***
Фыркаю собственным мыслям и, зевнув во весь рот, меняю положение руки. У окна слишком узкая рама, чтобы было удобно на него облокачиваться, разглядывая мелькающий пейзаж. В результате непродолжительной беседы Северуса с директором выяснилось, что если дважды я нормально долетела до Лондона порохом, то это совершенно не означает, что в третий раз я не вылечу из камина по кусочкам. Нехотя меня таки согласились транспортировать поездом. У ворот замка меня перехватил Хагрид, и мы, мило беседуя о его зверушках, пешком прогулялись до обнаружившейся неподалёку деревеньки. Поезд превзошёл все мои ожидания, и теперь огромный чёрный паровоз, пуская клубы дыма, несёт нас в Лондон. Лесничий вызвался меня сопроводить, а заодно и пополнить запас каких-то редких кормов для своих питомцев. За окном мелькают бескрайние заснеженные просторы. Здесь очень красивая природа. Пожалуй, стоит обзавестись фотоаппаратом. В том, что уже придумали цифровики, я ой как сомневаюсь, а вот Полароид должен быть точно. Боги, как сложно жить без интернета. Фиг знает, что уже придумали, а что только в ближайшем будущем осчастливит обывателей. Да и вообще, заведу дневник. Тут же улыбаюсь собственной наивности. Все дневники с записями у меня велись от силы дня три. Дальше становилось как-то лень и нудно, и откладывались они в долгий ящик. Лучше уж тогда по традиции тетрадь на спиральке и использовать её для пометок. Нда, хорошие тетради. Дома у меня лежит целая стопка ещё со школьных времён, причём с указаниями годов. Очень интересное дело: тетрадь, в которой какие-то записи по урокам, тут же переписка с одноклассницами и, конечно же, куча иллюстраций. Пожалуй, ради рисунков я их и берегу. Интересно смотреть, как меняется с возрастом стиль изображений и письма. Память. И, пожалуй, вот что-что, а вчерашний день я запомню без каких-либо тетрадей. «День, когда ужас подземелий, да и Хогвартса вообще, позволил себя обнять», день, когда мы танцевали. Почему-то до сих пор от этого воспоминания внутренние органы начинают неспокойно перемещаться и застревают где-то поперёк горла, сводя на нет любую попытку поесть. Так непривычно, но тем не менее приятно. Вчерашний вечер был странный. Мы больше не проронили ни слова, но и в этом молчании было удивительно хорошо. Странным было и то, что, уже оказавшись у себя, я с удивлением обнаружила на часах половину двенадцатого. Если я правильно поняла, каким-то образом время, что мы провели в этой магической комнате, в настоящем мире длилось всего несколько секунд. Странное место, надо попробовать узнать о нём побольше. И опять я с тяжёлым вздохом вспоминаю об отсутствии «окей, Гугл». За размышлением о насущных проблемах вдруг обнаруживается, что мы почти приехали, и вот тут-то на меня нападает паника. Не, доехать доехала, вопросов нет, а вот как я попаду на вокзал? Если мне память не отшибло, в фильмах маги решительно сигали через стену, но опять же, сигать через стену имеет смысл, если ты волшебник, а от таких, как я, там должен быть барьер. Ой горе мне, представляю удивление Хагрида. И как я буду объяснять своё разбитое о стену лицо? — Приехали! — в дверях купе появляется сгорбившийся великан и обворожительно мне улыбается. Ну, с богом. Кася залетает мне за ворот куртки и тихо щебечет о чём-то на ухо, Рубеус в другое ухо грохочет что-то о том, что надо просто сконцентрироваться и решительно проходить через портал. Выпрыгнув на платформу, на короткое мгновение замираю, вдыхая полной грудью запах шпал и мокрого бетона. Все заботы тут же забываются, уступая простому, сиюминутному удовольствию. Что и говорить, похоже, эта сказка не такая и плохая, как мне казалось раньше. — Саша? — возвращает меня в реальность голос лесничего. — Да, идём. — Встряхиваю головой, возвращаясь в реальный мир, и, нервно теребя язычок собачки от нагрудного кармана парки, бодрым шагом следую за Хагридом. — Нам сюда. — Размашистым движением Рубеус указывает на ничем не примечательную стенку из красного кирпича, а в следующее мгновение решительным шагом ныряет сквозь неё, словно это и не стена, а голограмма. Кася что-то пискнула, больно царапнув шею. Вздыхаю, как перед нырком, зажмуриваю глаза и делаю