Синестезия

      Длинные волосы привычно спутались на ветру, и постоянно приходилось проводить пальцами меж волнистых непослушных чёрных прядей, пытаясь вернуть прежнюю укладку. Глаза слепило ярким солнечным светом, что искрился на ледяной корочке едва выпавшего серебристого снега. Зимнее солнце плавно перекатывалось по серому затянутому тучами небосводу, совершенно не желая согревать мои замёрзшие руки.       Быть человеком оказалось намного проще, чем я думала. Может, мне решили дать фору, так как это была моя первая жизнь, но я родилась в счастливой полной семье, где не было ссор и бед, всегда царило хвалёное умиротворение, и чем старше я становилась, тем больше этот факт меня напрягал.       Первые лет пятнадцать я толком не осознавала, что происходило: воспоминания о Верхнем мире возвращались постепенно, и к шестнадцати годам я вдруг совершенно точно поняла, что человек, из-за которого я была наказана, учился со мной в одной школе. Я сталкивалась с ним постоянно: в коридорах, в классах, в столовой, даже когда с подругами прогуливалась по городу, а ведь я чётко для себя решила никак не сближаться с ним. Таковым был мой план: раз мы не знакомы — никто не умрёт.       Но я продолжала наблюдать за ним издалека, как бы ни хотела этого не делать, — меня словно магнитом притягивало. И его тоже. Я старалась, как могла, но в попытках отстраниться от мыслей о нём я всё больше замыкалась в себе. И так продолжалось долгих пять лет. Мой план действовал: он практически перестал замечать меня, точнее, я так думала. Я хотела так думать.       Наше знакомство произошло неожиданно: он сам подошёл ко мне, а я не успела вовремя среагировать и исчезнуть с поля его зрения. Была зима, прямо как сейчас: шёл сильный снег, смешиваясь с тяжёлыми крупицами града и оседая на холодном сером асфальте. Я не решалась выйти из-под школьного крыльца, несмело переминаясь с ноги на ногу около ступенек. И когда я уже сделала первый шаг, ожидая встретить лицом влажный порыв снежинок, как между мной и стихией стала преграда в виде яркого голубого зонтика. Помню, я тогда сильно удивилась, отступая назад и тут же натыкаясь спиной на кого-то.       Обернувшись, я сразу же заметила красивую улыбку на аккуратных губах, а после и блестящие тёмно-карие глаза, что будто излучали тепло. Дар, что не потерял своей силы после наказания, тут же отозвался в моём теле сильной ударной волной, разливаясь светло-сиреневой пеленой вокруг наших тел. Жаль, что видеть её могла лишь я, а ведь так хотелось показать ему.       И я улыбнулась в ответ, подчиняясь воли чего-то, что было намного выше меня самой. Не было шанса избежать этого мгновения — я лишь обманывалась зря, лучше было сразу подойти к нему, а не терять драгоценное время. Мой личный план потерпел жестокое крушение о скалы божественного указа, и я не могла ничего с этим поделать.       — Привет, ты ведь Джису, так? Я — Джинён, надеюсь, ты не против, чтобы я провёл тебя? — его голос медом растворился у меня на языке, а по коже тут же пробежались мурашки: разве я могла быть против?       И вот мы уже оба студенты университетов, а всё так же вместе, и ни единого намёка на суровую расправу не было. Но я всё время находилась в режиме ожидания, постоянно хотелось отчего-то спрятаться и спрятать Джинёна, что даже не предполагал, какая участь могла его караулить. Да я и сама толком не знала: была лишь уверена, что конец мог быть более, чем просто страшным.       Нас тянуло друг к другу, этого нельзя было отрицать: каждую секунду мы старались провести вместе. Он был для меня идеалом, воплощением всего прекрасного, что только могло существовать. Была бы возможность воздвигнуть ему храм, я бы сделала это, не теряя ни секунды, но, с другой стороны, я понимала, что это могло быть простым небесным наваждением для ускорения нашей кончины. И я не могла противостоять этому, даже зная, к чему всё катилось.       И вот сейчас я снова бежала на встречу к Джинёну — к тому, кого любила больше всего, к тому, ради которого бы продала Вселенную самому дьяволу, к тому, что жил внутри меня — в самом сердце. Могла ли я сопротивляться?       Мои щёки наверняка сейчас покрылись слабым румянцам, а на ресницах осели кружевные снежинки, юбку постоянно приходилось одёргивать вниз, ведь она задиралась из-за быстрого шага, а свитер совсем сбился под неудобным зимним пальто. А ещё жутко хотелось снять тяжёлые сапоги, ведь в них я так неуклюже скользила по оледеневшим дорожкам. Но нельзя: я хотела быть для него настолько же идеальной, каким он был для меня. Особенно сегодня, особенно в нашу годовщину.       