если сможешь... Едва дверь захлопнулась за ним, Туомас лихорадочно вытряхнул документ из конверта и медленно, растягивая удовольствие, с упоением начал разрывать несчастный лист бумаги. Еще чего выдумали, ха! Нехорошо вперед батьки в пекло лезть, дорогой Эмппу, а на месте Тарьи оказаться не хотелось бы? Это собственная группа Туомаса, и он сам здесь решает, кого уволить, а кого оставить. Но спокойно поиздеваться над письмом ему все же не удалось. Едва он вошел во вкус, в гримерку заглянул басист: - Туомас, нам выступать скоро, а ты расселся, - беззлобно проворчал он, хлопнув дверью. Рассерженный клавишник ругнулся себе под нос и отправился к выходу на сцену, бросив на столе остатки письма. Сам концерт Туомас мало запомнил. Он наблюдал лишь за Музой, как всегда великолепной. Не его Музой. Из-за этого композитора душило чувство незаслуженной обиды, глаза застилал туман, и даже проскакивали порой досадные мысли: а не лучше ли было оставить письмо?.. Сладостная пытка с горьким послевкусием, так мог бы Туомас назвать End Of An Era. После концерта Тарья, необыкновенно счастливая, подошла к музыкантам: - Это было великолепно! Спасибо вам, думаю, столь грандиозное выступление никто из нас не забудет. Вы сейчас куда? Отмечать? - Да, - спохватился Туомас, - не поедешь с нами? - только секундой позже композитор осознал всю абсурдность своего предложения. - Меня ждет Марсело, да и вряд ли он согласится, - покачала головой певица. - Я пойду? Опять Марсело. Снова разбуженная ненависть вырвалась из плена души клавишника. Видимо какая-то часть эмоций все же отобразилась на его лице, потому что вперед снова выскочил юркий блондин: - Подожди, Тарья, - гитарист подмигнул Туомасу. - Это тебе. В руках Эмппу красовалось то самое письмо. Композитор даже глаза протер. Вскинув брови, женщина изумленно повертела конверт: - Письмо? Зачем? - Увидишь, - хитро улыбнулся Эрно. Тут до воспаленного сознания композитора наконец дошло, в чем дело. Он резко подошел к ней, оттолкнув гитариста: - Тарья, откроешь его... завтра. А сегодня отдохни хорошенько, порадуйся. Только не трогай его сегодня, слышишь?! - сбивчиво прокричал он и сломя голову помчался к себе в гримерку. - Хорошо, - с деланным равнодушием ответила еще более изумленная вокалистка. - До встречи, - бросила она остальным музыкантам, развернувшись на каблуках. Заперев дверь, Туомас склонился над разорванным листом, пытаясь сложить его куски воедино и разобраться в каракулях от "создателя группы", удивительно похожих на его собственные. Собрав сей непростой пазл, Маэстро со злостью скомкал его, закурил и устало плюхнулся в кресло, не желая осознавать произошедшее. Да, видимо Эмппу отлично предугадал судьбу своего сочинения и предусмотрительно подсунул лучшему другу копию, естественно без подписи последнего. Да еще эта идиотская демонстрация доверия. Понятно теперь, о чем пытался предупредить его Марко, и за что извинялся Юкка. Видимо для клавишника это был предел, после которого наступило полное, убийственное равнодушие ко всему. Любая эмоция - новая рана для сердца, любые действия - глас вопиющего в пустыне. Он специально просил Тарью не открывать в тот день письма, чтобы поехать к ней, чтобы извиниться и все объяснить. Теперь же полностью пропало желание куда-то ехать, что-то доказывать и вообще кого-то видеть. Докурив пятую сигарету, Туомас запустил в окно злосчастный бумажный комок и отправился в бар отеля заливать свое горе. На его счастье, у стойки уже ошивался Марко. Одного взгляда на клавишника ему с лихвой хватило, чтобы сообразить, в чем дело и за шкирку выволочь Туомаса из злачного заведения. - Туо, мы же сегодня отмечать будем, забыл? Или у тебя печень титановая? - взъелся басист. Он