такой же решительный шаг в стену. Удивительно, но ожидаемого удара не происходит, и я аккуратно вдыхаю. В нос ударяет спертый городской воздух с примесью запаха бензина, машинного масла и асфальта. Оглядевшись, обнаруживаю себя на вокзале. Остеклённый высоченный потолок, длинная арочная галерея, разделяющая платформы. Самый обычный вокзал, наш, Витебский, выглядит гораздо эффектнее. Только спустя полминуты обнаруживаю замершего чуть поодаль Хагрида, выжидающего, когда я закончу дико озираться по сторонам. Договариваемся встретиться на этом же месте ровно через три часа. Вход на волшебную платформу я в жизни сама не найду — и ежу понятно. — Ну что, дружок, пошли по магазинам? — обращаюсь я наконец к птичке. Пеночка, легко чирикнув, выбирается из своего укрытия и уже привычно взмывает вверх, указывая мне дорогу. Что нужно девушке для счастья? Правильно, шоппинг. Особенно когда сверху нету ни одного человека, яростно контролирующего растраты. Ох, ругалась бы моя мать, увидя, что и на какие суммы я покупаю. Рассеяно качаю головой, не без потерь вырываясь из обители богини Ники. Белые девяностые Аир Максы греют душу. И вот зарекалась я от покупки белой обуви, но когда ж я саму себя-то слушать буду? А ведь если посудить, то мудрые вещи же самой себе советую. Мда, самостоятельность — это вообще мой конёк. Следом в копилку ненужных покупок отправляется Полароид и спортивный костюм. В конце концов, я же обещала себе начать заниматься спортом? С покупкой проектора дела обстоят сложнее. Даже встретившееся на пути интернет-кафе, у которого я зависаю на добрые минут пять в истинном ступоре, не помогает решить проблему. Кася также не имеет ни малейшего представления, где искать кинопроектор. Пришлось идти от обратного, и я с боевой канарейкой на плече затулилась в первый попавшийся кинотеатр в решительном намерении выпытать информацию у местного механика. Дальше шёл разговор слепого с немым: я, тупо хлопая глазами, пыталась на пальцах объяснить, что мне нужна вот та самая коробочка, которую в розетку воткнул, а она тебе кино на простыне выводит. Седовласый мужик же, устало закатывая глаза, пытался втолковать мне что-то о том, что у меня дома накроется проводка и такие агрегаты в квартирах не используют. Совсем забыла про то, что в девяностых все фильмы были на кассетах. Боги, что ж так сложно-то? Гениальная идея начинает казаться совсем не гениальной. Захожу с другой стороны, пытаясь объяснить, что у меня есть зал под двести квадратов, и мне нужно показать в нем фильм. Вроде меня наконец понимают, и договорившись на какой-то баснословной сумме, обещают прислать все необходимое оборудование на вокзал через два часа, вместе с переходником и кассетником. Остаётся самое приятное — найти интересующие фильмы. Вот тут уже душа моя разгулялась. В результате набега на парочку магазинов с фильмами я обзавелась достаточно неплохой коллекцией. Эх, прямо как в старые добрые времена. У меня до сих пор на даче хранится сумка с кассетами. Для вечера фильмов о магии были выбраны «Маска» с Джимом Кери, «Сердце дракона», подкупившее меня драконом на обложке, и невесть откуда затесавшаяся в Лондоне японская «Ведьмина служба доставки». Практически тут же появилась гениальная мысль прихватить на всякий случай ещё чего-нибудь, вдруг детям идея с фильмами понравится. В результате небольшого шоппинга спустя два с половиной часа, подгоняемая птицей, я с трудом доковыляла до вокзала. Программа минимум выполнена, теперь остаётся обрадовать учеников.***
— Так, до конца урока осталось десять минут, поэтому достаньте, пожалуйста, по листу бумаги. Аудитория притихает, таращась на меня, словно видят впервые. Ну и лица, хоть на камеру снимай. С трудом сдерживаю желание рассмеяться от истинного ужаса собравшихся. Спустя несколько секунд осознания в воздух взмывает несколько рук. Киваю ближе всего сидящей гриффиндорке. — Прошу прощения, но вы не предупреждали, что сегодня будет контрольная… — неуверенно бормочет девушка, бросая на меня беспомощный взгляд. — Я и не собираюсь сегодня устраивать контрольную, — наконец улыбаюсь я, получив какое-то садистское удовольствие от этой милой минутной паники. Обхожу свой стол и