Благие намерения

       Крадучись Роберт Хоуп подходит к колодцу. Останавливается, с интересом всматривается в его черную глубину. С ветхих стенок осыпается мусор, шелестит и булькает в далекой воде. Таинственный, многократно усиленный звук возвращается по узкой трубе, заставляет шевелиться волосы на затылке.        Стараясь не шуметь, Хоуп с усилием налегает на ворот колодца, поднимает тяжелое ведро на поверхность. Перехватывает его и, поставив на край, с опаской оглядывается по сторонам. Стряхивает с руки ледяные капли и достает из кармана бутылку из-под пива.       Некоторое время мужчина задумчиво рассматривает свое отражение, вслушивается в далекий плеск срывающихся вниз капель, а затем решительно открывает сосуд и выливает его содержимое в ведро.       Именно так. Доктор специально уточнял этот момент перед каждым заданием:       — Иначе все просто окажется на стенках колодца, полковник.       Полковник.       Он словно пробует это слово на вкус.       Полковник Роберт Хоуп.       Лондон испачкал это имя в грязи, презрительно пиная на каждом перекрестке. Теперь он отомстит. Всем им отомстит. И если ему повезет, хоть чуточку повезет, под карающую длань попадет и она, причина всех его несчастий — Элизабет Мантел.       Отражение в ведре разбивается с шумным плеском. Хоуп инстинктивно шарахается в сторону, чтобы ни одна капля не попала на него и в ужасе застывает.       Они идут к нему с трех сторон, перекрывая все пути к отступлению. Хоуп протягивает руку, намереваясь столкнуть ведро вниз и застывает, услышав звук взводимого курка.       — Отойди, — раздавшийся слева голос, глухой и низкий, как грозовой раскат, не предвещает ничего хорошего.       Хоуп осторожно отводит задрожавшую руку, изо всех сил стискивает зубы, чтобы противник не услышал противный стук, и не понял, как сильно он, Роберт, напуган. Враги надвигаются медленно и неотвратимо. В неярком свете уличного фонаря их фигуры кажутся исполинскими, а рожи особенно отвратительными. Висельники!       Хоуп поудобнее перехватывает горлышко опустевшей бутылки, втягивает голову в плечи, сжимаясь словно туго закрученная пружина, и ждет, когда они подойдут поближе.       Висельники приближаются с опаской, предвидя нападение, но все же оно происходит неожиданно даже для них. Застывшая в страхе фигура вдруг распрямляется со скоростью атакующей змеи.       В одного из нападавших летит бутылка. Он инстинктивно уходит с траектории ее полета, уклоняясь от осколков, картечью брызнувших в правую щеку.       Второй хватается за разбитое в кровь лицо: он оказался слишком близко к колодцу. Полковник резким движением бросает полное ведро вниз, и ручка барабана бьет Висельника не хуже дубины.       Третий прыгает в сторону, в неярком освещении улицы заметив в руках противника пистолет. Впрочем, недостаточно быстро: пуля настигает его в полете, отбрасывает на кучу мусора в углу двора.       Путь свободен. Для острастки Хоуп делает еще пару выстрелов и скрывается в переулке.       Оскальзываясь и спотыкаясь, он бежит по узкой улочке, вскидывает пистолет и стреляет в неясные фигуры преследователей, появляющиеся из грязных подворотен.       Полковник почти достигает широкой центральной улицы, видит подтянутые синие фигуры полицейского патруля. Он уже открывает рот, чтобы взреветь от восторга, когда ему в спину с силой ударяет метко брошенный камень. Запнувшись, Хоуп широко раскидывает руки и падает в грязь. Извиваясь, как червь, по инерции проползает еще несколько шагов. Что-то тяжелое опускается ему на плечи, с силой прижимает к земле. В раскрытый в немом крике рот заливается вонючая уличная жижа.       Его рывком поднимают, профессионально обыскивают, забирая ставший ненужным, пустой пистолет, и волокут куда-то вглубь района, подальше от освещенной улицы. Растерянный и испуганный полковник едва переставляет ноги, и тогда конвой отвешивает ему смачного пинка. Хоуп снова падает в грязь, его снова поднимают и снова ведут. Так повторяется несколько раз. И каждый раз бьют всё сильнее, всё яростнее.       