Терновый замок

Эмма обессиленно опустила руку с мечом. Руна выносливости на ее запястье побледнела, оставляя лишь привычный светлый шрам на коже. Закатное солнце опускалось в колючие заросли, обдирая светящиеся бока и проливаясь на шипы последними красноватыми лучами. Девушка, кусая губу, смотрела, как его огненный край прячется за лесом, уступая место вечернему сумраку. Весь этот продолжительный день Эмма следовала за солнцем, но теперь не знала, что делать. Утром она стояла на вершине холма, прищурив глаза, всматривалась в очертания оплетенного терновником замка. Восходящее солнце мягко согревало правый бок. А внизу раскинулся настоящий дремучий лес. Высокие и густые заросли колючего терновника поднимались вверх, надежно скрывая замок от непрошеных гостей. Ни человек, ни зверь, ни птица в здравом уме не рискнули бы пробираться сквозь эту преграду. Эмма была уверена, даже маги с их волшебными фокусами потратили бы всю силу на уничтожение колючих ветвей. Но у Эммы Карстаирс не было выхода. На сердце камнем лежал тяжкий груз беспокойства. Где-то там, под сенью колючек, за высокими крепкими стенами были заперты в таинственном замке Блэкторны. Маленький Тавви, бесстрашная Дрю, неразлучные Тай с Ливви. И Джулиан. Ее Джулиан. Отсутствие которого ощущалось холодом в животе, тысячей ледяных иголок под кожей, вырванным куском сердца. Эмма с отчаянной остротой чувствовала, как ей не хватает его надежной фигуры за плечом, внимательных глаз, усталой улыбки. И той силы, что поднималась в ней от одного только его присутствия рядом. Блэкторны были ее семьей, ее сердцем, домом, который она обрела. Поэтому Эмма поудобнее перехватила верную Кортану, запомнила, в какой стороне стоит замок, и начала спускаться к зарослям терновника, по пути жалея, что символом Блэкторнов не были, к примеру, ромашки. Или хотя бы ирисы. Разрубать их стебли было бы гораздо легче, чем твердые и колючие побеги дикого терновника. Перед тем, как приступить к работе, Эмма достала из-за пояса стило и аккуратно вывела на своем запястье руны выносливости и силы. Весь день они помогали ей снова и снова взмахивать мечом, прорубая путь к замку. Только солнце на высоком небосводе позволяло не сбиться с нужного направления, пока девушка продвигалась все глубже в колючие заросли. Оно же светило сквозь переплетения колючек, обжигая спину и макушку своим теплом. Несколько раз Эмма была близка к тому, чтобы опустить руки, но воспоминания, жившие в ее сердце, укрепляли ее. Завтраки в кругу Блэкторнов, Джулиан, пекущий блинчики. Мука в его волосах, широкая улыбка на лице. Другая улыбка, которую он дарил только Эмме, невысказанные слова в его глазах. Руки, уверенно рисующие руны на ее коже. Сила, текущая в Эмму от них. Весь день это было ее спасением. Тем, что толкало вперед, когда заросли казались особенно высокими, а колючки – острыми. Но теперь, когда солнце село, а в зарослях стало совсем темно, Эмма не могла двигаться дальше. Она не знала, где она, в какой стороне замок, а звезды на небе были скрыты за переплетением ветвей. Девушка осталась в полном одиночестве посреди заколдованного тернового леса. Эмма не раз смотрела в лицо опасности, часто оказывалась на границе между жизнью и смертью, но впервые ее окутало такое глубокое, обессиливающее одиночество. Она уселась прямо на землю и вытащила из-за пазухи ведьмин огонь, который немного разогнал подступившую темноту. Все тело болело, перчатки, которые защищали ее руки, прорвались, несколько колючек оцарапали кожу. Лицо было пыльным и потным, на щеке появился порез, волосы растрепались. Эмма вновь закусила губу, стараясь сохранять спокойствие. Она сможет продолжить путь утром, когда снова взойдет солнце. А пока ей стоило отдохнуть и набраться сил. Девушка улеглась на твердую землю, тщетно пытаясь устроиться поудобнее. Она запретила себе думать о плохом. Но мысли упорно лезли в голову, как мерзкие демонические щупальца пробирались к сердцу, неся уныние, тяжелыми каменными плитами погребали