отлично понимал, что творится сейчас в душе клавишника, и чем все это может закончиться. - Сам-то что? - с какой-то мертвенной усмешкой ответил тот. - Мне можно, а вот ты доиграешься! Пошли. Марко буквально дотащил Туомаса до его номера и сгрузил на диван. - Выспись, для начала. Позже поедем. От мысли, что с ними будет Эмппу, Туомас хотел отменить предстоящую попойку, но не нашел в себе сил. "Да и какая разница с кем пить..." - размышлял Туомас, пока тяжелый и беспокойный сон не навалился на него. Марко вышел из номера в глубокой задумчивости. Возможно ли в такой ситуации сохранить группу и помирить двух, когда-то лучших, друзей... Клавишнику немного полегчало после пробуждения. Весь мужской состав группы сидел в большом баре, который порекомендовал Марко, и в приятнейшем расположении духа отмечал удачно прошедший концерт. И только Туомас, кажется, чувствовал себя так, будто из него вытряхнули душу, и каждый кусочек оставшейся пустоты причинял ему невыносимую боль. Поэтому он старательно пытался заполнить этот вакуум спиртным до полного бесчувствия. Вот и отметил концерт. Порадовался. За успехи группы. Облегчив утренние страдания бутылкой пива, купленной в баре отеля, Туомас решил поговорить с Эмппу. С серьезным намерением уволить его из группы. Попросив Марко позвать Эмппу, музыкант стал терпеливо дожидаться визита гитариста. Вскоре дверь номера клавишника распахнулась, и Эрно вошел, спокойно усевшись в кресло напротив композитора. Туомас курил, глядя куда-то в потолок и периодически запуская окурками в изящную хрустальную пепельницу на столике. - Ты хотел меня видеть? Я здесь, - как ни в чем не бывало поинтересовался гитарист, умело скрывая нахлынувшее волнение. - Я возьму сигарету? - Бери, она тебе сейчас пригодится, - отстраненно хмыкнул композитор, затягиваясь. - Ну что ж, Эрно, что вы можете сказать в свое оправдание? - Ах, оправдание, - грустно улыбнулся блондин. - Ты не уволишь меня, Туо. Не сможешь. - Напрасно, Эмппу, напрасно. - Не будь дураком, Холопайнен. Тарья прочла твое письмо. Оно будет в сети. Скоро ее атакуют журналисты. Они и к нам заявиться не замедлят, не беспокойся. Каждое метко брошенное гитаристом слово достигало своей цели, успешно добивая Туомаса. Но он не собирался это показывать. - Так что же мне мешает уволить тебя вслед за Тарьей? - Ты все такой же ребенок, Туо, - устало протянул гитарист. - Найдем мы новую вокалистку или не найдем - считай, что половину фанатов мы уже безвозвратно потеряли. "Но оно того стоило", - мысленно добавил Эмппу, ухмыльнувшись. - Кем бы она ни была, ты сам знаешь, какой Тарья талант в своем деле, и вряд ли хоть одна певица сможет сравниться с ней. Эта новость всколыхнет общественность и фанатов не на год и не на два. А идиотом будешь выглядеть именно ты. Возможно, кто-то и уцепится за твои гениальнейшие стихи и не менее гениальную музыку, - с издевкой произнес Эрно, - и останется ждать чуда. А тут ты увольняешь меня. Я всего лишь гитарист, второстепенный персонаж и любимец фанатов. Если бы ты просто выставил меня, они погоревали бы пару месяцев и успокоились, увидев на моем месте какого-нибудь брутального красавца под два метра ростом, как это случилось с Сами. А вот в довесок Тарье - это преступление. Ты перейдешь все допустимые границы терпения наших поклонников, и они в ужасе разбегутся, как крысы с тонущего корабля. И чтобы хоть что-то сохранить, тебе придется днями и ночами пахать, не посмотрев на свою гениальность и уникальность. Уникальность ушла вместе с Тарьей, а гениальность... играй на ней сам, сколько хочешь, демонстрируй ее фанатам на концертах. Можешь увольнять меня, тебе никто не мешает. Мне и в Brother Firetribe работы хватит, не переживай. Туомас