Наконец они достигают небольшой площади перед церковью. Чьи-то руки с силой швыряют его вперед. Не удержавшись, Хоуп падает на колени, пробегает несколько шагов и останавливается, уткнувшись носом в чьи-то сапоги. Его тут же перехватывают, не давая подняться, и он вынужден смотреть на нее снизу-вверх.       — Сука! — сплевывает Хоуп вместе с попавшей в рот грязью, и тут же вскрикивает от боли, получив ощутимый пинок под ребра.       — Полковник Хоуп, — приветствует его Элизабет Мантел. Легким движением она останавливает нападавшего, затем берет полковника за подбородок и пристально смотрит ему в лицо. Ее темные глаза кажутся еще больше на похудевшем и посеревшем от тревог и постоянного недосыпания лице. В их мрачной глубине скрывается смерть.       — Как низко вы пали, — разочаровавшись, она отталкивает его от себя, брезгливым движением вытирает ладонь об юбку, отворачивается, отходит на несколько шагов, к мужчине, все еще зажимающему рукой порезанную осколками щеку. Несколько мгновений Элизабет неодобрительно рассматривает его раны, а затем вновь поворачивается к полковнику, сверлившему ее спину полным ненависти взглядом:       — Знаете, что мы делаем с такими как вы, мистер Хоуп? — в ее руках появляется пеньковая веревка, которую девушка протягивает, словно пробуя на прочность. Полковник презрительно скалится, рассматривая повешенных, уныло раскачивающихся у нее за спиной. Элизабет оборачивается, проследив за его взглядом, и печально качает головой:       — Вы не умрете, полковник, нет. Я могла бы напоить вас вашей же гадостью, но в районе и так уже слишком много заболевших, лишние нам ни к чему.       Его хватают за руки, с силой вытягивают их вперед. Девушка крепит на запястьях веревки, как жгуты, проверяет их на прочность и отступает.       — От этого не умирают, мистер Хоуп, — ее голос звучит вполне мирно, но что-то в ее словах заставляет полковника насторожиться.       Девушка отступает на шаг: за ее спиной оказывается импровизированная плаха и ожидающий дальнейших распоряжений Висельник. Он опирается на внушительных размеров топор и покуривает сигаретку, лениво перебрасывая ее языком из одного уголка губ в другой. Заметив, что все взгляды прикованы к нему, мужчина сплевывает куда-то в сторону, выдергивает топор, и, держа его двумя руками перед собой, подходит к колодке. Полковник заходится в отчаянном крике, внезапно перешедшем в пронзительный визг. Его тянут к плахе, а он сопротивляется из всех сил, извиваясь всем телом, лягаясь, кусаясь и царапаясь, как дикий зверь, пока кто-то не вырубает его ловким ударом по голове. Обмякшего, его подтягивают к палачу, снова ставят на колени.       — У вас грязные руки, полковник, — холодно произносит Элизабет. — По счастью они уже никогда никого не обидят! — она кивает палачу, и топор с сочным звуком врезается в вытянутые запястья Хоупа. ***       Иви стоит, прислонившись к косяку двери не в силах совладать с собой и войти в помещение. Её тело бьет крупная дрожь, пальцы судорожно сжимают ремешок кожаной сумки и тогда кровь из раны на руке начинает капать сильнее.       — О, Боги! Мисс Фрай! — заботливые руки подхватывают её как раз в тот момент, когда подкашиваются внезапно ослабевшие колени. Он несет ее куда-то внутрь, в тепло, и, уткнувшись лицом в его шею, Иви ощущает пряный аромат восточных специй.       Генри усаживает ее на диванчик возле камина, подбрасывает дров на уже мигающие угли и исчезает. Через минуту ей на плечи опускается тяжелый плед, а ее ледяные пальцы переплетаются с его, теплыми. Руку бережно распрямляют и освобождают от грязного и холодного рукава. Иви ощущает резкий запах виски и неприятное пощипывание, когда Генри мягкими уверенными движениями начинает обрабатывать ее рану.       — Я приказал согреть воды. И послал мальчишку за вашей одеждой, — Грин старается не смотреть ей в глаза, но Иви с удивлением отмечает, как он судорожно втягивает воздух стоит его пальцам дотронуться до ее кожи чуть выше запястья. Рана не опасна: просто глубокая и выглядит отвратительно, но его забота Иви приятна.       — Как вас угораздило? — голос Генри звучит хрипло, приглушенно. Иви хочет пожать плечами как можно равнодушнее, но даже это легкое движение заставляет девушку зашипеть от боли.       — Глупости, — говорит она, встречает внимательный взгляд темных глаз, и внезапно понимает, что с Генри она не боится быть ни смешной, ни глупой.       — Я была на Флит Стрит.       … Посетить район ее заставили газеты. Серьезные лондонские издания и листки желтой прессы пестрели броскими заголовками и пугали обывателя страшной смертью, врачами-убийцами и безумными учеными, забирающими умерших и не совсем умерших для своих отвратительных медицинских опытов. А также девушке, заботливо вливающей в пациентов яд, вешающей и отрубающей руки тем, кто посмел сопротивляться новому порядку. И ведущей страшный список своих злодеяний.       В её существовании Иви не сомневалась. И даже знала её имя.       Фрай проникла в карантинную зону по крышам: они менее охранялись и с них было лучше видно результаты постигшего Уайтчепел несчастья.       Район контролировали Висельники. Иви встретила парочку делающих регулярный обход, и еще одних, рисующих на дверях красные кресты. На небольшой площади, на пересечении улиц, уныло покачивалось несколько повешенных, а у одного из городских колодцев девушка обнаружила прибитые к доске руки со скрюченными пальцами и полустертой надписью: «Так будет с каждым». Её трясло от злости и ненависти. Люди, захватившие этот район, не имели ни малейшего стыда, ни даже зачатков какой-либо совести.       Иви решительно направилась к штабу. Проникнуть туда оказалось гораздо легче, чем она предполагала. Вероятно, в связи с карантином Висельники ослабили наблюдение и сняли посты с крыш, поэтому она легко зашла сквозь настежь открытое окно.       Иви оказалась в просторной комнате, служащей одновременно и спальней, и кабинетом, и импровизированной лабораторией. Рядом с кроватью лежали книги. Книги были на столе, на окне и даже возле камина. Иви нагнулась и, подняв одну из них, с выдранными посередине страницами, возмущенно хмыкнула: Чарльз Дарвин «Происхождение видов», видимо ее использовали для растопки. Весьма интеллектуально!       Фрай подходит к столу. Похоже мисс Мантел не отличается особой аккуратностью: по углам высятся стопки книг, ближе к краю тускло поблескивают стеклянные колбы, посреди какие-то записки, химические формулы, вырезки из журналов, письма. Подчерк на одном из них кажется знакомым, и имя отправителя тоже. Иви выхватывает лист бумаги, внимательно читает. Доктор Нокс предлагает забыть прежние разногласия, простить обиды и приглашает к сотрудничеству, результаты которого не заставят себя ждать.       — Да уж, — с издевкой думает Иви, — не заставят! В городе — холера, в народе — смута, в правительстве — паника. Сотрудничество оказалось весьма продуктивным.       Она прячет письмо в сумку. За ним же отправляется листок с химическими формулами и наспех сделанной припиской: «Никакого вина!». Не сказать, что Иви слишком уж волнует трезвость местных Висельников, но наблюдение интересное и вполне может соотноситься с формулой, написанной выше. Возможно ослабляет действие этого вещества?       Иви откидывает последние бумажки и замирает: перед ней карта района. Красной чертой обведена карантинная зона, многие дома отмечены крестами, рядом с каждым аккуратно проставлены цифры.        Иви вздрагивает от отвращения — мисс Мантел считает мертвых.       Фрай отступает на шаг, брезгливым жестом отирает руки, а затем резким движением сбрасывает бумаги на пол, опрокидывает на них керосиновую лампу. Огонь лижет документы медленно, словно нехотя, и Иви даже приходится подпихнуть их носком ботинка.       Боже! Боже! Какая мерзость. Ей хочется залить керосином все вокруг и сжечь это адское место.       Резкий звук выводит Иви из почти гипнотического транса. Она оборачивается и видит в ужасе застывшую Элизабет, прикрывающую рот дрожащей рукой. Огромный детина появляется откуда-то слева и Иви едва успевает отскочить в сторону, как в дюйме от нее проносится немаленький кузнечный молот.       — Чертова ведьма! — ревет бородач, продолжая орудовать молотом, как дубиной и превращая в щепки всю имеющуюся мебель. Элизабет бросается на пол, тяжелым плащом пытается сбить ревущее пламя. Иви могла бы позлорадствовать, только взбешенный великан не оставляет ей времени даже на выдох. Фрай кружит по комнате, как испуганный заяц, и круги, что очерчивает страшный молот, становиться все уже.       