То, что всегда с тобой

А в то время, как Яргородское княжество сопротивлялось набегам лугиев, на полунощи и к восходу тоже шла своя жизнь. Вырастали новые поколения - внуки внуков тех, кто некогда принял на свои плечи чжалаирское иго и, не устояв, рухнул на колени, сник, покорился. Каждый житель Сварожьих Земель с малолетства усваивал: Орда могущественна, и с ней нечего и пытаться спорить. Сегодня она кочует далеко в своих степях, а завтра может появиться в любой деревне, под стенами любого города, и не убережешься от них. Множество сварожан закончили жизнь рабами чжалаиров, захваченные в плен не только во времена походов древних полководцев - Ердена, Ганжуура, - но и позднее. Слишком часто ханы и мурзы приводили свои тумены, то просто желая пограбить, а то и вмешиваясь во внутренние сварожские распри. От ордынских владык зависело, кто будет великим князем в Сварожьих Землях, кто получит ярлык на иные владения, помельче. Они только и искали повод вмешаться, чтобы снова и снова доказывать данникам-"свархам" свою силу. Любой ордынский поход означал бедствия для Сварожьих Земель: гибель, пожары, разорение, вечный плен для тех, кого захлестнет тугой волосяной аркан. Так и пропадали навсегда тысячи людей, оплаканные родственниками, быть может, еще заживо, будто падали в нескончаемую бездну. Даже люди, которым посчастливилось не сталкиваться в своей жизни с чжалаирами, и те ощущали их тяжкую власть. Потому что дань, что платило им каждое княжество, кроме одного Влесославля, взималась с каждой семьи, "с дыма", как говорилось. А значит, землепашцам кормить приходилось уже не только своего боярина, да князя с дружиной, но и откупаться от Орды, безропотно собирая любой "выход", что затребует жадный степной властелин. Ремесленники работали тоже для Орды. Для нее охотники добывали в лесах драгоценные меха - "мягкое золото". Для нее, бывало, отдавали все нажитое. позволяли у себя забрать весь урожай, а сами перебивались кое-как, впроголодь, - и еще счастливыми себя считали, что удавалось откупиться от безжалостной Орды. Не у всех, конечно, хватало терпения безропотно нести тяжкую ношу. Иные, будто надломившись изнутри, бросали семью, имущество, уходили странствовать, ища землю, где люди будто бы жили лучше. Или селились в лесу, обрекались на службу какому-нибудь божеству, пели грустные песни и предсказывали будущее за кусок хлеба. Таких полубезумных пророков даже чжалаиры не трогали, считая священными. Но бывало, уходили в леса и другие люди, горячие и буйные, не умевшие ужиться с добропорядочными селянами, а особенно - с боярами да их прислужниками, приказчиками да управителями. В леса бежали и те, кто не хотел становиться боярским холопом, а готов был умереть за свободу. Это уже были люди иного склада: смелые, решительные, не боящиеся проливать вражескую кровь. Они собирались в ватаги, порой достаточно сильные, чтобы мстить, как умели, своим обидчикам - боярам, управляющим, богатым купцам. Иные из таких "вольных людей" - влесославльские ушкуйники, - смели нападать даже на ордынские владения, гордясь, что они одни в Сварожьих Землях смеют воевать с чжалаирами. Дух атамана Индрика, завещавшего сварожанам месть "проклятым", был еще жив и по сей день, как бы жизнь ни гнула людей, приучая к покорности. Так и оказался в разбойниках Кудеяр, холоп боярина Зубцова. В одночасье судьбу свою изменил до неузнаваемости, разрушил все старое, так что и оглянуться назад нельзя было, оставалась дорога лишь вперед. Родители Кудеяра, как и у многих в те времена, были вольными смердами, но им не посчастливилось - несчастья сыпались одно за другим. То поле градом побило, и пришлось просить зерна взаймы у боярина, до будущего года. Следующий год выдался неурожайным, и не только расплатиться не удалось - долг вырос вдвое. А потом корова забралась на боярское поле. Ей-то, обжоре рогатой, все равно, что зеленя, что трава, а хозяевам - слезы: плати за потраву! Так и