Обними меня

Он знает, что этот чемпионат должен быть последним и золотым в его соревновательной карьере. Он готовится к нему четко и планомерно, не отвлекаясь ни на что. Он видит перед собой лишь одну цель, все остальное для него не существует, лишь изредка он позволяет себе заметить на катке ее — ту, от которой он отстранился еще год назад, боясь разрушить свою неуязвимую раковину отшельника. Он знает, что каждый взгляд на нее обернется бесконечными снами и возвращением в прошлое, в котором он плутает как в лабиринте, и он не позволяет себе лишнего: смотреть нельзя. День за днем он подготавливает свое тело, восстанавливая прыжки, прислушиваясь к своим тренерам и врачам и своему телу, несущему в себе груз бесчисленного количества травм. Он контролирует весь процесс подготовки лично и устанавливает свои правила, ориентируясь на внутреннее чувство комфорта, запрещая матери следовать по обыкновению за ним в Сайтаму, и просит лишь помочь приготовить к поездке его емкий багаж. Давление ожиданий родных стен и фанатов со всего мира ослабляет его способность отключаться от внешнего мира, и тело его и душа жаждут поддержки и защиты. Люди ждут от него золота и груз чужих надежд давит, мешая дышать. Он хочет увидеть глаза, сияющие не от восторга, а просто греющие теплотой и любовью без привязки к его титулам. Он ищет поддержку в привычных ритуалах, мелодиях и мыслях и чувствует, как все, что позволяло ему обрести себя раньше, становится слишком мелким для него, и ему требуется что-то бОльшее, что-то более весомое и значительное, что-то, что позволит его внутреннему огню гореть еще ярче, увеличивая внутреннюю энергию. Возможно, ослабленный травмами организм требует все больше и больше топлива. Он чувствует, как ясность мыслей нарушается стреляющей болью в лодыжке во время разминки. Борьба в прокате, но слишком поздно — он уже позволил себе слабость, допустив ошибку, он лишь третий... Он знает, что будет бороться до конца, он не умеет по-другому. Он знает, что он должен все обдумать и проанализировать. Ночью лепестки сакуры, похожие на снег, приносят обрывки воспоминаний о его золотых Олимпийских Играх, где он был главным героем и айдолом на льду и вне его — самое счастливое время, разрушить магию которого он смог так легко. Тогда он получил все, что мог только пожелать, но он нарушил правила, он не был благодарным и не ценил то, что имел. Не это ли расплата за долг? Исправить все и начать все с начала? Он запутался. От злости на себя и свои ошибки сегодня и тогда у него сводит скулы, пальцы сжимаются, впиваясь ногтями в ладони, его мозг лихорадочно ищет выходы из построенного им самим лабиринта, разросшегося до огромных размеров в течение этого года. Он знает, что он должен вернуться туда, ему это нужно. А может быть можно все исправить, поставив новую точку отсчета для себя? И возможно для нее — той, которой он нанес глубокую рану. Он находит дверь ее номера, стучит два раза и тонет в ее удивленных глазах цвета теплого шоколада. Время застыло — как давно он не смотрел в них так долго. Он уверен, она не будет открывать эту дверь, чтобы впустить его как год назад, он и не ждет этого. Он хотел бы встать на колени и просить прощения за все, но не может себе этого позволить и просто продолжает стоять и смотреть как заколдованный магией ее глаз, но дверь неожиданно раскрывается шире, позволяя ему войти внутрь. Бархатный голос спрашивает его, все ли в порядке. Наверное, его сумасшедший взгляд говорит об обратном, хотя он машинально утверждает, что все в порядке. Потом он не замечает, как держа в руке поданный ему стакан воды, он постепенно выкладывает ей все, что у него внутри, скупо, резко, но совершенно откровенно. Говорит о том, как ему сейчас плохо и стыдно после такого проката короткой программы, как давит на него этот груз настоящего и прошлого, как виноват, как все это время чувствовал всё это, но не мог позволить себе облечь это в слова и действия; как думал только о себе — он знает, что он эгоист… но есть одна девушка, ради которой ему хочется быть лучше. Она слушает его, не сводя сосредоточенного взгляда с его лица, всматриваясь в глубину его глаз, черпая из них те самые скрытые мысли, которые, как ей кажется, подтверждают его слова. Уголки ее сжатых губ постепенно разжимаются и блеск ее сочувствующих глаз придает ему смелости, руки сами тянутся к ее тонким пальцам. Он молчит, восстанавливая свое дыхание. Бархатный голос нарушает возникшее молчание. «Мы же знаем, что все будет хорошо, Юзу. И я все давно забыла — все, о чем ты просишь прощения, было в прошлой жизни. Все, что было — неважно… вообще неважно,» — она замолкает и сердце его падает в пропасть. «Важно, что есть сейчас», — слышит он ее шепот, исследуя ее пальцы своими, и решается вновь заглянуть в ее глаза, в которых читается легкая грусть, сочувствие и немая просьба «Ну обними же меня».