Оставь девку

Воевода ушел сторожить. Славомир остался… Он сидел на морском берегу под пронизывающим ветром и не чувствовал холода. Сильный ветер швырял в лицо пригоршнями дождевые ли, морские ли брызги — он не мог разобрать, да и не пытался. Он был потрясен. Потрясен до глубины души внезапно открывшейся ему правдой. Теперь он уже не сомневался. Смутные подозрения, по временам тревожившие ум, в одночасье отлились вдруг в твердую и безжалостную в своей ясности мысль. И как он раньше не догадался! Внезапно очевидное явилось пред ним, светлее белого дня, застя очи слепящей правдой … Брат любит ее. Любит давно, безнадежно и, что страшнее всего, — едва ли не сильней, чем он сам… Мысль эта причинила ему резкую боль. Грудь сдавило, точно клещами… Он задыхался, хватая ртом воздух. Рванул поспешно ворот, послышался треск ткани… Запрокинул голову, подставляя лицо ветру и дождю, стал жадно глотать холодные капли… Одно за другим всплывали в памяти и складывались в стройную цепочку видения. Как не хотел брат пускать ее в дружину, сердился, негодовал глухо… Притекла мол непутевая вслед за Нежатой, не о воинском учении радеет, одни утехи на уме… Как искал поначалу уязвить побольнее, принудить самой сдаться, бросила чтоб глупую затею… А девка попалась с норовом, хоть в морской узел вяжи. Тем и полюбилась, видать… … До последнего не допустить ее до посвящения думал… Какое у него было лицо, когда смелая девка приступила к нему сама, потребовала дерзко разрешения лезть в яму с копьями, и он сам приложил руку к тому, чтобы брат не смог отказать… И потом, на Посвящении в лесу… Нарочно все устроил, чтоб самому ей навстречу идти, никому другому чтоб не попалась под руку… Боялся, как бы другой кто не ранил, не обидел по неосторожности… Берег, отчаянно берег ее, как мог, как умел… Зная, что никогда не тронет и пальцем… не поглядит, как на свою… С ним, Славомиром, сговорился тайком: мол, сам пойдет, оградить ее, дуреху не в меру ретивую… И даже тогда он ни о чем не догадался. Радовался, дурень — брат присмотрит, куда ж верней! Благодарен был ему — девка Посвящение прошла, воином сделалась! Какая невеста у него будет, на всем белом свете второй такой не сыскать! Гордился … Обнимал ее при нем… Жениться обещал… Не ведая, что брату на то взирать — острый нож … А нынче вот, стыд молвить — похоть глаза застила, потянуло к ней так, что ум потерял… Готов был тут же, под кустом, за спинами побратимов, позабыв про воинский долг и … … А думал ли, хотела она того? Не поневолил бы?.. Брат ему за то выговорил, пристыдил… По его выходило: не тронь девку до поры, коли сама тебе не обещалась… И перед побратимами негоже. Не время утехам плотским предаваться, душу и тело размягчая перед битвой… Недостойно воина. Жгла раскаленным углем в груди гордая обида, но в глубине души он знал, что брат был прав. И снова злился на него за это. Брат всегда был прав… А он просто устал ждать, сроку ей еще когда дал… Она все раздумывала, медлила… Поверить в то, что был немил ей, он не мог. Зорко следил и убедился — ни на кого не бросала неприступная ласковых взглядов, никому не старалась улыбнуться… Было в ней неизведанное, непокорное. Уму его непонятное… Такое, что злило и манило его одновременно, хотелось обуздать ее, как норовистую лошадку, приручить. А придется — сильной рукой подчинить себе, унять гордые порывы… Сама от счастья своего бежит, дуреха. Он бы втолковал ей, поцелуями да ласками горячими растопил сердце… Не может того быть, чтобы не полюбила его. И снова мысли его, сделав круг, возвращались к брату… … Как же он терпел, как сдюжил… Как знать, так ли бы терпел он сам, доведись на месте братнином оказаться… не поднял ли бы меч на брата…. Эти мысли душили его, подступали дурнотой к горлу, клокотали кипящим клубком…