пришлось идти в закупы, своей свободой расплачиваться за долги. Кудеяр родился уже холопом. Поначалу, правда, ему повезло. Его с самого детства отдали в личные слуги к хозяйскому сыну, его ровеснику, и они росли вместе. В детстве, когда еше сословные различия не замечаются, юный боярин Станислав обращался с Кудеяром, как с другом, а не слугой. Сажал с собой за стол. Требовал, чтобы Кудеяра учили всему наравне с ним - и грамоте, и навыкам воинским. Наставник поначалу хмурился, но затем позволил: преданный смерд-телохранитель пригодится будущему боярину. А мальчишкам только того и надо было. Вместе скакали на конях, сражались деревянными мечами, играя в нашествие чжалаиров. Вместе, увлекшись игрой, вырезали на коре яблони знак атамана Индрика - странного зверя с двумя хвостами и длинными клыками. Правда, наставник потом долго ругал обоих, утверждая, что это очень опасный знак. И Станислав пообещал больше никогда и нигде не изображать его. А Кудеяр, хоть и обещал тоже, не понял, зачем его запретили. Опасный знак - конечно, для чжалаиров! Индрик-атаман был смелее всех, он убивал чжалаиров всюду, где встречал, когда даже князь Святослав Храбрый им покорился. Об Индрике недаром до сих пор поют песни, хоть и с оглядкой. Это хорошо, что люди стремятся быть такими же смелыми, как он. Не чжалаирам же служат те, кто запрещает подражать ему? Выросшему Кудеяру довелось однажды и самому переведаться-таки с чжалаирами в бою. Когда им со Станиславом исполнилось уже по восемнадцать лет, прошел слух о налете какой-то новой Орды. Княжеские глашатаи объявили, что эта Орда в раздоре с великим повелителем Саин-ханом, а значит, с ними можно воевать. Змеевский князь Стемир Мезамирич созвал ополчение. Там и довелось Кудеяру вместе со своим боярином впервые увидеть чжалаиров. Да не просто увидеть, а в сражении! В первое мгновение он даже и не понял, что это они - те самые всевластные владыки, которых никто не может победить. Малорослые, в халатах мышиного цвета, на длинношерстных невысоких лошадях, они осыпали сварожан целым дождем стрел. Сварожские полки сразу поредели, послышались стоны раненых и умирающих, визгливо заржала лошадь. Но у Кудеяра и самого в руках был лук, он тоже стрелял, как и его товарищи, правя конем одними ногами, и видел, что и чжалаиры способны падать мертвыми, их тоже поражают стрелы. А потом, столкнувшись с первым попавшимся воином в мышастом халате, Кудеяр выхватил меч и ударил его наискосок, по шее. Дикое ликование охватило его, за спиной разворачивались черные крылья. Так вот чего стоит знаменитая Орда! Он-то представлял чжалаиров великанами высотой в сосну, извергающими пламя. А оказалось, что убить чжалаира было легко! Они так же падали замертво, как и сварожане! И он, как следует не задумавшись, зачем это делает, подхватил отрубленную голову чжалаира, с которой упал шлем, за единственную косицу на бритой макушке, и начертил острием меча изображение клыкастого зверя с двумя носами. Для Кудеяра, как и для боярина Станислава, эта битва оказалась счастливее, чем для многих других. Потому что они отстали от остальных, карабкаясь по крутому речному обрыву, и пропустили миг, когда чжалаиры, только что отступавшие, вдруг перестроились и встретили врага новым градом стрел. Только Кудеяр за миг до того словно каким-то чутьем почувствовал, что так будет, и не по-холопьи ухватил за повод боярского коня, заставляя повернуть в лес. И больше уже не видел, как пал, пронзенный стрелой, старший боярин Зубцов, как метался со своей дружиной змеевский князь Стемир Мезамирич, требуя держать строй, но воины уже не слушали его, обратившись в бегство. И уж тем более Кудеяр не видел и не слышал, как после сражения чжалаирский темник, которому принесли голову воина с вырезанным на ней знаком, сказал, потемнев лицом: - Вот! Что я говорил? Этот народ следует истребить до последнего младенца! Больше ста лет они под нашей властью, за такое время можно стаю