ее под собой. Что, если она заблудится в этом лесу? Что, если не сумеет их спасти? Что, если уже некого будет спасать? Сердце гулко билось, гоня по венам страх и отчаяние. Вокруг медленно опускалась чернота. Когда она рассеялась, девушка оказалась в незнакомом зале. Его границы тонули в темноте, лишь в центре неярко горела одна-единственная люстра. В кругу света под ней стоял человек. Эмма мгновенно узнала его фигуру, темные волосы, скрипку в руках. Грустная мелодия плыла по залу, задевая что-то в сердце девушки. Она кинулась к мужчине, краем сознания отмечая, что все еще выглядит грязно и помято, но сейчас это беспокоило ее в последнюю очередь. - Джем! Что ты тут делаешь? Эмма налетела на него вихрем, вынуждая опустить скрипку и прижать девушку к груди. Джеймс Карстаирс улыбался привычной улыбкой, спокойно дожидаясь, когда Эмма придет в себя. Когда она отстранилась, вся взъерошенная и обеспокоенная, мужчина вновь положил скрипку на плечо и поднял смычок. - Играю, как видишь, - ответил он, - и жду тебя. Джем был теплым и настоящим, с его глубокой мудростью в глазах и руках музыканта, держащих скрипку. Весь его облик успокаивал Эмму, приводя в равновесие чувства, бушующие в ее груди. - Но где это мы? – девушка огляделась, окутанный темнотой зал не был похож ни на одно место, которое она когда-либо видела. Но Джема эта призрачность, казалось, не беспокоила. - Не важно, где ты. Важно лишь, зачем ты здесь. Эмма была сбита с толку. Только что она лежала в изнеможении посреди терновых зарослей, чувствуя беспомощность и одиночество, а теперь стояла в незнакомом месте рядом с Джемом Карстаирсом, который выглядел так, будто ему поручили особо важную миссию. - И зачем же? – задала она новый вопрос, чувствуя себя немного глупо. - Чтобы сыграть свою музыку, - ответил Джем, будто это было чем-то самим собой разумеющимся, а потом закрыл глаза, водя смычком по струнам. Эмма хотела возразить, что она и играть-то не умеет, но потом решила не спорить и просто плюхнулась на мраморный пол, слушая скрипку. Она сразу же вспомнила об отце, который всегда играл с похожим выражением на лице, отбрасывая прочь серьезность и воинственность, становясь тем, кем он на самом деле был. Эмме всегда нравилось слушать его игру, таившую древние легенды и рассказы. Вот и сейчас, закрыв глаза, девушка чувствовала, как музыка Джема переносит ее в далекое прошлое. Скрипка пела о балах и волшебных танцах, о девушке в пышном платье, о юноше с отчаянным взглядом. Скрипка пела о любви и преданности, о силе и смелости, о ловкости и защищенности. Музыка рассказывала историю. И в этой истории Эмма с удивлением узнавала мелодию своей жизни. Это была история о парабатаях. Девушка ощущала это с такой отчетливостью, словно звуки облачались в слова. Она слышала в мелодии себя и Джулиана, и кости в ее теле плавились от множества чувств. Скрипка зарыдала, надломано звуча о разлуке и опустошении. Эмма почувствовала, что плачет. Мелодия оборвалась на протяжной, наполненной болью ноте, разбивая ей сердце. На несколько долгих мгновений в зале воцарилась тишина. Эмма сидела, оглушенная услышанным, пытаясь взять себя в руки. Бессмысленно было говорить, как красиво играл Джем. История, что прозвучала из скрипки, шептала думать о ней молча, не тревожить словами. Мужчина посмотрел на девушку и, пряча боль в глазах, помог ей подняться с пола. А потом, к удивлению Эммы, подал ей скрипку. - Но я не умею, - попробовала возразить Эмма, но Джем лишь грустно улыбнулся. - Существуют вещи, которые сложно выразить словами, и тогда на помощь приходит музыка. У тебя получится. Он помог Эмме уложить скрипку на плечо, взяться за смычок, зажать струны. Непривычные к подобным действиям пальцы слушались с трудом, но взгляд Джема лучился уверенностью. Девушка ощущала себя в странном, слишком отчетливом и ярком сне. Недоумевая, она позволила мужчине направить свою руку, извлечь первую корявую ноту. Ободряющая улыбка расцвела на лице Джема. - Просто