Моя мечта - это ты

— Память такая короткая, — заговорила вдруг Дан Би. — Счастье так коротко! — Мама, может быть, ты поспишь? Уже поздно, — предложила ей дочь, не отрываясь от клавиатуры. — Ладно, не буду, — согласилась она, рассматривая свои морщинистые ладони.       Смеркалось. В такое время Дан Би одолевали воспоминания, хронологию которых уже сложно было восстановить. Домашние слушали женщину вполсилы, но молчали, испытывая тоску: они точно знали, что она будет говорить о каких-то нитях, соединяющих вехи времени. Именно так, так высоко говорила она. И так странно, что в какой-то момент её дочь Хана начала подозревать о болезни Альцгеймера: уже давно мама говорила несвязные вещи и забывала о текущих делах.       Дан Би было грустно и одиноко, словно животному, чей язык никогда не понять. Она глубоко вздохнула и посмотрела в окно, чтобы найти уходящее солнце, но его раздавили ряды бетонных коробок… «Мой король, я, надеюсь, ты видишь солнце». — Мам, ты скучаешь по папе? — осторожно спросила Хана, накрывая мамину руку ладонью. Голос дочери испугал все мысли, и она обернулась. — Что? Нет, ты же знаешь, мы развелись очень давно. — Но ты плачешь! — Что? — непонимающе спросила Дан Би, вытирая ладонью щеки. — Глупости, это всё возраст, глаукома. — О чем же ты думаешь?! — разозлилась Хана. — Я думаю, что эта осень совсем не дождливая, — ответила Дан Би, отворачиваясь к окну.       Хана покачала головой. «Стоило положить маму в клинику», — заключила она. В мире, где старость была болезнью, люди вокруг всё чаще говорили о том, что человек, живущий далёким прошлым, на самом деле глупеет. Он становится… сказочником. Хана снова предложила матери отдохнуть, параллельно ища в телефоне контакты лечебного пансиона. — Ты не видела мою книгу? — вдруг с волнением в голосе спросила Дан Би. — Обыскала весь дом, не нашла. — Книгу? — Хана поникла, проглатывая ком в горле. — Да, синюю такую, об эпохе Чосон. — Ты её выбросила… Полгода назад.       Дан Би расстроилась. Разве возможно такое? Она, молча, поднялась из кресла и направилась в комнату своей внучки, из которой лилась ритмичная музыка. Приоткрыв дверь, она обнаружила девушку спящей на раскрытой тетради. Она тихо опустилась на кровать около её стола. — Бабушка, — сонно протянула внучка. — Я знаю, что это ты. — А я знаю, что ты знаешь, — весело сказала бабушка. — Скоро экзамены? — Не напоминай… — А я до сих пор вспоминаю свой выпускной класс, — задумчиво сказала Дан Би. — Как это было? — спросила внучка, мечтательно прикрыв глаза. — Это было весело. И трагично в то же время. Мне пришлось досыта наплакаться в своей комнате, — говорила Дан Би, радуясь про себя, что её спросили, — но приходя в школу я смеялась громко, хотя была неудачницей. — Неужели ты плохо училась? — удивилась внучка. — Ужасно. По правде, я ненавидела школу. А ты? Ты у нас молодец, верно? — Ну, ба, — заскулила внучка, — ещё тебя не хватало. — Я вот что скажу: тебе однажды помогут все эти знания. — Сомневаюсь… Особенно в истории. Какой-то странный предмет! Ну, знаешь, иногда читаешь про всякие там ужасы и кажется, что это неспроста всё написано. Чтобы мы вели себя тише. — Да, и я так думала раньше. Ты права, — отвечала Дан Би, — но лишь отчасти.       В комнату вошла Хана и укоризненно взглянула на мать, отвлекающую ребенка от занятий. Дан Би виновато улыбнулась и ушла в свою комнату. Она не хотела спать. Ей не нужны были сны, потому что они только всё путали. Вынув из ящика толстую тетрадь для дневниковых записей, Дан Би начала писать о каждой мелочи, чтобы выбросить прошлое, словно раненую птицу над морем. Она думала, что прошлое делает её рассеянной и глупой. Слабая рука начала выводить историю о её мимолетной юности.       «В тот день лился плотный, прохладный дождь, и весь мир отражался в земле, в серебристых сполохах света. Раздвигая руками тяжелую водяную стену, люди стремились прорваться вперед, туда, где их не сможет настигнуть небо. Мне же безумно хотелось остановиться. Сердце гулко опадало с каждым шагом, ведущим к железной парте, к режущим белым листам. Мать кричала мне в спину: “Я верю в тебя!”. Но в животе моем пульсировал скользкий страх.       