свирепых волков превратить в ягнят! А они еще не разучились сопротивляться. Хороший удар был, а знак этот - еще опаснее для нас. Не зная ничего об этом, Кудеяр все-таки собой гордился. Он показал, что умеет драться, и спас жизнь своему боярину. Станислав, став единственным хозяином, щедро наградил своего молочного брата, и тот мог прожить жизнь, не чувствуя своего холопства, в душе считая себя равным свободным воинам. Так бы и было, не надумай Кудеяр жениться. Стройная голубоглазая Злата давно строила ему глазки, а после возвращения с войны и глядеть ни на кого, кроме него, не хотела. Хотя при боярской усадьбе многие заглядывались на нее. Да что при усадьбе - и сам боярин Станислав Зубцов, когда Кудеяр со Златой пришли у него просить дозволения на свадьбу, игриво обнял невесту, да еще просил, если останется недовольна мужем, к нему придти. Шутя, конечно; и Злата тогда отшутилась, не подозревая ничего, как и сам Кудеяр. А за седьмицу до свадьбы боярин послал жениха в дальний лес добыть большого лося. Сам же приказал Злате явиться к нему в покои перестелить постель, да и отпустил только поутру, с золотой гривной на шее. Рано поутру один только пастух, гнавший стадо на выгон, видел, как она брела к Белой речке, всхлипывая, зажав в кулаке что-то блестящее. А уж потом на мелководье выловили тело девушки. Нашли и брошенную в траву гривну с оборванной цепочкой. На другой день вернулся Кудеяр с добытым лосем. Услышав страшную весть, разом почернел, как береста на огне, завертелся волчком, не взвидев света. И неизвестно, что он стал бы делать, как вдруг боярин сам его вызвал и приказал седлать коней на прогулку. Взглянув на Станислава, Кудеяр сразу понял, что тот пьян. Видимо, все-таки не прошло даром содеянное: он был бледен и глядел вниз, не смея поднять глаза на молочного брата. - Кудеяр, я ведь не хотел, чтобы так вышло, - тихо проговорил он, когда никто посторонний уже не мог их услышать. Кудеяр поднял голову и спросил резко, как еще никогда холоп не смел говорить с боярином: - Ты врешь! Ты нарочно меня отослал, чтобы я не мешал тебе! Признавал ли сегодня Станислав за ним, холопом, право себя судить, или спьяну не распознал угрозы, только ответил тем же виноватым тоном, оправдываясь: - Я не хотел зла ни ей, ни тебе, клянусь! Думал только позабавить себя и ее, потом бы и тебе с ней веселей было. Ей я не делал плохого, право слово, не делал. Она не кричала, не сопротивлялась... Мне казалось, все девки дворовые влюблены в хозяина... Вот этого Станиславу лучше было не говорить. До сих пор Кудеяр еще не знал твердо, что сделает, мысли его метались в беспорядке. Но теперь он ухватил боярина за плечи, стащил с коня и, сам прыгнув наземь, прижал к сосне. Пьяный и растерявшийся Станислав не мог бороться с Кудеяром, не догадался даже взяться за бывший на поясе меч. Кони, оставшись без седоков, шарахнулись прочь, помчались обратно с испуганным ржанием. Но Кудеяр на них не глядел. Глядя в расширенные глаза боярина, выговаривал свистящим шепотом: - Ты думаешь, падаль вонючая, если люди на тебя работают до седьмого пота, так должны еще и женщин тебе отдавать и радоваться? Думал, осчастливил на всю жизнь и ее, и меня! Она зря даже не дождалась меня, я бы все понял... На кой ты ей нужен был, крыса? Кто тебе право-то дал нами распоряжаться? У боярина Станислава закатились глаза, он чувствовал, что не в силах сопротивляться грозному витязю, которым в один миг обернулся товарищ его детских игр. Страшный хрип вырвался из его груди: - Пощади!.. Ты же мне жизнь спас в битве с чжалаирами!.. - И теперь ты сам, точно хан чжалаирский, нам на шею уселся? Если уж мою невесту отобрал для забавы, то каково у тебя придется простым холопам? Думаешь, тебе Богами назначено над нами властвовать? Это мы тебя терпим до поры до времени, и мое терпение уже иссякло! И, выхватив меч из-за пояса боярина, Кудеяр рубанул наотмашь, почти не глядя. Затем постоял немного, приходя в