играй, Эмма. Закрой глаза и думай о том, что ты хочешь сказать своей музыкой. Девушка глубоко вздохнула, закрыла глаза и подумала о Джулиане. Музыка полилась легко, будто Эмма играла на скрипке всю жизнь. Странная магия направляла ее пальцы, но девушка едва обращала на это внимание. Все ее мысли были далеко отсюда, в Лос-Анджелесском Институте, чьи стены хранили историю. Ее с Джулианом историю. Долгий путь, по которому они шли, вместе справляясь с трудностями, что возникали на нем. Ошибки, потери, боль, многочисленные ушибы, ранения и шрамы, которые они исцеляли друг на друге. Битвы и тренировки, сражения с демонами, в которых они двигались слаженным целым, читали взгляды и жесты друг друга. Были чем-то большим, чем просто командой. Были парабатаями. Моменты спокойствия и счастья, понятные им одним шутки, дружественные улыбки, секреты, то странное, неподдающееся описанию умиротворение, которое настигало Эмму рядом с Джулианом, будто он был ее прочной скалой среди бушующего моря. Ночные кошмары, с которыми они сражались вместе. Ощущение его теплого тела на другой половине кровати, ночной покой. Его пальцы на ее коже, пока они говорили на их тайном языке. Наполненные весельем завтраки в кругу семьи, сложные задачки, которые они решали всем Институтом, гордость за Джулиана, охватывающая Эмму каждый раз, когда он заботился о своих младших братьях и сестрах. Острое чувство нежности в моменты, когда он доверял их ей, Эмме, потому что лишь ей одной он мог доверять. И любовь. Сносящая Эмме голову, разбивающая ее сердце, крошащая кости. Сильная, до невозможности дышать, ошеломляющая своей бесконечной правильностью. Момент, в котором она поняла, что ее чувства – нечто большее, чем можно передать словами. Когда страх за Джулиана смешался с отчаянным желанием, когда она не могла больше сопротивляться силе в своем сердце. Джулиан, ее Джулиан, взволнованный, сбитый с толку, с болью во взгляде, с упрямым подбородком, темными волосами и руками художника, которыми он нарисовал множество картин, на половине которых была она, Эмма. Словно он выплескивал свои чувства на холст, как Эмма сейчас играла на скрипке, облачая свою любовь в музыку. Мелодия длилась вечность, пока Эмма заново переживала каждый момент рядом с Джулианом, те, что приносили ей счастье, и те, что причиняли боль. Танец, в котором он касался ее спины, ошеломленный притяжением между ними, момент отчаянного перелома, поцелуй с привкусом соли на том пляже, где он вытащил ее из воды. Там, где все началось. Они соединились друг с другом с силой снежной лавины, огромной волны, разбивающейся о берег. И не было в мире ничего более правильного и совершенного, чем они и их чувства. Клятва парабатаев, скреплённая любовью. Две половины одного целого. Скрипка зарыдала, сотрясая призрачный зал музыкой, вместившей бурю чувств в груди Эммы. Она водила смычком по струнам, будто инструмент был оружием, несущим смерть. И каждый звук был лезвием кинжала, вспарывающим ее легкие. Дышалось с трудом, но Эмма играла, изливая на струны свои страхи и сомнения, свою решимость и храбрость, свое желание и боль. Долгий день, в котором она раз за разом поднимала руку с Кортаной, прорубая себе путь к терновому замку. Острая недостаточность ее парабатая рядом с ней, беспокойство за человека, которого она любила сильнее жизни. Твердое намерение во что бы то ни стало спасти его. Эмма выдохнула и медленно опустила смычок. Глаза ее были закрыты, на щеках пролегли соленые дорожки. Она с силой сжимала скрипку, будто та была мечом в ее руке. Музыка опустошила ее, но на место бушующим чувствам пришло спокойствие и уверенность. Эмма знала, что делать. Медленно она открыла глаза. - Ты воин, Эмма Картаирс, - твердо произнес Джем, про которого девушка забыла, потерявшись в своих воспоминаниях. – Иди и сражайся за то, что тебе дорого. Эмма протянула руку, чтобы отдать ему скрипку, и вдруг замерла, пораженная увиденным. Очертания скрипки менялись, она тяжелела, облекаясь в металл, а потом