заскрипел зубами от досады. Как ни крути, а чертов гитарист прав. Все продумал, подлец. И невозможно теперь никому ничего доказать. Но надежда, как известно, умирает последней: - А если я скажу, что это сделал ты? Напишу, что все это недоразумение и... - Ты все еще не понял, что опоздал? Это ведь ужасно обидно, получить такое письмецо, - горько усмехнулся блондин. Тарья не простит тебя и не вернется, даже если ты к ней на коленях приползешь. А что касается меня - я же шутник и весельчак, безобидный маленький гитарист, я совсем не способен на такое, - состроил невинные глазки Эрно, - так что тебе никто не поверит. И все твои попытки выкрутиться из дурацкого положения будут выглядеть еще глупее. Это замкнутый круг, Холопайнен. Жаль только, что ты сам до этого не дошел, - вздохнул блондин и нервно закурил вторую сигарету. Туомас внутренне ужаснулся. Еще совсем недавно он считал, что разладившиеся отношения с Тарьей - предел его страданий и хуже быть уже не может ничего. И вот, злодейка-судьба в очередной раз показала ему, как жестоко он ошибался. Но почему все именно так? Почему именно Эрно, которого он знал, которому доверял столько лет? Композитор бессильно опустил руки: - Эмппу, я уже достаточно оценил жестокость твоей шутки. Прошу, просто скажи, зачем ты сделал это? За что ты поступил так со мной?.. - О, вот с этого и нужно было начинать, мой дорогой друг. Ты сейчас ненавидишь меня и считаешь, что нашей дружбе пришел конец. Ты ошибаешься. Она закончилась еще в выпускном классе. Когда, отлично зная, что мне нравится Тарья, ты стал, как и я, ухаживать за ней. Естественно, что из нас двоих она выбрала тебя. Но как бы больно мне не было, я смирился, ведь с тобой она была счастлива. Хотелось забыть ее, но я пересилил себя и согласился играть в группе. Тарья всегда была камнем преткновения между нами, сделав нас скрытыми соперниками. Только ты предпочитал этого не замечать, ведь она была с тобой. А я не мог так, ведь лишился разом и друга, и любимой. Во всем этом я тогда видел вопиющую несправедливость мира, но, ей-богу, Туо, на твоем месте поступил бы точно так же. А ты на моем так же и отомстил бы. Глупо было бы не воспользоваться ситуацией, - редко куривший гитарист прокашлялся, но тут же судорожно затянулся, чтобы хоть как-то сохранить напускное равнодушие и не выдать смятения и страха, заполнивших его душу. Но переживал Эмппу лишь за Тарью, судьба Туомаса и группы его сейчас не слишком волновала. Клавишник конечно безумен, но не настолько, чтобы в самом деле выгнать его сейчас. Но рассказать правду вокалистке никак нельзя. Очень стыдно перед ней, но можно лишь мысленно просить прощения и утешать ее по телефону, называя Холопайнена эгоистом и самодуром. Ведь на звонок безвинного маленького гитариста Тарья ответит. Должна ответить. Затянувшуюся паузу прервал удар увесистого кулака по столику, заставивший с грохотом перевернуться тяжелую пепельницу и подпрыгнуть и без того разнервничавшегося Эрно. Туомас, теряя самообладание от ярости и бессилия, сдавленно процедил: - Уйди. Видеть тебя не могу. Но нам еще работать вместе. Скажи спасибо, что я слишком дорожу группой. Эмппу не заставил себя долго упрашивать. "Скажи спасибо, что я тебе все разъяснил, мечтатель. Пора бы уже, наконец, повзрослеть", - раздраженно подумал гитарист, тут же выскользнув за дверь. Остаток вечера после Тарья провела в ресторане вдвоем с мужем, как ей казалось, впервые искренне радовавшимся за нее. Робкая надежда поселилась в ее душе: может, не все так ужасно, и она сумеет пережить разлуку со своим Поэтом?.. Врученное Эмппу письмо не выходило у нее из головы, так и маня раскрыть страшную тайну, томящуюся в плотном конверте. Но жуткая реакция Туомаса, умчавшегося