Машину Джинёна я заметила, когда переходила дорогу, едва дождавшись зелёного сигнала такого медлительного светофора. Он припарковал автомобиль у обочины и терпеливо ждал меня, игнорируя сигналы проезжавших мимо машин. Я могла заметить, как он жадно следил за моими движениями с водительского сидения через лобовое окно, и уже не могла дождаться того момента, как окажусь у него в объятиях.       Пять метров. Три. Два. Казалось, время размыло свои границы, а меня настойчиво окружил знакомой кроваво-красной дымкой аромат его желания, смешанного с золотисто-розовыми переливами его зависимости от меня. Я чувствовала всем телом его идеализирующую любовь, что заставляло всё внутри меня вибрировать от поднимающегося в груди желания. Желания быть рядом с ним. Желанием стать частью его. Желанием вместе и навсегда, потому что только это казалось правильным. И одновременно таким искусственным. Созданным кем-то, а не возникнувшим естественно.       Ещё не успев толком захлопнуть дверь машины, я оказалась в оковах любимых рук, что обвили меня, словно цепи, заставляя уткнуться носом в шею парня, чей запах стал уже неотделимой частью меня. Хватаясь пальцами за мягкое переплетение нитей его вязаного свитера, прижималась ближе, желая раствориться без остатка в человеке напротив, но очередной сигнал проезжающей мимо машины заставил нас резко отдёрнуться друг от друга. Так сосредоточились друг на друге, что совсем забыли об окружающем мире.       И мы неслись по автостраде, желая скорее оказаться в нашем домике на отшибе города, совсем рядом с речкой, где бы точно никто не посмел потревожить нас. Мы были счастливы просто быть рядом друг с другом, так хорошо, так тепло и нежно, но мы хотели жарче, ближе. Вжимая педаль газа до упора и обгоняя других, Джинён крепко сжимал мою ладонь так, что больно становилось и пальцы немели, но было всё равно.       Плевать на всё, на всех и каждого, ведь мы вместе. Нам ничто не страшно, пока мы вдвоём. Так мы думали, а нужно ведь было быть бдительнее, рассудительнее, осторожнее, в конце концов. Но мы сглупили: по нам ударили тогда, когда мы меньше всего ожидали.       Слишком неожиданно, слишком резко: мы пошли на обход, шины заскользили по мокрому зимнему асфальту, выкидывая машину на встречную полосу. Перед моими глазами лишь чёрная вуаль — я ощущала страх Джинёна и принимала безысходность. Ничего уже не спасти. Мы попали в ловушку.       Мы летели навстречу джипу, водитель которого даже не пытался, казалось, хоть немного скинуть скорость, дабы смягчить хоть на йоту столкновение. Хотя оно и так было неизбежно.       Всё, чего я хотела, это лишь взглянуть на Джинёна в последний раз, а после отпустить. Мне не было страшно, я ведь была рядом с тем, кто заменил мне саму жизнь, потому я готова была пожертвовать всем, лишь бы каждая моя последующая смерть была подобна этой.       Его чёрные волосы растрепались, испортив аккуратную укладку, глаза сосредоточенно смотрели вперёд, одна его рука по-прежнему сжимала мою, вторая — хаотично выкручивала руль — Джинён ещё не понял, что всё потеряно. Не понял, что всё уже решено за нас. Решено давным-давно.       Секундный удар — металл о металл, оглушительный скрежет, звук бьющегося стекла, запах крови, смешанный с запахом гари. Нас выкинуло через лобовое стекло, раздирая осколками хрупкую человеческую кожу, оставляя кривые рваные раны на нежном, ещё тёплом бархате.       Багровая горячая жидкость заставляла таить снег вокруг, окрашивая белые пушинки в розоватый цвет и смешиваясь с чёрной грязью. Шуршание колёс тормозивших машин, крики людей, всепоглощающая паника, телефонные звонки и громкие рыдания… Всё осталось где-то далеко.       Я видела его лицо, и этого было достаточно. Он выглядел таким уставшим, но на губах всё ещё играла ласковая улыбка с застывшими словами о любви. Я чувствовала себя такой опустошённой, но счастливой — я была с ним. До самого конца.       Всё это время, что я провела рядом с тобой, Джинён, было самым прекрасным, самым идеальным, самым совершенным. Мне не нужно ничего, лишь знать, что тебе было так же хорошо рядом со мной. И тебе было. Я чувствовала твоё счастье, что шоколадом разливалась у меня на кончике языка. Прости, что доставила тебе боль.       Веки казались слишком тяжёлыми, и я прикрыла их, чувствуя, как по телу проходила последняя дрожь, а пальцы прекращали судорожно подрагивать. Вот он — конец. Почему же тогда я чувствовала себя так умиротворённо? Разве не должно быть больно?       Эта жизнь, моя первая жизнь рядом с тобой была солнечной и пьяняще-страстной. Ты стал для меня самим Богом, Джинён.       Спасибо за то, что сделал первый шаг. Спасибо за то, что делал меня счастливой. Спасибо за то, что позволил сделать счастливым тебя.