приваливаюсь к углу бедром. — Просто я решила попросить каждого написать какие-то свои пожелания касательно наших занятий. Может, какая-то тема интересует, которую я смогу включить в план. Подписываться не обязательно, почерки я ваши всё равно не знаю. Да, если идей никаких нет, можно ничего не писать. Кому есть что предложить — оставляйте пожелания на краю моего стола. — Качаю головой в такт своим словам, замечая, как удивлённо вытягиваются лица собравшихся. — Ах да, теперь о приятном. Я тут немного поразмыслила, и решила организовать ночь кино. В маггловских традициях, само собой… Дальше я не слышу свой голос, поскольку вся моя чистокровная компания задыхается таким визгом искреннего счастья, что мне приходится умолкнуть, дав детям переварить услышанное. Со всех сторон начинают, уже совершенно не задумываясь о дисциплине, узнавать что, где и когда. Приходится даже пару раз хлопнуть ладонью по столу, чтобы аристократия наконец умолкла и, нетерпеливо ерзая, зафиксировалась на стульях. — Так, не подставляйте меня, иначе получим все вместе в равной доле. Нам разрешили произвести показ в эту ночь с субботы на воскресенье. Будет три фильма, подробности расскажу в пятницу. Вход свободный, поэтому берите друзей, буду рада всех вас видеть. Ну, а теперь ваши пожелания на листочках, и вы свободны. Улыбаюсь я, наблюдая, как класс снова заходится веселым гамом. Ладно, вроде получилось подойти на шаг ближе к этим маленьким монстрам. После урока на краю стола оказывается небольшая стопка разметанных листов бумаги. Забавные они всё-таки. Интересно, я пару лет назад была такой же?***
Отрываюсь от бессознательного движения вперёд, понимая, что попала во внутренний двор замка. Какая красота… Кажется, словно меня одну бросили в какую-то чудесную сказку. Мягко танцуя, на землю опускаются большие хлопья, устилая белым покрывалом весь двор. Наверное, это последний снегопад в этом году. Есть в происходящем что-то особенное, первозданно-магическое, что можно почувствовать, даже не будучи волшебником. Чарует. Подхожу к арке галереи, проводя пальцами по чуть шершавому камню. Такое странное чувство величавой красоты окружающего мира. Необъяснимое, давящее, до боли в сердце показывающее твою собственную ничтожность перед окружающим миром. Это ты считаешь себя особенным, уникальным, центром вселенной. А вселенная, она вот, далеко за пределами твоего разума, и ты в ней никто, песчинка, которую сотрёт и не заметит. А этот снег такими же белыми хлопьями будет кружиться, опускаясь с небес, даже когда от всего этого замка не останется и памяти.— Ни земли, ни воды, ничего… Замела метлой белый свет пыль…
Песня «Мельницы» срывается с губ раньше, чем я успеваю подумать. Душа просит.—И страшиться теперь одного — Как не стала бы небылью быль, Как не стала бы быль… Кто грядет за пургой из обители молний, Тот единственный мог бы проникнуть за край. Так гряди из-за гор, из-за гневного моря, И у этого мира ее забирай, и навеки ее забирай.
Делаю нерешительный шаг на белое полотно, вторгаясь в эту хрупкую природную идиллию. Влажный снег чуть скрипит под сапогами.— Коли в жизни далекой другой Князь серебряный был бы мне мил, Он ходил бы студеной рекой, На уздечке бы солнце водил, На узде золотой… Кто грядет за пургой из обители молний, Тот единственный мог бы проникнуть за край. Так гряди из-за гор, из-за гневного моря, И у этого мира ее забирай, и навеки ее Забирай! Забирай! Пропади оно пропадом! Звенит на ветрах из травы тетива — Забирай! Забирай! Крылья вспыхнули золотом, Да остались в крови рукава…
Круто оборачиваюсь, оставляя на снегу следы от тяжелой ткани юбки, и начинаю кружить по двору в танце. Эмоции начинают захлестывать, требуя выражения не только голосом, но и движением. От крутых разворотов подол юбки высоко взметается, заматываясь вокруг ног и вызывая этим какой-то детский восторг, перехватывающий дух. Пою во всё горло, отдаваясь этим нахлынувшим чувствам. Никто не услышит, а если и услышит, то сейчас это совершенно не важно. Раскидываю руки в стороны, вдыхая полной грудью холодный воздух, и, продолжая пританцовывать, начинаю напевать проигрыш.— А за морем на черной скале Змей серебряный кольца плетет.
