Я (не) понимаю

      Джек сам идет к Дину. - Я понимаю, - говорит он, словно обещает, что не Дин его убивает, а будто он сам. Но он не понимает и уже давно.       Было бы страшно, понимай двухлетний ребенок, что он монстр и что его нужно убить поскорее, пока он не передумал и не вытворил еще чего-нибудь. Джек жалеет, что подсознание ему нашептывало от лица отца, а не Донателло. Быть может, даже такое безумие, как глюк могло ему помочь, если бы заменяло душу и ее терзания. Если бы это говорило другие слова, Джеку бы не приходилось сейчас умирать. - Вы переплавили клинок против архангелов? – спрашивает Джек, надеясь таким вопросом отогнать мысли о смерти. Второй раз должно быть уже не страшно, думает парень, но испытывает куда больше боли, уходя вот так. Даже больше, чем была в отказывающих легких. - Не мы, - качает головой Дин, - я. Кас и Сэм… - Не поддержали? – грустно и солнечно улыбается Джек, начиная что-то чувствовать спустя такое долгое равнодушие. – Ну, мы оба думаем, что они ошибаются?       Дин смотрит на него уже без ярости, уже без жажды мести за Мэри. Мстили уже, хватит. Но Джек… Они уже не просто охотники, вырезающие оборотней и вампиров. На них большая ответственность, чем на просто охотниках за нечистью. И рисковать так, как раньше, вновь и вновь наступая на одни и те же грабли, жертвуя кем угодно, только не ими самими, и наживая проблему одну за другой, уже просто нельзя. Может и хочется, но нельзя. - Михаил не врал? – Джек не выдерживает и раскалывается при Дине. Его «я понимаю» летит в ад, как только слезы начинают скатываться из глаз. Он не понимает. – Он сказал, что…       Джек еще пытается продолжить, но слова душатся всхлипами. Он видит влагу на руках и почти восхищается – он правда плачет. Плачут ли люди без души? Наверное. Но его это уже не спасет. От этого понимания все восхищение перекрывает жгучая боль и горечь. - Врал, - вдруг прямо говорит Дин таким тоном, что ему хочется верить.       Джек поднимает на него зареванные глаза, не веря в это. Какая-то надежда появляется в мертвых глазах бездушного ребенка, но тут же обращается против него. Дин не ненавидел его, а он все испортил.       Раскаяние за все произошедшее подкашивает ноги Джека, и он падает коленями на землю. Дину бы сейчас издевательски сказать что-нибудь убийце своей матери, но это Джек и ему правда хочется поднять мальчишку с холодной земли. Он напоминает мелкого Сэма, но даже это не злит Дина.       Засунуть ребенка в ящик, о котором до сих пор ему сняться кошмары… Боже, и это Дин еще говорит что-то про душу. Сейчас он жалеет, что Сэм послушал его. Хочется сказать Джеку как Сэм не хотел этого и как теперь жалеет. Хочется рассказать о Касе, который до последнего сражается за него. Ведь больно умирать преданным всеми, кому верил. Хочется встряхнуть Джека, схватить за куртку и спросить, почему он поверил ангелам, почему поверил глюку Люцифера. Он же умный парень, зачем вообще пришел сюда? - Я понимаю, - кивает Джек, поднимая глаза, когда слышит щелчок пистолета – Дин заряжает его. Он умный парень, хоть и слишком поздно. Он умный парень и он не сбегает от смерти.       Джек давит всхлип, когда понимает – теперь в рай он не попадет, теперь не останется навсегда с мамой. Но теперь он и не спрашивает Дина куда попадет после смерти. - Я понимаю, - бормочет Джек, не закрывая глаза, а в тяжелом ожидании ждет, когда его мир померкнет. – Я понимаю.       Дин смотрит в глаза парня. Только сейчас он понимает, насколько мертвыми они были все время до этого, и удивляется, как они могли этого не заметить. Потеря сына ощущается по-другому, да?       Пистолет опускается дулом в землю, палец убирается с спускового крючка еще до того, как отчаянный крик Сэма, зовущий Дина, догоняет их.       Джек смотрит на него. Он не понимает. А Дин только отрицательно качает головой. - Нет, Джек.