себя и тяжело дыша. Подумал - и высек на медной сосновой коре знак Индрика. Красный мохнатый зверь с двумя хвостами и большими клыками. Кудеяр врезал его изображение глубоко, чтобы увидели. Потом забросал убитого валежником и ушел в лес. Он не знал, когда люди боярина Зубцова примутся искать, всполошенные вернувшимися без седоков конями. Поиски тела боярина, по крайней мере, дадут ему небольшую отсрочку. Ну а затем... Что ж, приходилось надеяться только на себя. Впрочем, Кудеяр не отчаивался. Лес он знал хорошо, и у него, кроме прихваченного боярского меча, был с собой и лук со стрелами, и сулица, и нож засапожный, и кремень с огнивом. В лесу он с голоду не пропадет, и не дастся запросто ни зверю, ни лихому человеку. Лишь бы не попасться на правеж боярским или княжеским прихвостням, что потянут его отвечать за Станислава. Ни малейшей вины за него Кудеяр не испытывал, и никак не хотел отвечать головой за погубителя Златы. Куда идти, он знал не слишком хорошо, потому что ни разу не бывал дальше Змеевской земли. Говорили, что беглые чаще всего подаются на полунощь, к Влесославлю, где нет ни чжалаиров проклятых, ни княжеской власти. Но добраться туда одному через немеряные леса - вряд ли кому по силам, а по дороге идти - как раз попадешься. В конце концов, Кудеяр решился идти к реке. Может, там найдется лодка или плот, или хоть топор, которым можно будет их сделать. А дальше, с одной реки на другую, и поднимется наверх, во Влесославльскую землю. На шестой день Кудеяр вышел к Великой реке. Великой-то она сделается ниже по течению, там, говорят, вправду такая ширь, что другого берега не видно. А здесь, пониже Змеева, река как река, ну, в две Белых будет, не шире. Кудеяр вышел на крутой берег и стал приглядываться, нет ли поблизости жилья или еще чего, подходящего для его целей. И дождался. По реке, правда, не снизу, а сверху, шда целая флотилия длинных узконосых ладей с яркими цветными парусами. Кудеяр мгновенно упал на землю, чтобы его не заметили с воды. Но было поздно - над его головой промчалось несколько стрел, а затем веселый мужской голос произнес беззаботно: - Не стреляйте, я взгляну сам, кто тут маячил. Кудеяр стал отползать, прячась в высокой траве, но у незнакомцев оказалась отличная выучка. В мгновение ока толстый сук ближайшей прибрежной ветлы захлестнуло арканом, потом он натянулся, и по нему быстро кто-то вскарабкался наверх. Над обрывом показалась светловолосая голова молодого мужчины. Мгновение - и он встал на ноги, выхватил из ножен меч. В то же мгновение и Кудеяр вскочил на ноги, достав свой. Не удирать же в кусты, когда тебя вызывают на бой! Противник Кудеяра и впрямь двигался легко и быстро, чувствовался навык прирожденного воина, хотя, судя по короткой соломенной бородке, был он лишь несколькими годами старше Кудеяра. Он скользящим быстрым шагом обошел противника сбоку, и тому пришлось следовать за ним, не спуская глаз с меча в руках незнакомца, чтобы не пропустить, когда тот ударит. Вслед за светловолосым незнакомцем на обрыв вскарабкались еще несколько человек с передней ладьи, остановившейся у берега. Они двинулись было в обход, но первый властно приказал им: - Стойте! Я сам с ним хочу переведаться, - проговорил он с непривычным выговором, вроде бы сварожским, но звучащим совсем по-другому. Странным образом, его выговор успокоил Кудеяра. Раз эти, на лодках, издалека, стало быть, не за ним. Значит, на правеж его не потащат. Но, когда на тебя наступают с обнаженным мечом, приходится защищаться, есть ли повод для вражды или нет его. Он ловко задержал взмах меча светловолосого у своей груди, потом сам замахнулся, и тот уклонился, чтобы меч Кудеяра не разрубил ему плечо... И пошла пляска, светлая, огневая, под стальную песню мечей! У обоих бойцов не было щитов, поэтому им приходилось постоянно двигаться, уклоняться от ударов, пригибаться и выпрямляться, внимательно следя за противником. Светловолосый был быстр и ловок, но