Внезапно Иви чувствует, как одна из мощных лап перехватывает ее запястье, а вторая смыкается на горле и ноги девушки отрываются от пола. Медленно и неотвратимо детина сжимает ее тонкую шею. Перед глазами плывут разноцветные круги, в ушах стоит колокольный звон. Иви судорожно хватает его за руки, пытается дотянуться до пылающих ненавистью глаз.       — Он ранил вас? — тихо спрашивает Генри.       — Нет, — Иви прикрывает покрытую синяками шею. — Просто выкинул в окно, как старую ветошь.       Она помнит, как оскальзывается на мокрой черепице, как падает вниз. Помнит, как ржавый гвоздь распарывает ей рукав, а заодно и руку, как пружинит парусиновая ткань карниза, отбрасывая ее в глубокую грязь. Иви приподнимается на локтях хрипя и отплевываясь, здоровой рукой стирает с лица вонючую жижу.       Улица пуста, и по счастью никто не может насладиться унижением ассасина. Где-то над головой раздается грохот, словно великан все еще продолжает работать своим страшным молотом, и крики. До Иви доносятся отдельные слова про отрубленные руки, долги, ненужные игры в благородство, мягкотелую дуру. И звук хлесткой пощечины, после которой замолкают оба.       Иви не стала дожидаться, когда они спустятся за ней. Неловко оскальзываясь, выбралась из лужи и медленно побрела по улице, бережно прижимая к груди раненую руку. От мокрой одежды ее пробирал озноб, и она была готова списать волнами пробегающую по телу дрожь на холод, а не на смертельный ужас, но в кэбе, за закрытой дверью ее накрывает по-настоящему и уже не отпускает до самой лавки Грина.       — Ваша ванна готова, — Грин мягко помогает ей подняться. — Берегите руку. Нэнна поможет вам.       Иви послушно следует за девушкой вглубь дома, медленно опускается в горячую воду, позволяя сильным и ловким рукам массировать разбитое тело, перебирать выпачканные в грязи волосы.       — Так быстро, — блаженно вздыхает она. Сквозь полуприкрытые веки Иви лениво следит как от распаренной кожи поднимается влажный пар, а прозрачные капли воды, стекая с локтя тяжело падают на пол.       — Мистер Грин мерзнет в нашем климате, — мягко улыбается девушка. — Мы часто греем воду. Много воды.       Фрай нервно поджимает губы. Иви хочется спросить, только ли ей помогает Нэнна, но судя по тому, как девушка краснеет и старательно отводит взгляд, ответ на этот вопрос кажется очевидным. Фрай не может требовать от Генри монашеского отречения, но даже само существование Нэнны под одной крышей с ним отравляет Иви душу.       Она спускается по лестнице, закутавшись в его халат. Грин встречает ее внизу, бережно осматривает перебинтованную руку и одобрительно хмыкает, явно довольный работой служанки. Затем провожает Иви до кресла у камина и вручает кружку горячего чая с имбирем. Некоторое время девушка сидит, уткнувшись в нее, решая, сердиться ли на Генри за Нэнну или радоваться его трепетному отношению к ней самой. Чай и камин согревают не только тело.       — Я нашел то, что вы просили, — Грин протягивает ей пухлый конверт плотной бумаги. Фрай с интересом поворачивает его, недоуменно вскидывает брови, заметив штамп северного Бюро.       — Эдинбург? — Иви решительно открывает конверт. Ей на колени выпадает несколько пожелтевших от времени вырезок из газет, копия приговора Королевского суда, обширная справка, сделанная одним из секретарей.       Доктор Роберт Нокс родился в Эдинбурге. Окончил медицинский университет. На завершающем этапе Наполеоновских войн работал в военном госпитале Брюсселя и именно тогда загорелся идеей комплексного изучения анатомии. Вернулся в Эдинбург. Стал членом Королевского общества, возглавил Музей сравнительной анатомии и долгое время преподавал в анатомической школе Барклая. Многие преподаватели вели занятия скучно и сурово относились к слушателям, в отличие от Нокса, лекции которого были совсем иными. В то время его описывали как очень энергичного и умного человека, но крайне раздражительного и критиковавшего методы тогдашних хирургов. Он шокировал студентов детализацией анатомических описаний и своим поведением в целом. Они говорили о нем, как о человеке «в халате с пальцами, измазанными кровью». Но спрос на его лекции был огромен.       