превратилась в Кортану. Джем улыбнулся уголками губ, в его глазах проскользнула гордость, но не успела Эмма ничего сказать, как все заволокло черным туманом, подступившим с границ призрачного зала. Она очнулась на земле под сенью тернового леса, сжимая в пальцах Кортану. Несколько секунд Эмма смотрела на меч в своей руке, а потом поднялась, откидывая спутанные волосы за спину. Вытащив стило, она нанесла на руки руны, покрыв кожу знаками храбрости, силы и ловкости. Тело наполнилось ангельской мощью, золотом, текущим по венам. Эмма коснулась руны парабатаев на своем предплечье и подняла Кортану. Она знала, за что бороться. С удвоенной силой и железной решимостью Эмма бросилась на заросли, отсекая ветви и сучья, прокладывая себе путь сквозь переплетение колючек. Она больше не замечала, что острые шипы царапают ее кожу, что ноют мышцы на руках, а солнце вновь светит чересчур ярко, грозя расплавить тело под плотной одеждой. В голове до сих пор звучала музыка из ее странного сна, разбивая сердце на крошечные осколки с каждой новой нотой, и Эмма стискивала зубы, стремясь, во что бы то ни стало добраться до стен замка. Добраться до Джулиана. Его имя билось пульсом в запястьях, дрожало на кончике языка, замирало в сознании, застилая все прочие мысли. Эмма шептала его, взмахивая мечом, и образы вставали в ее голове. Джулиан, который мог быть одинаково нежным и беспощадным. Джулиан с заботой во взгляде и Джулиан, несущий смерть любому, кто посмеет угрожать его родным. Джулиан, которого она любила за верность и преданность, и Джулиан, который пугал ее застывшей яростью в глазах. Джулиан, который мог быть безжалостным, словно разящий клинок. Джулиан, которого она приняла, со всей тьмой внутри его огромного и нежного сердца. Джулиан, с его заботой о детях и ответственностью, лежащей на его юных плечах. Джулиан, строящий вокруг себя стены из терновника, через которые она прорывалась с боем и отчаянной решимостью. Терновый лес закончился неожиданно и резко. Эмма взмахнула Кортаной и поняла, что стоит подле каменной крепостной стены, высокой и полуразрушенной, но все еще достаточно крепкой, чтобы надежно скрывать замок внутри. Сердце забилось в предвкушении, пока девушка осматривалась, ища способ проникнуть за стену. Терновник оплетал ее колючими ветками, поэтому Эмма повесила Кортану на пояс, взялась за ближайший сучок и подтянулась. Острые шипы впивались в ладони и рвали перчатки, но девушка упорно лезла вверх, закусив губу. Иратце излечит ее израненные руки, но лишь после того, как она окажется в замке. Поднявшись на крепостную стену, Эмма внимательно обвела взглядом двор. Замок с несколькими башнями, широкий вход и лестница, заросшая сорняками. Те же сорняки лезут из всех щелей в мостовой. Двери, оплетенные терновником, и ни души кругом. Заброшенное место, оставленное на разрушение дождю, ветру и времени. Отличная темница для узников, которые достаточно ловкие и сообразительные, чтобы попытаться сбежать. Но Эмма не видела следов побега. Двор казался спокойным и умиротворенным. Никто не ходил под стенами, высматривая брешь, никто не выглядывал из окон. Замок будто спал, погруженный в вечный сон, в котором каждому хорошо настолько, что не хочется просыпаться. Эмма нахмурилась, но решила, что разберется с этим позже. Для начала следовало спуститься. Сгруппировавшись, девушка прыгнула вниз, удар с высоты отдался болью в теле, из-за чего она вновь почувствовала себя потрепанной и усталой. Но не успела Эмма встать на ноги, как оказалась под струей горячего огня, лишь сила ангела в ее крови не позволила ей моментально сгореть. Эмма перекатилась и вскочила, выхватывая Кортану, чувствуя, как мир замирает перед началом битвы. Демон с головой мифического дракона появился из ниоткуда, разбрызгивая огонь из пасти. Он поднял голову, возвышаясь над девушкой всей своей громадной тушей, и снова выдохнул пламя. Камни, на которых секунду назад она стояла, запузырились от жара. Эмма отскочила в сторону, подобралась