Не для глаз

      Как давно ты был счастлив? Просто счастлив, безо всяких обязательств? Как давно ты считал, что безнадежно влюблен? Какой текст содержало твое последнее сообщение «той самой»? Как часто ты скрывал свою грусть за масками? Как часто ты врал, чтобы не приходилось оправдываться. Этот текст не о тебе и не для тебя. Этот текст о чем–то абстрактном, далеком и не совсем прожитом. Под звуки Шопена, под взгляды Ах Астаховой. Под ласковый смех исчезающих лучей солнца. Обними меня, мне, возможно, станет немножечко проще жить, дышать, любить и считать… на небе звезды.       Но достаточно этих минорных нот, подбросим немного диезов. ***

      Мы встретились в начале той самой природной весны, ведь по календарю уже давно был март. Я была в пальто, а он просто был рядом. Взглядом и нежным касанием слов он обнял меня при встрече, от чего стало легче. Хотелось сбежать, чтобы просто не думать и не знать о существовании тех самых глаз, губ, слов, интонаций и как жил, как любил, как считал… на небе звезды.       Я давно уже не курю и забросила читать книги. Я, кажется, достаточно много пью кофе, надо бы без кофеина. Я пытаюсь искать его там, где быть его не может. И, знаете, нахожу… Фактически в каждом прохожем.       Опять я от темы ушла. Пора менять стиль. Но я совсем не прозаик, а скорее меланхолик, пытающийся влюбиться заново, чтобы ощутить дыхание весны и его… Просто ощутить.       Так вот. Прости, дорогой читатель, я запутала тебя. Я решилась напомнить о себе случайно, отчаянно и легко. Но это оказалось непросто. Я закрыла глаза и нажала «отправить». Ох, уж этот век инноваций и технологий! Он вспомнил обо мне в тот миг, когда телефон безжалостно сообщил о том, что вот она я, я жива, и я помню, спустя большое количество дней. Хотелось бы сказать, что лет, но два года — не так уж и много, лишь бы знать, что любил человек. И снова я срываюсь на стихи. Глупая…       Мы договорились о встрече там же, где, по сути, в последний раз и прощались. Прощались так, что застывает кровь в жилах, учащается пульс и хочется сжаться в комок где–то в уютном месте, чтобы просто забыться. Но сколько воды утекло.       Как жаль, что память невозможно стереть, и она проедает тебя с каждым днем либо убивая, либо закаляя. Слишком много воды утекло в виде слез, отчаяния и боли. Знаешь, а это ведь даже не утверждение, а своего рода вопрос. Много ли прошло? Много. Ответ на простой, казалось, вопрос получаю я каждый день, глядя в глаза полные боли.       Я узнала его, как только он показался среди безлюдной толпы. Он шел вальяжной легкой походкой, которую я узнаю, пожалуй, из тысячи других таких же людей и походок. Он был в темном, сказала бы, черном пальто, но его глаза не искрились счастьем. Та боль, то отчаяние, что хранились во мне, будто делились на два и отсылались ему в невидимых конвертах, которые он рвал и выбрасывал, не желая читать.       Мы условились лишь на час, может два, а едва разошлись очень поздно. — Знаешь, а я скучала… — Скучал… — Ты мне врешь! — экспрессивно и чуточку зло я жужжала ему в уши. Он улыбался, как и тогда, а я старалась сделать вид, что мне лучше. — Может хоть раз послушаешь и поверишь? — улыбнулся, приобнял и уткнулся в плечо. — Может раз и послушаю, — закрыла глаза. Больше не хочется слушать, ведь слова так незначимы, когда рука в руке и лоб ко лбу. Когда щека к щеке и сердцебиение в такт.       Когда ты ощущаешь бардак, который, к сожалению, не в комнате. — Полюби меня… Снова… — хотелось шептать, задыхаясь, но голоса не было. — Забери меня, чтобы я была только твоей и ничьей больше.       Как жаль, что люди при встречах всегда говорят много и не говорят того важного, что необходимо бы сказать.       Я подергала его за рукав, как тогда, много месяцев назад. Он не удивился и сразу понял, протянув мне пальцы. Сжав его ладонь я ощутила, как сердце пропустило удар, а потом еще и еще пропустило… Откуда была та сила, что еще держала меня на плаву. Да кому я, черт возьми, вру!       Закрыла глаза, прижалась щекой к плечу и ощутила его… Живого, настоящего, не призрака, а живого. Он рядом, вот его теплая рука, а мое сердце предательски пропускает удары. — Как долго я тебя ждала… — не сказала я. — Как ты прекрасна… — сказало молчанье.       Прошло много часов, и наступал тот ужасный момент расставанья. — Почему? — так и не спросила я. — Мы не встретимся завтра.       Обняла на прощанье покрепче, подняла взгляд. Осознала, что так же, как много–много облачных часов назад. — Ты смотришь на меня, как тогда… — Как тогда? — Так, как сейчас, — улыбнулся. — Но ведь ты тоже! — пыталась протестовать я, но сама была прикована к тем же глазам, которые видела тогда, два года назад. Я закрыла глаза, посильнее прижалась. Это не жалость! Пожалуйста, хоть бы не сжалось сердце… предательски, как тогда… Тысячи тысяч минут назад… — Почему я тебе не нужна? — кажется, голос мой дрогнул. Или так показалось лишь мне. — Просто все вот это, — он провел по моим волосам, словно пристально глядя в стужу моих глаз, которые отражали лишь боль, — не нужно…       Пристальней взгляд, ближе он. Его губы к моим, и я тут же… Я готова еще жить, бороться, любить, лишь бы знать, что кому–то здесь нужен этот голос и взгляд, этих локонов блеск, это сердце, что битое стужей. — Это стоит того? — задал мне человек тот вопрос, от которого ужас. — Стоило что? — как всегда не поняв, неумело спросила я тут же. — Это все? — улыбаясь, продолжил он вслед.       Боже, что ты несешь! Можно текст удалить? Нет, не нужно…       Я не помню, как вышло, что несколько раз мы впивались друг другу в душу. Нежно за руку взяв, за собой он повел. Жаль, что ты мне так нужен.       Все же, я устала страдать. Так устала искать себе душу. Как устала я слушать, гадать и надеяться, что не простужен его голос и руки теплы. А еще, что душа не наружу. Знаешь, мой кофе как сутки остыл. Я хочу к тебе. Ты мне так нужен.