Я не смогу… Я не хочу… “Вот бы скорее исчезнуть отсюда”. И я подставила лицо каплям дождя, чтобы они меня растворили, ступая в бескрайнюю лужу, играющую с солнечным лучом. Как скоро подошвы ботинок соприкоснулись с водной гладью, небеса наказали мне утонуть в давно ушедшее время. Вода расщепила песчаные горизонты реальности, и моё тело будто распалось на нитевидные искорки, будто и вовсе не существовало ничего и никогда. Но вскоре глаза заполонило голубое свечение нового неба. Широким взмахом рук я оттолкнулась к поверхности. Секунда — и воздух прорвался в легкие, и снова захотелось жить. Меня призвал к себе мир, осевший шепотом на страницах книг, что были небрежно брошены мною в утиль ненужных воспоминаний» — Как же мне выразить это? — спросила себя Дан Би. Она перечитала написанное и поняла, что такому невозможно поверить. Она сама с трудом хранила секрет. Однако, вряд ли кто-то попробует разобраться. Назвав саму себя сумасшедшей старухой, Дан Би продолжила с легким сердцем:       «Я прислонилась спиной к горячему бочонку с водой, в котором здесь очутилась, чтобы унять расходившееся сердце. Здесь мне не было места… Люди в шелковых длинных одеждах, стянутых поясом на талии, совершали ритуал дождя у дворца. Солнце опаляло края их шляп, то вздымавшихся вверх, то припадавших к земле с молитвой. Стоя на возвышении, за процессией следил статный, ещё совсем молодой мужчина с волнующими до дрожи чертами короля. Барабаны отбивали дикие ритмы, оперенные жалобным воем голосов. “Там! Смотрите, к нам явился дух дождя!” – крикнул кто-то из толпы. Вдруг всё стихло. На мне оставили ожоги тысячи растерянных и озлобленных глаз, и тысячу раз я призвала Господа на помощь. Крепкие руки стражи рывком вытянули меня из бочки и поволокли по каменной насыпи к королевскому пьедесталу. Я почувствовала холодок двух лезвий, растянувших кожу на шее, когда оказалась на коленях подле Его высочества».       Дан Би закрыла глаза. Капля за каплей падали на бумагу, размывая начертания гелевой ручки. Дан Би не могла вспомнить черты его лица. Тогда, в юные годы, то, каким запомнили короля в истории, возмущало её. Но что именно это было? Кажется, взгляд… Влюбленный в жизнь. Взгляд, воплощающий мечты и воплотивший в ней чувства. А не тот кусок угля, уничижающий всё живое! Дан Би глубоко вздохнула: ведь она решила идти до конца. Пока есть время…       «Одни люди проклинали меня как дьявола, другие — просили избавить от засухи, но лицо короля ничего не выражало. Он кивнул одному из слуг, и лезвия разомкнулись. “Я просто школьница !”— выдохнула я, сжавшись под тенью короля. И тогда худощавый старик из дворцовой свиты, поклонившись со словами “Ваше высочество”, протянул мне сухую загорелую ладонь. Это было обещание жизни. “Он тот самый евнух, что был рожден, чтобы нас спасти”, — сказав это, он вновь поклонился королю. Как только тот едва заметно наклонил голову, старик, мягко ступая по деревянным полам, повел меня прочь от стальных мечей. Укутанная в полотно темной ткани с его плеча, я не могла ничего разглядеть. Только спина трещала под весом любопытных взглядов». — Боже, как это было забавно, — вслух сказала Дан Би и заулыбалась. — Евнух! С моим-то девичьим личиком. А как я храбрилась, меняла голос, — просто смех. «“Тебе позволено пребывать во дворце в качестве королевского евнуха”, — объяснил старик, протягивая зеленое кимоно и черный колпак, под которым горожане прятали волосы. “Там, откуда ты прибыл, мужчины носят короткие юбки?” Я сомкнула исцарапанные колени и, громко сглотнув, потянулась за новыми одеяниями. “Пожалуйста, спаси нас”, — прошептал старик и почтительно удалился. Он мог бы увидеть, как я распускаю тугой пучок мягкий волос, как стягиваю толстовку, обнажая безукоризненно женский силуэт. Он мог отточенным движением отсечь мои руки за содействие лжи. Но этого не случилось. И в своем новом обличии я бродила по коридору, думая лишь о том, как мне вернуться домой.       