и Кудеяр, как оказалось, не зря с детства учился владеть оружием вместе с боярским сыном. Ни один из них еще не успел задеть другого. Спутники светловолосого глядели на них, качая головами. И, чем дольше длился бой, тем меньше у Кудеяра оставалось желания завершить его убийством. Да, он преследуемый изгнанник, и терять ему нечего, но не эти ведь люди причина его бед. Светловолосый не дал его застрелить, сам ввязался в бой. Не похоже, чтобы собирался его выдать. Одно удовольствие было бы сражаться с таким храбрым воином дружески, в учебном поединке. И совсем не хочется с ним рубиться насмерть... Чем решительней отражал Кудеяр его удары, тем шире улыбался светловолосый воин. Казалось, будто и он забыл, что сражается всерьез, и с опасным противником. Голубые глаза его искрились весельем. Вдруг он бросил меч в ножны. Кудеяр едва успел отдернуть свой. - Ну, потешились, и хватит! Это просто недоразумение, что такой боец не в моей дружине. Откуда ты взялся-то, удалой молодец? Боярин, что ли? Кудеяр знал, что вид у него не боярский. Пока пробирался через лес, всю одежду изорвал, подметки на сапогах отрываются, так что голые пальцы видны, а волосы и отросшая борода всклокочены. Давеча погляделся в воду лесного озерца - так чуть сам не испугался: Леший как есть. Да и что боярину делать одному на речном берегу, где даже жилья никакого не видно? - Не боярин я... беглец, - сознался Кудеяр. И вдруг, сам точно не зная, что его подтолкнуло под руку, начертил на песке кончиком меча двуносого клыкастого зверя. Светловолосый усмехнулся при виде этого знака. - Ты кто же - вернувшийся атаман Индрик? Меч-то у тебя вправду боярский. И владеть им умеешь. Что, и в бою бывал? Кудеяру бы разумнее помолчать, но упоминание легендарного атамана - врага чжалаиров, сделало свое дело, и он гордо вскинул голову: - А то как же! С ордынцами проклятыми бился в прошлом году. Один из спутников светловолосого, немолодой воин с седеющей бородой, вышел было вперед, положил тому руку на плечо, точно предупреждая. Но светловолосый не прислушался к его предупреждениям. - Не волнуйся! У меня взгляд наметанный. И, снова обратившись к Кудеяру: - Кем бы ни был прежде, вижу, что сейчас из тебя получится настоящий воин. Пошли с нами на ушкуй. Мы умеем ценить храбрецов, не спрашивая их о прошлом. Наши ватаги смеют и на владения Орды нападать. Другие только трепещут в ожидании чжалаирских набегов, а мы сами спускаемся по Великой к их городам. Мы ходим и далеко на полунощь, в Студеное море, и на восход по большим рекам. Мне нужны надежные, смелые товарищи. Хорошо покажешь себя - получишь щедрую долю добычи, купцом или боярином сможешь стать. Ну а вздумаешь подвести - так на ушкуе с наших глаз никуда не денешься, а разговор с предателями короток, - он показал на воду. - Рыбу предателями травить жалко, - сказал кто-то из ушкуйников, не то шутя, не то совсем даже нет. Поразмыслив, Кудеяр решил, что лучшей судьбы ему искать нечего. До Влесославля еще неизвестно, добрался бы, да и как бы его приняли там, а здесь, можно сказать, Влесославль сам навстречу идет. Об ушкуйниках давно ходила молва, и старики бранили их, называя бесстыжими разбойниками, не только грабящими людей сами, но и подставляющими под удар чжалаиров. Зато многие молодые парни втайне завидовали их воинской доблести, их свободе. - Согласен, - решительно заявил он, протянув руку светловолосому. - Меня Кудеяром звать. - А меня Ладомиром. Ладомир Вышатич, с Верхней Торговой улицы, - представился его недавний противник. - Ого! - Кудеяр присвистнул, поняв, что сражался с ним, а теперь зовет к себе не иначе как влесославльский боярин, очень может быть, что на свои куны снарядивший ватагу на ладьях-ушкуях. - Слышал я, что во Влесославле и бояре не такие, как всюду. А теперь вот сам убедился. - На ушкуе важно, не какого рода человек, а на что он годится, - усмехнулся Ладомир, протягивая новому спутнику ладонь, как и у всех, натертую