к телу дракона и наотмашь рубанула Кортаной. Меч с дребезжанием скользнул по шкуре чудовища, не причинив ему вреда. Дракон зарычал, поворачивая голову с злобно горящими глазами. У Эммы не было времени размышлять, откуда взялся этот демон. Наверняка он был приставлен, чтобы охранять замок и пленников в нем. При мысли о том, что дракон мог причинить вред Блэкторнам, в девушке вскипел гнев. По жилам потек огонь ничуть не хуже того, что извергался из пасти демона. Запнувшись на мгновение, Эмма почувствовала, как пульсируют руны на запястье, исчерпывая свою силу. Ее обдало жаром, в наполненном гарью и копотью воздухе было нечем дышать. Эмма решила, что пора заканчивать с этим демоном. Девушка отбежала за лестницу, исчезая из поля зрения дракона. Пока он мотал головой, ища ее маленькую фигурку, Эмма вскарабкалась к дверям, оказываясь на уровне драконьей спины. У стены валялся старый щит, один из тех, что носили при себе рыцари из далекого Средневековья. Девушка схватила его, не раздумывая. Металл должен был защитить ее от адского пламени. Демон вновь уставился на нее своими красными глазами и разверзнул огненную пасть. Пламя ударило в лестницу, а Эмма бросилась ему наперерез, прикрываясь щитом. В прыжке она замахнулась, сильный удар острого меча обрушился на беззащитную шею дракона в том месте, где чешуя была тоньше всего. Брызнул во все стороны ихор, прожигая одежду Эммы. Голова демона откатилась, а туловище рухнуло на лестницу, сотрясая ударом весь замок. Девушка упала рядом на колени, шипя от боли и изнеможения. У нее темнело в глазах, а от волос нестерпимо пахло паленым. Щит пришлось отбросить в сторону, металл расплавился, превратившись в бесформенную кашу. Лишь Кортана ни капли не пострадала. Трясущимися от слабости руками Эмма достала стило и вывела на руке иратце. Руна впиталась в кожу, сразу стало легче дышать. Девушка нанесла еще несколько, и только потом встала, обтерла меч об траву, стерла ядовитый ихор с кожи и одежды и выкинула теперь уже окончательно уничтоженные перчатки. Двери замка манили ее, и Эмма, перешагивая через распластанного дракона, снова поднялась по лестнице. Пришлось приложить усилия, чтобы разбить замок, перерубить побеги терновника и пробраться в зал за дверями. Зал этот был огромным и пустым. Теперь девушка была на стороже, ожидая, что из-за ближайшего угла выскочит новый демон, но все было на удивление спокойно. Миновав безлюдный зал, Эмма оказалась в следующем. Чуть меньше размером, он, по всей видимости, служил столовой. Длинный стол стоял посредине, заставленный разнообразными кушаньями, в дальнем конце зала темнел камин, а над ним висело большое расшитое панно с гербом Блэкторнов. Но не это волновало Эмму. За столом, положив голову кто куда спали дети. Четыре темные макушки, замершие между тарелками с едой. Девушка бросилась к ним, ее сердце сжималось от радости и беспокойства. Тай спал, откинувшись на стуле, а Ливия умостила голову на его плече. Их лица были безмятежны, как у людей, которые наконец-то обрели долгожданный покой. Дрю улеглась сразу на двух стульях, положив под голову какой-то потрепанный книжный томик. Подле нее спал Тавви, устроив темноволосую головку рядом с тарелкой блинов, в его руке была зажата ложка. Эмма затормошила детей, стараясь пробудить их от странного сна, но Блэкторны лишь сладко сопели, не слыша ее шепота и криков, не чувствуя ее рук. Эмма закусила губу, испуганно отступила назад и бросилась прочь из зала, надеясь отыскать Джулиана. Ни в одной из следующих комнат его не было. Коридоры были пусты, ни один звук не нарушал покой заколдованного замка. В отчаянии Эмма толкнула очередную дверь и замерла, обнаружив за ней лестницу. Она крутой спиралью уходила вверх и, судя по всему, вела в одну из башен. Призвав все свое спокойствие и уверенность, девушка ступила на лестницу, сделала шаг, еще один, а потом побежала, чувствуя, как неведомая сила тянет ее вперед, словно она была на верном пути. Лестница становилась все