к себе, не давала Тарье покоя. Вспомнив эту сцену, женщина вдруг захотела сжечь несчастное послание, не вскрывая. И как ни в чем не бывало прийти на следующую репетицию. "Ты читала письмо?" - мог бы встревоженно спросить ее клавишник. "Какое письмо, Туо?" - рассеянно и немного виновато ответила бы она. "Нет-нет, никакое, забудь", - с облегчением выдохнул бы музыкант. И, благодарно улыбнувшись, отправился бы к своему инструменту. Будто бы и не было ничего. Сон. Тяжелый и странный, но мгновенно растаявший от его трепетных слов, как от нежных лучей рассвета. Мысли путались в голове Тарьи, превращая голоса и звуки в единый гул, а людей вокруг - в пестрый холст небрежного художника. Добравшись до дома, певица погрузилась в беспокойный сон. Ей приснился рыцарь, во весь опор мчащийся на вороном коне, силящийся догнать кого-то. Когда взмыленный жеребец совсем обессилел, всадник спешился, опустился на колени и снял шлем, обнажив темные кудри. Женщина почувствовала на себе его пристальный взгляд, и с изумлением узнала во вспотевшем, изнуренном лице черты Туомаса. Он что-то говорил, указывая в темноту и, как ей казалось, просил прощения. Но она не разобрала ни единого слова. Воин в бессилии воздевал руки к небу, понимая, что остается неслышим, но продолжал свое повествование, пока серый туман не поглотил его... Затем Тарья увидела себя в старом замке. Здесь словно царили страх и смятение. Нарядно одетый светловолосый вельможа небольшого роста безмолвно отдавал приказы суетящимся слугам и невзначай взглянул на нее. Вокалистка поежилась. Взгляд был таким, будто Тарья - очередная красивая вещь и ее нужно немедленно переставить куда-нибудь. Мужчина вскинул руку и властно щелкнул пальцами. Словно из ниоткуда возникли два вооруженных воина - высокий длинноволосый бородач и брюнет в открытом шлеме - с легкостью схватили ее под руки и потащили по запутанным коридорам мрачного замка. Страшная догадка осенила Тарью, и она раненой птицей забилась в их руках... Женщина очнулась в объятиях мужа. - Что случилось, дорогая? - заволновался он. На душе у певицы сразу немного полегчало от его слов. - Просто кошмар, - выдохнула вокалистка, подойдя к окну, - что только мог значить этот сон... Она повернулась к столику около зеркала и вдруг увидела на нем вчерашнее письмо, невесть как там оказавшееся. Не в силах больше противиться любопытству, Тарья разорвала конверт и склонилась над исписанным листом, скользя взглядом по строкам... В каждом слове чувствовались колкость, боль и незаслуженная обида, оставившие на душе вокалистки глубокие, ноющие рубцы. Письмо выскользнуло из ее рук, а сама женщина без сил опустилась на пол. Два года назад она лишилась искренней любви. Пару мгновений назад - смысла жизни. Так ради чего же продолжать жить теперь?.. То, что произошло потом, она помнила смутно - Марсело, кажется, успокаивал ее, звонил куда-то, приносил чай и шепотом молился... *** - А что же случилось потом? - любопытные русалки, восторженно вертелись около Речного Хозяина. - Наша Лоралея справилась? Или так и не смогла всего этого пережить? Древний дух разгладил бороду: - Справилась. И уже десять лет как живет с мужем в любви и согласии, недавно родила дочку. И делает то, чего всегда хотела и к чему стремилась. У нее по-прежнему волшебный и чарующий голос, - с грустной улыбкой произнес Владыка. - Тогда чего же ты грустишь? Ведь все так замечательно кончилось! - улыбались зеленоволосые девы. - Теперь я, кажется, понимаю ее прежнюю, - произнес он, задумчиво взглянув на осиротевшую скалу. Волны все так же ожесточенно набрасывались на ее подножие, а яростный ветер разгуливал над вершиной. Очевидно было одно: скала стояла незыблемо и простоит еще столько же.