Через короткое время меня призвали в зал совещаний вместе с другими евнухами. Все они казались больными и опухшими, но действовали синхронно, и даже их голоса сливались в хор. Когда мы оказались внутри, мой взгляд приковал массивный позолоченный трон, на котором недвижно восседал сам король. Воцарилась тишина. Повторяя за всеми, я опустилась на пол, ударяя лбом половую доску, и невольно вдохнула её будоражащий сырой запах. Пояс одеяния больно резал живот, но больше всего я боялась, что моя черная шляпа слетит с головы. Чья-то рука дернула меня наверх: оказалось, что все уже поднялись. Старший советник начал свою речь, из которой я поняла, что причиной засухи является отсутствие королевского наследника. “Занятия математикой не избавят страну от беды”, — заключил советник. “Пожалуйста, рассмотрите это” — троекратно раздалось отовсюду. Король был очень недоволен и распустил собрание. Тем же днём я оказалась в комнате, где евнухи решали простейшие задачи. Теорема Пифагора, примененная мною…» — Мам? — позвала Нара, приоткрывая дверь. — Д-да, — Дан Би поспешно захлопнула тетрадь и уложила локти на стол. — Что делаешь, почему не спишь? — Читала… — Зашла, чтобы спросить кое о чём. А впрочем… Утром. Поговорим утром, ладно? Спокойной ночи. — Спокойной… — сказала Дан Би уходящей дочери.       Всё ясно. Времени осталось совсем уж мало. Скорее всего, догадалась она, завтра ей скажут о так называемом пансионе, где все старики, сумасшедшие старики, ожидают смерти. И что тогда? Ничего не останется, кроме разве что… «Я возьму с собой эти записи, — прошептала Дан Би. — Моего короля…»       «Я изумила короля математикой и впоследствии стала его учителем. Оказалось, что внутри я храню неизведанный мир, ведь то, что мне самой казалось обыденным, он, подобно ребенку, внимал и заучивал. Во время прогулки король заставлял меня следовать за ним, неся в руках неподъемный зонт, чтобы осваивать новые истины, и спрашивал о моей “деревне”, пока мы ели за одним столом. Он держался благородно, но был весел, угрожал смертной казнью, но всегда охранял мою жизнь. Однажды я рассказала ему, что в каждом человеке колотится сердце. “Я не чувствую”, — твердо сказал он, ни капельки не веря мне. “Его можно услышать, — отвечала я, — когда человек рядом нравится”. Той ночью он предложил мне дружбу, а я научила его бежать, по-настоящему, как молодого мужчину. Той же ночью я поняла, что во мне это сердце есть».       Дан Би опустила голову. Стоило закончить свою память на этом месте. Что за волшебный сон!       «К сезону дождей мы старались создать механизм для сбора воды. Всё зависело от решения формулы, но я была слаба в математике. Понимая, что королевский совет прогневается, я разрыдалась прямо перед королем, когда с неба впервые упали редкие капли дождя. “Простите”, — повторяла я бесконечно. Но он поцеловал меня, глупого, неказистого евнуха, секрет которого, как оказалось, он давно разгадал… “Оставайся со мной, пока встает и садится солнце”, — это были первые слова на алфавите хангыль, составленном королем. Но настало страшное время, когда власти стремились прогнать меня со двора, улучая в обмане. К тому же небо заволокло темными тучами: скоро земля должна была меня поглотить во влагу и свет, чтобы вернуть в настоящее время. Собравшись бежать к морю, я столкнулась с отчаянным, дрожащим от ярости королём, готовым или убить меня, или запереть в своих покоях. “Будущее намного лучше, чем Чосон? — вопросил он, возвышаясь надо мной. — Кто я для тебя?!” Я не думала над ответом. Из уст моих вырвалось само собой: мечта. “Мечта? — удивился король. — Тогда моя мечта — это ты!”»       Дан Би встала перед зеркалом и посмотрела на своё испорченное отражение. Этой старушке, думала она, кто-то очень значительный говорил невыносимые вещи. Невыносимый груз — быть чьей-то мечтой. Это большая радость и трагедия. «Оправдала ли я такую любовь, Ваше высочество?» Она пригладила поредевшие седые волосы и улыбнулась, ясно увидев внутри себя отражение короля. Дан Би продолжила писать:       «Палевое небо извергало теплый и крупный дождь. Море сливалось с горизонтом, отражало мягкие лучи заката. Мы ходили по берегу, плескались водой, лежали вместе на мокром песке… Приближалось время. Мы стояли напротив друг друга, когда я по колено провалилась в глубокое никуда. Король непременно поднял меня над собой, крепка держал в руках. Мы всматривались в лица друг друга, запоминали… В последний раз ощутили прикосновение губ. Отстранились. Слёзы, наверное, были в сердце. Я кивнула, и король с улыбкой, которая рождается раз в тысячу лет, разомкнул руки».       А, может, время – иллюзия? Настоящее и прошлое существуют одновременно? А он живой, и, возможно, приходит к морю, думает о былом… «И если я позову его, то он услышит эхо в каплях дождя». Дан Би закрыла тетрадь и прижала её к груди. Ей стало очень легко, спокойно. Будто бы больше ничего не имело значения. Теперь, забывая многие вещи, она продолжит хранить самое важное, — свою мечту.