круче, Эмма задыхалась, но упрямо шагала по ступенькам, пока не оказалась перед еще одной дверью. Тяжело дыша, девушка толкнула ее и замерла, не в силах перевести дух. Маленькую комнату на самом верху башни заливал свет заходящего солнца. Побеги терновника проросли сквозь трещины в стенах, оплетая их колючими узорами. Несколько выцветших от времени картин без рам стояли, прислоненные к стене. Сложенный мольберт примостился в углу, по полу были разбросаны краски вперемешку с кистями. Сердце Эммы пропустило удар, когда она почувствовала знакомый запах холстов и масла, запах из мастерской Джулиана, которым пропахли все его домашние футболки. Чувствуя дрожь в коленях, девушка сделала шаг к кровати у самого окна. Во рту пересохло от волнения, когда она склонилась над безмятежно спящим парнем. Мир покачнулся и замер, пока Эмма смотрела на Джулиана, спокойствие в его лице, затаенная грусть в тенях, что отбрасывали ресницы. Во сне он всегда казался младше, тем, кем мог бы стать, не будь в его жизни столько ответственности, боли и сложных решений, которые оставили ощутимый след в его душе и чертах лица. Эмма чувствовала, как ее мир собирается по кусочкам, восстает из пепла и праха, обретает форму рядом с ее парабатаем. Долгие часы беспокойства и отчаянной надежды, пока она, на исходе сил, прорывалась к нему сквозь колючие заросли и стены замка. Музыка, звучащая в звоне ее меча и имя Джулиана в ней. И вот она здесь. Нашла его в покое и безопасности, мирно отсыпающимся за все бессонные ночи в его жизни. От облегчения подкашивались колени, Эмма опустилась на кровать и протянула руку, касаясь его плеча. Джулиан не проснулся. Рефлексы сумеречных охотников, жившие в его крови, не разбудили его, всегда бывшего начеку и с оружием в руках. Как будто сон был настолько глубок, что пробраться к нему не представлялось возможным. Эмма нахмурилась и сильнее потрясла парабатая, зовя его по имени. - Джулиан, ты слышишь меня? Проснись, Джулс, просыпайся. Он выглядел так, словно уснул мертвым сном, как принцесса из сказки, что уколола палец проклятым веретеном из-за своего безрассудного любопытства. Джулиан не был безрассудным, да и замок, пусть и выглядел так, сказкой не был. Но Эмма, хватаясь за единственную разумную мысль, пришедшую ей в голову, склонилась над ним, касаясь губами его приоткрытых губ, мысленно умоляя его проснуться. Вкус гвоздики и мяты на его губах был так отчетливо знаком Эмме, что она почувствовала себя разбитой. Она жаждала ответа, осознания того, что он рядом с ней, что он в порядке. Несколько мучительно долгих секунд ничего не происходило, а потом Джулиан рвано вздохнул и открыл глаза.

***

Джулиан тонул в вязкой теплоте, в ней было ощущение густых солнечных лучей на коже, аромат свежей выпечки, звук шуршащего песка под босыми ногами. Спокойствие накрывало юношу с головой, невысказанные обещания позаботиться обо всем вместо него. Вокруг растекался золотистый свет, будто он был крошечным насекомым, попавшим в каплю янтарной смолы. Впервые Джулиан понимал этих букашек, летящих в липкий янтарь. Безмятежность затягивала, обнимала мягкими руками, сердце стучало медленнее и ровнее. Мысли вытекали из головы и растворялись в золотом янтаре. И сам Джулиан медленно растворялся. Впервые он чувствовал себя таким невесомым и незначительным. Он больше ничего не хотел, ни к чему не стремился. Лица родных стирались из памяти, исчезали вместе с мыслями. Густая теплота шептала о бесконечном счастье голосом, которому невозможно было не верить. «Поддайся, - говорила она, - отпусти все, и ты будешь вечно существовать во мне, а я буду оберегать тебя». Как пленительно было знать, что кто-то возьмет на себя все заботы, решит все проблемы. Теплота шептала, что все будет в порядке. Все будет хорошо с Институтом, с его маленькими братьями и сестрами, они будут счастливы и спокойны. Никто и никогда не причинит им боль, никто не разобьет их нежные сердца, лишь бесконечная безмятежность в них. Было так просто поддаться