рукоятью весла. - Пойдем с нами, не пожалеешь. И Кудеяр не пожалел, присоединившись к ушкуйникам. Сил подолгу вращать весло большой ладьи ему хватало. Скоро ладони его, как у всех, сделались тверды, как конские копыта, а руки и плечи напоминали мощные дубовые корневища. Хорошей драки тоже не боялся. Особенно ему запомнился большой поход на богатый Вышгород, в котором ватага Ладомира участвовала среди целого ушкуйного флота. Правда, Вышгород был своим, сварожским городом. Но Кудеяра лишь на мгновение тронули крики горожан, застигнутых врасплох. Он, правда, не трогал жилищ смердов, у которых нечего было взять, зато при виде домов богачей и знати сразу вспомнил убитого им боярина Зубцова, и уже не стыдился врываться к ним, рубя тех, кто пытался сопротивляться. "Это не мы грабим, это вы, пиявки, людей грабите, обращаетесь с ними как со скотиной! Эй, бояре да воеводы, защитнички наши липовые! Ну-ка, защитите хоть собственные шкуры! Не можете? Так за что вас народ держит?" Добыча была богатой. Поделив ее, ушкуйники буквально купались в золоте, равно как в медах и винах. Кудеяра хвалили за доблесть Ладомир и другие предводители набега. К этому времени он был уже кормчим на одном из ушкуев, Ладомир ценил его и называл другом. Обещал найти Кудеяру во Влесославле богатую и красивую невесту, взять к себе в торговые товарищи. Но богатство и семейное счастье не манили Кудеяра, хотя, казалось бы, о чем еще мечтать? Видно, сердце его зачерствело от беспокойной скитальческой жизни. Торговать он не умел и не любил, а из девушек ни одна по-настоящему не привлекала его после погибшей Златы. Иногда он, вспоминая о ней, жалел, что она поспешила утопиться, не дождалась его. Глядишь, все было бы по-другому, и прожили бы они жизнь не хуже других... Но просторная гладь Великой, свежий речной ветер, скрип весел и лязг мечей уже наполнили душу Кудеяра, и он не мог жалеть, что не остался боярским холопом. Разговаривая с Ладомиром, он видел, что и тот из людей того же склада, и не ради наживы сам чуть ли не каждый год отправляется в путь со своими ушкуями, оставив дом и всю торговлю на приказчиков. И ему, боярину и купцу, речное братство было дороже кун. Во Влесославле он скучал, как и Кудеяр, и оживлялся, лишь выведя ладью на реку и глядя, как светлая пена убегает дорожкой назад из-под ее острого носа. И после Вышгорода еще девять лет продолжал Кудеяр ушкуйничать. За это время побывал с Ладомиром на восходе, добирался по рекам вглубь вовсе неизученных земель, где добывали соль, и еще дальше - за горным хребтом, называемым Поясом Земли. По преданию, в этот край в свое время ушли из Сварожьих Земель древние велеты, рожденные из камня, поселились в еще безлюдной местности, а как состарились совсем, обратились в камень, из которого вышли, и сделались горами. Кудеяр не интересовался, правда ли это, но тот дикий, почти нетронутый человеком край ему нравился. Будь он каменным велетом, точно поселился бы здесь. Восходные леса и горы и впрямь были мало населены, зато полны пушистого мягкого золота - соболей, горностаев, куниц, лис, бобров, выдр, белок. В Сварожьих Землях их поубавилось, зато здесь можно было, казалось, грести лопатой. Охотиться ушкуйникам, ясное дело, было некогда, и они собирали меха у местных племен, когда торговлей, а когда и боевой силой. Впрочем, последнее случалось редко: лесные жители были немногочисленны, каждый род обитал сам по себе, и мало кто из них мог собрать большую дружину, чтобы дать отпор пришельцам. К тому же, у них было мало железа, наконечники копий и стрел, топоры и ножи местные делали в основном из камня, да из рыбьей кости. Железо-то и было для них самым желанным приобретением, за него не жаль было отдать сколько угодно мехов. Их-то чего жалеть - вон их сколько в тайге бегает, а опытные охотники всегда сумеют добыть еще. За железо отдавали не только меха, но и золото, что порой намывали в здешних реках, и которому тоже не