Вдруг замираю перед одной из украшающих фонтан статуй. Орёл держит в клюве большую змею. Как заворожённая, аккуратно убираю снег с бронзовой головы пресмыкающегося. На глаза почему-то наворачиваются слезы.— Самоцветы горят в серебре, Змей крылатый желанную ждет, —
В сознании яркой вспышкой появляется образ Северуса. То ли оттого, что я сама с собой в мыслях называла его змеем, то ли оттого, что эмблемой Слизерина является змея, но по совершенно неясной причине придуманная совершенно не мной песня вдруг обретает вполне четкого адресата.— Он свою нареченную ждет. Обреченную ждет. Кто летит за пургой из обители молний, Тот единственный в силах шагнуть через край. Так гряди из-за гор, из-за синего моря, И у этого мира меня — забирай эту ложь, Горе, нежить и небыль, Я — стеклянный сосуд со свечою внутри; Мы отвержены — что ж, упади же из неба И у этого мира меня забери! И навеки меня забери! Слышишь, в небо меня забери!
Замираю посередине двора, чувствуя, как закладывает нос и царапает от холода горло. Снежинки тают, медленно опускаясь на кожу, и от этой холодной влаги я не сразу замечаю, что почему-то плачу. Буря эмоций вдруг сменяется какой-то жуткой, щемящей тоской, которую я с трудом могу обьяснить. — Изумительная ночь, не правда ли? — раздаётся невдалеке знакомый голос, отчего я вздрагиваю и нервным движением смахиваю воду с лица. — Здесь как в сказке, — улыбаюсь я, не сразу замечая притаившегося за колонной директора. — Бессонница? Над головой раздаётся птичий писк, и Кася пикирует мне на плечо, забираясь под волосы. Даже не заметила, когда эта вертихвостка улетела. Накидываю на голову капюшон. — Ты где была? — шёпотом обращаюсь к птице, на что та лишь тихо пищит. — Да, у старости много своих причуд, — добродушно улыбается директор, наконец выходя из своего укрытия. — Вы не против немного пройтись? — У меня дежурство до шести утра, — улыбаюсь я в ответ. — Буду рада, если вы составите мне компанию. Мы медленно бредём по коридорам, болтая обо всем и одновременно не о чём. — Я заметил, вы достаточно тесно общаетесь с профессором Снейпом, — вдруг изрекает директор, отчего я бросаю на Дамболдора удивлённый взгляд. — Ну, при всём пакостном характере он не такой плохой, каким хочет казаться, — пожимаю я плечами. Как вообще наш разговор зашёл в это русло? Волшебник как-то странно хмыкает. — Вы не согласны? — Единственное, что я могу сказать, как бы нам ни хотелось верить, некоторые вещи оказываются гораздо проще, чем нам кажутся, — чуть-чуть помолчав, изрекает директор, отчего я зависаю в попытке обмозговать формулировку. — Если вы пытаетесь сказать о том, чтобы я не питала иллюзий в духе «вот щас мы начнём общаться, и со мной-то он точно станет другим человеком», то не переживайте, во-первых, я не настолько наивная дурочка, а во-вторых, это просто приятное общение и ничего больше. — Чуть хмурюсь я в тщетной попытке угадать хоть одну промелькнувшую в голове директора мысль. «Я не питаю иллюзий, со мной он точно не станет другим человеком», — повторяю мысленно сама себе и с неприятным удивлением обнаруживаю, что эта здравая истина заставляет неприятно скрести за грудиной. Наверное, быть девушкой — это даже при всех своих здравых мыслях всё равно как-то совершенно не здраво реагировать на происходящее вокруг. Тем не менее, я всё-таки благодарна Дамблдору за это странное возвращение на землю. В конце концов, действительно глупо думать, что я единственный человек, вдруг решивший, что Северус Снейп не такой страшный, каким хочет казаться. Неужели глупая наивность так застилает глаза? Наверное, если его все стараются обходить стороной, дело всё-таки не в них, а в нём. Надо постараться держать ухо востро и наконец заткнуть этот неуемный синдром Терезы, будь он неладен. Через какое-то время директор плавно удаляется, оставляя меня за обмозговыванием странной привязанности. А подумать, действительно, есть о чём. Если не брать в расчёт этот странный танец, я только и слушаю в свой адрес яд разной степени концентрации. Да, по доброте душевной я могу большую половину пропустить мимо ушей, не поддаваясь на провокации. Другой вопрос, а чего ради-то это всё? Чтобы подружиться с человеком, который недвусмысленно объявил, что дружба со мной — это последнее, что интересует его в этой жизни? И зачем всё это? Какое-то насилие над личностью из эгоистических побуждений, да и только. Так, бродя по коридорам и тихо рассуждая сама с собой, прихожу к выводу, что сон начинает скатываться в какой-то психодел. Интересно, когда и чем всё это кончится.