этой теплоте, но что-то зудело в голове, не давая окончательно погрузиться в мягкие объятия. Навязчивая мысль, не желающая растворяться вместе с другими. Ощущение незаполненности в сердце, жжение в груди. Эмма. Его парабатай, часть его души. Как мог он быть счастлив без нее, если с Эммой ассоциировалось само слово «счастье»? И еще тысячи слов, сотни моментов рядом с ней. Эмма была у него под кожей, в пульсе, что бился в одном ритме с ее, в крови, с ее силой, текущей в ней. Эмма, чей образ был вырезан в его сердце острейшим лезвием, вплавлен в его кости золотом и серебром. Эмма, всегда лишь Эмма, в его мыслях и в его душе. Та, кто была ближе всех, та, кто знал о его трудностях, об его отчаянии и слабости, о бесконечной усталости, та, кто давала ему силы жить и сражаться. Теплота вокруг зашипела и забурлила, недовольная обилием мыслей и образов в голове Джулиана. Теплота стремилась забрать его, заковать в безмятежный янтарь, навсегда разделить с его парабатаем. Джулиан дернулся, вырываясь из вязкости, чувствуя себя мухой в меду. Золотистый свет стал резче, глаза обжигало, кожу пекло. И в последний момент, когда Джулиан больше не мог сделать вдох от нестерпимого жара, что-то подхватило его, закружило, выдергивая из обжигающей теплоты. Неведомая сила, благодаря которой он снова обрел способность дышать, с размаху опустила его на твердую поверхность. Воздух резко влетел в жаждущие легкие, охладил разгоряченную кожу. Сквозь прикрытые веки виделся приглушенный свет, в носу чесалось от запаха пыли и красок. Джулиан вдохнул живительную прохладу и открыл глаза. Не успел его взгляд окончательно сфокусироваться, как тело уже подорвалось, потянулось навстречу знакомой фигуре, присутствие которой ощущалось слабым теплом в груди. Эмма была здесь. Его Эмма, усталая и взволнованная, в ободранной одежде и грязью на лице, словно только что вернулась с продолжительной битвы. Взгляд Джулиана сразу же стал обеспокоенным. - Что случилось, Эмма? Ты ранена? Тебе нужно иратце? Но она оборвала его вопросы, подавшись вперед, сжимая его в объятиях с такой силой, будто пыталась вплавить его в свое тело. И Джулиан откликнулся, окончательно вырываясь из заколдованного сна, возвращаясь в реальность, в которой Эмма была якорем, удерживающим его на земле. Он обнимал ее обеими руками, вдыхал знакомый запах ее волос, а сердце сладко болело, чувствуя себя в безопасности. - Кажется, ты спасла меня, Эм, - пробормотал Джулиан, - не знаю, от чего, но без тебя я бы не проснулся. Она отстранилась, но лишь для того, чтобы обхватить ладонями его лицо, вглядываясь в глаза взглядом человека, который чуть было не потерял все. В ее глазах светились звезды, и Джулиан сглотнул, отчаянно желая нарисовать ее сейчас. Запечатлеть ее такой – победительницей, выходящей из адского пламени. Со следами битвы на ее одежде и огнем в глазах. С Кортаной в ее руках, во всем сияющем великолепии. - Я боялась, что потеряю тебя, - голос Эммы сорвался, голос маленькой девочки, сжимавшей меч в своих ладонях, - я боялась, что не успею. Это заклятие… Джулиан привлек ее к себе, шепча, что теперь он с ней, а значит, все будет хорошо. Вместе они непобедимы, лучшая команда из всех существующих. Ангелы с разящими мечами и горящим взглядом. Эмма расслабилась в его руках, ее пальцы нашли пряди его волос, растрепанных после долгого сна. Он чувствовал, как меняется ее пульс, как сердце стучит размеренней, а дыхание становится глубже. - Джулиан, - выдохнула Эмма, приподнимаясь и находя его губы своими. Вкус гвоздики с мятой, о котором она мечтала, сладкий жар и мягкость, теплые прикосновения, взращивающие ангельские крылья из ее лопаток. Эмма целовала так, словно Джулиан был бесконечной драгоценностью, которую она бережно хранила. Словно он был потерян, а теперь она нашла его. Словно мир заключался в его руках и губах. И Джулиан, закрыв глаза, растворялся в ней, потому что никакая золотистая теплота не заставила бы его забыть Эмму. Его Эмму, что сейчас была