придавали большой ценности, так как мягкий металл годился лишь для украшения. Железо же местные жители берегли как самый счастливый талисман, целовали орудия из него, кормили жиром, чтобы и дальше являли "чудесные" свойства. Путешествия многому научили Кудеяра. Но в глубине души ему казалось, что ушкуйная вольница достаточно сильна для более дерзких предприятий. Он не забыл, что чжалаиры были и остаются главным врагом Сварожьих Земель, и мечтал сразиться с ними. Втайне про себя досадовал, что нынешние его товарищи не так уж отличались в этом от прочих сварожан, боящихся и думать о войне с Ордой. Но вот, наконец, собрали флот. Сорок больших ушкуев прошли до низовьев Великой, до Алтана, Ак-Сарая и других городов. Чжалаиры теперь уже далеко не все кочевали по степи, как во времена Ерден-хана. Многие из них построили себе постоянные жилища, выучившись у покоренных народов, а отчасти и их руками. Орда уже не была стаей степных хищников, которых кормит быстрый конь. У них развивались ремесла, требовавшие постоянного места жительства. В их городах были теперь свои кузнечные, оружейные, кожевенные, шорные, плотницкие, сапожные мастерские - куда с ними откочуешь? В главных ордынских городах шумели многолюдные торги, на них съезжались свои и чужеземные купцы, а торговать тоже удобней на одном месте. Да и чжалаирские ханы и вельможи уже не желали жить в юртах, им по нраву сделались каменные дворцы. Кочевники становились горожанами. Первые чжалаирские города ушкуйники захватили и разграбили довольно легко. Ордынцы настолько были уверены в своем могуществе, что и помыслить не могли, чтобы кто-то осмелился на них напасть. И Кудеяр, радуясь, как легко его меч рубит якобы непобедимых повелителей Вселенной, наслаждался победой. Но в третьем городе, Кара-Чурине, успели подготовиться к их приходу. На берегу возвели высокий земляной вал. Когда ушкуи собирались пристать к берегу, из-за прикрытия на них ударил град камней. Чжалаиры пустили в ход камнеметные машины, какими их предки некогда разрушали стены сварожских городов. Тяжелые камни с гулким плеском посыпались в воду, затрещали борта и днища ладей. Огромный камень снес мачту на ушкуе Ладомира, другой проломил дно у самых ног Кудеяра. Ушкуй швырнуло, в пробоину хлынула вода, стремительно заливая все внутри. Кудеяр увидел, как на других тонущих ладьях мечутся его товарищи, как упал пронзенный стрелой Ладомир. Сам же Кудеяр огромным прыжком перемахнул с проломленного ушкуя на берег. Но здесь что-то тяжелое обрушилось ему на голову, так что он еще услышал треск своего черепа, прежде чем потерял сознание. Очнулся он, когда раскаленное железо коснулось его бедра. Перед глазами поплыли красно-черные круги, голова заныла еще сильней. На миг он подумал, что проклятые проверяют, жив ли он. Но, открыв глаза, увидел, как один из чжалаиров опустил раскаленное железо в ведро с водой, и понял: "Клеймо поставили, будто лошади!" Оглядевшись, Кудеяр увидел, что другая его нога прикована железной цепью к наковальне. А вокруг, вроде бы, мастерская; по крайней мере, вокруг горели горны, и возле них суетились люди. А над ним, клейменым и прикованным, стояли несколько человек в чжалаирских халатах, говоря что-то между собой. Потом один из них гулко ударил Кудеяра по груди, одобрительно помял его плечи, словно и впрямь покупал лошадь. Затем кое-как проговорил, коверкая сварожскую речь: - Ты, свархский ведмедь! Сегодня отдыхать, завтра, послэзавтра, и много лэт, пока нэ сдохнэшь - работать! Отсюда нэ вырвэшся! Кудеяр не сказал ни слова, не мог даже плюнуть в лицо чжалаиру, потому что во рту пересохло от жажды. Но, как только новый хозяин его ушел, пленник рывком приподнялся и сел, хоть голову опять заломило от нестерпимой боли, а клеймо обожгло огнем. "Врешь, морда чжалаирская! Я выберусь отсюда! Пока не знаю, когда и как, но выберусь, и отомщу вас всем, проклятые! Клянусь молниями Перуна, я еще сумею с вами сразиться!.."