словно клинок в его руках, стремительный и беспощадный, под лезвие которого он подставил бы свое сердце. Через несколько бесконечных, растянувшихся в сладкую вечность мгновений, Эмма отстранилась и ухватила Джулиана за руку, утягивая за собой. Парень встал, сжимая ее ладонь, пока она шла к двери и лестнице, минуя разбросанные художественные принадлежности на полу. Джулиан осознал, что совершенно не помнит, где находится. Комната с одной лишь кроватью и терновником на стенах была ему незнакома. Но прежде, чем он задал вопрос, Эмма сказала, словно прочла его мысли: - То ожерелье, что нашла Дрю, на нем было какое-то заклинание. Или, скорее, проклятье. Вас занесло сюда, в этот замок, а вокруг вырос лес из терновника, высокие колючие заросли. Мне пришлось потрудиться, чтобы пробраться сквозь них. - Где дети? – беспокойство исказило лицо Джулиана, - они в порядке? - Спали, как и ты, - Эмма бодро спускалась по лестнице, уверенность росла в ней, пока рука сжимала ладонь парня, - думаю, сейчас у нас получится их разбудить. Она провела парабатая сквозь залы старого замка и вновь оказалась в столовой. Здесь ничего не изменилось, дети все так же спали, ничто не нарушало их покой. Джулиан отпустил ее руку, бросился к столу, взволнованно окликая близнецов. Ливия зашевелилась и вскочила, мгновенно хватая со стола нож. Еще не до конца осознав, кто перед ней, она непроизвольно закрыла своим телом проснувшегося брата, но Тай среагировал быстрее, узнав Джулиана и Эмму, придержал сестру за плечо. - Джулс, - счастливый вздох сорвался с губ Ливви, она тотчас же отложила нож и бросилась к брату. Джулиан обнял сестру и послал улыбку Таю, который уже встал и огляделся. Морщинка пролегла между его бровями, он тоже не узнавал это место. Пока Джулиан объяснял случившееся близнецам, Эмме удалось разбудить Тавви и Дрю. Мальчик, завидев Джулса, поспешил обнять его с силой медвежонка коалы, вцепившегося в толстый сук. Джулиан, окруженный своими братьями и сестрами, выглядел по-настоящему счастливым. Он рассказывал им, как Эмма храбро продиралась сквозь терновник, чтобы спасти их, а сама девушка наблюдала за ним с улыбкой. Она чувствовала себя усталой, но волны облегчения проходили через ее тело, унося с собой тревоги и страх. - Пора выбираться отсюда, - заметила она, стараясь пробиться сквозь шумный гвалт детских голосов. Но Джулиан услышал ее, поднимая голову и встречаясь с ней взглядом поверх темноволосых макушек. Знакомая улыбка расцвела на его лице. Блэкторны и Эмма вышли из замка. Из оружия не было ничего, кроме столовых ножей, но даже с такими нелепыми лезвиями сумеречные охотники умели выглядеть устрашающе. К счастью, никакие новые демоны не тревожили их, пока Эмма рисовала открывающую руну на огромных воротах замка. Джулиан с Тавви на руках шагнул следом за ней. Эмма готовилась выйти к новым зарослям и колючкам, но удивленно ахнула, увидев, что побеги терновника рассыпаются в пыль, оседают на земле, разрушаясь вместе с заклятием. Путь был свободен. Дрю бесстрашно пошла первой, воинственно озираясь вокруг. Близнецы потянулись за ней, рассуждая о сказке про Спящую Красавицу и возможности ее существования в реальности. Джулиан нашел ладонь Эммы и сжал, увлекая за собой вперед. Она посмотрела на него, отчетливо ощущая счастье, щекочущими пузырьками заполняющее все существо. Это был ее Джулиан, снова рядом с ней, в ее костях и крови, ее парабатай и ее любовь. Джулиан ответил ей взглядом, сказавшим больше, чем любые слова. Глубокие брызги бирюзы в его радужке сверкнули, пока пальцы танцевали на ее запястье. Я-Л-Ю-Б-Л-Ю-Т-Е-Б-Я-Э-М-М-А. Эмма широко улыбнулась, подставляя лицо закатным лучам. Ее пальцы переплелись с пальцами юноши, пока они шли прочь от древнего замка, оставляя свои страхи позади. И не было испытаний, которые они не могли бы вместе преодолеть. Тавви восторженно рассказывал старшему брату свой замечательный сон, и Эмма тихо ответила, зная, что ее все равно услышат: - Я тебя тоже, Джулиан. Я тоже.