Нелегальная покупка трупов к тому времени была распространенным явлением, но потребности школы Нокса уже не удовлетворяла.       В ноябре 1827 года у некого Уильяма Хэйра, содержавшего ночлежку, внезапно умер один из квартирантов, задолжавший за жильё. Желая вернуть деньги, Хэйр и его приятель Бёрк доставили тело Ноксу, который без разговоров выложил семь фунтов и десять шиллингов. После этого случая дружки, более известные как Уэст-портские убийцы, начали убивать своих постояльцев с целью перепродажи трупов доктору Ноксу.       Они совершили как минимум пятнадцать убийств, прежде чем были пойманы. Дело получило широкую огласку. Из-за этой истории город был охвачен ужасом, который только увеличивался от многочисленных публикаций в газетах.       Несмотря на то, что Ноксу не было предъявлено никаких обвинений, его репутация была безнадежно испорчена. Люди стали опасаться его, на его дом было совершено несколько нападений, а сотрудники Королевского колледжа хирургов поспешили изгнать его из своих рядов. Он покинул пост куратора Музея сравнительной анатомии, а позже и сам Эдинбург, и переехал в Лондон.       Однако в Лондоне о его прошлом было прекрасно известно, поэтому работу хирурга ему найти не удалось… И тогда он пришел к Тамплиерам.        — Зачем ему все это? — Иви отлаживает документы. — Это было давно. К тому же, после принятия Анатомического акта трупов для исследований хоть отбавляй! Самолюбие? Попытка доказать, что он лучший?!       — Он просто инструмент, Иви. Часть чужой игры, — Генри отрывается от своих отчетов, внимательно смотрит на нее.       — Почему вы так решили?       — По всему этому, — он обводит рукой разбросанные газеты, конверт из Эдинбурга, показывает на окна у себя за спиной.       — Вы же были в зараженных районах. Что там? Паника! Хаос! Больные умирают сотнями, здоровые громят лавки аптекарей и убивают врачей. Вчера напали на команду, засыпавшую колодцы известью. Есть убитые, раненые с обеих сторон. Люди требуют от Правительства решений, а Правительство только и способно ввести в Уайтчепел войска. Кому еще нужна столь «популярная» мера?!       — Вы думаете, — потрясенно произносит Иви.       Если следовать логике Грина, перспективы открываются ужасные: бунт, кровь и смена Правительства. Приход к власти тех, кто верен Тамплиерам!       Кто-то ловко спекулирует на горе людей, исподволь готовит общество к принятию нужного храмовникам решения. В Парламенте уже есть миссия. Он легко подвинет вечно противоборствующих Гладстона и Дизраэли, когда принесёт городу спасение.       — У них есть лекарство, — голос Иви падает до шепота. — Ваши книги, доктор Нокс, больница Флоренс Найтингейл, — девушка судорожно хватает свою сумку, дрожащими руками достает украденные бумаги.       — Она травит их. Потом считает мертвых. Элизабет Мантел. Там, на Флит Стрит, — голос Иви срывается. Она протягивает ему письмо доктора Нокса, записку с формулой яда, еще какие-то документы. Генри внимательно изучает их, повернув так, чтобы лучше падал свет от камина, озадаченно трет переносицу. Смотрит на Иви поверх бумаг:       — Где вы это достали?       — У нее на столе. Остальное сожгла, — девушка задумчиво поглаживает раненую руку. — Я надеюсь.       Генри возвращается к конторке, разлаживает на ней украденные документы. Отходит к книжной полке. Длинные пальцы скользят вдоль корешков книг. Он достает некоторые тома, споро шуршит страницами, возвращает книги на место. Иви в тревоге следит за ним, но Генри словно забыл об ее существовании.       Внезапно он хлопает себя по лбу, сквозь зубы произносит какое-то ругательство на хинди и скрывается в глубине конторы, оставив Иви совсем одну.       Девушка переводит взгляд на огонь в камине. От тепла её клонит в сон и, возможно, она даже отключается на несколько минут, потому что, когда вновь открывает глаза, то вздрагивает от неожиданности. Напротив стоит Джейкоб. Мокрый, грязный, он тревожно всматривается в ее лицо, но заметив, что веки сестры дрогнули, расцветает улыбкой. Не дожидаясь приглашения плюхается на диван напротив и бесцеремонно хватает кружку с остывшим чаем. Заталкивает в рот несколько печений.       — Что ты здесь делаешь? — поморщившись Иви смахивает со стола крошки, стараясь не обращать внимания на внезапно появившуюся Нэнну. На ее взгляд девушка расставляет принесенные закуски слишком медленно и каждый раз старается словно ненароком коснуться Джейкоба, сметающего еду даже с подноса в ее руках.       — Я привез тебе одежду, — он запихивает в рот очередной кусок и пристально смотрит на сестру. — Раз уж твоя пришла в негодность.       Он так похож на грача: черный, взъерошенный, с резкими, порывистыми движениями, какими он хватает еду. Только вот вид у него сейчас не грозный, с набитыми, как у хомяка щеками, а скорее комичный, но Иви не до шуток. Взмахом руки она отсылает служанку:       — С каких пор ты стал мальчиком на побегушках? — она произносит это гораздо резче, чем хотела. Джейкоб удивленно приподнимает бровь, насмешливо смотрит на сестру:       — Примерно с тех, когда Гринни разучился раздевать красивых девушек.       Иви задыхается от гнева. Краска стыда заливает ей лицо:       — Я была на Флит Стрит!       — Понимаю, — фыркает Джейкоб в чашку. — Вам хотелось острых ощущений, но это уже перебор.       — Джейкоб Фрай, — ее голос не предвещает ничего хорошего. Потом она делает глубокий вдох, успокаиваясь, и уже ровным тоном произносит:       — Район закрыт на карантин. Мы должны им помочь.       — Чем? Я не врач. И уверен — ты тоже.       — Там уже есть врач! И она отрезает руки своим пациентам!       — Может быть нерадивым коллегам. Эпидемия в самом разгаре.       — Джейкоб, прекрати! Зачем она это делает?       — Ищет ошибку, — Джейкоб морщится, вспоминая свое посещение больницы Флоренс Найтингейл. Встретив непонимающий взгляд сестры, поясняет:       — Элизабет Мантел рисует плакаты для обучения медсестер. И некто Р. Нокс остался недоволен ее работой.       — Роберт Нокс? — севшим от волнения голосом переспрашивает Иви.       — Я не уточнял, — он равнодушно пожимает плечами. Лицо его принимает холодное, замкнутое выражение, как всегда, когда речь заходит о мисс Мантел. Иви швыряет ему на колени ворох бумаг.       — Зачем? — он с интересом рассматривает штамп Эдинбургского Бюро. — Ты ведь уже читала.       С тяжелым вздохом Иви опускается в кресло. Конечно, она читала! Пожалуй, так действительно будет быстрее. Она рассказывает ему про Нокса, про формулу яда, про карту с колонками цифр напротив домов.       — Они собираются сместить Дизраэли. Поставить человека Тамплиеров. Ты же знаешь, после смерти принца Альберта королева Виктория редко покидает дворец. Так что тот, кто правит Парламентом, фактически правит Британией.       — Причем здесь Элизабет?       — Она травит людей. Висельники правят районом, грабят, пытают, вешают. Отрубают руки. И головы, — Иви многозначительно смотрит на него, но Джейкоб предпочитает разглядывать стену у нее за спиной. — Район окружен войсками. Газеты накаляют обстановку. Сколько еще нужно для начала бунта? Ты прав, мы не врачи! Но мы можем помочь городу! Ты можешь помочь.       — Я уже помогаю!       — Перл Эттуэй! — насмешливо произносит Иви. — Ты ей очень помог! Она провела тебя! Только такой идиот как ты мог поверить ей не проверяя информацию! Весь город знает, что она кузина Старрика! Весь, кроме Джейкоба Фрая!       — Я это исправлю, — Джейкоб встает с дивана, поправляет цилиндр.       — Я. Это. Исправлю, — Иви произносит фразу отрывисто, подчеркивая каждое слово. — Сразу после тебя!       — Вот и займись этим! — он кивает на рассыпавшиеся по полу письма. — Чтоб не пришлось исправлять! Сразу после меня! — передразнивает сестру Джейкоб, швыряет ей в руки принесенную одежду, и, резко развернувшись на каблуках, уходит. Девушка хватает сверток продолжая сверлить широкую спину брата яростным взором. Он оборачивается на пол пути к выходу, смотрит на кипящую от возмущения сестру, переводит взгляд на застывшего на лестнице Грина. И хотя его губы изгибаются в язвительной ухмылке, в голосе звучат нотки горького сожаления:       — Не обманывай себя, Иви. Ты променяла Плащаницу на теплый халат Генри Грина. Что бы сказал отец?       Дверь за ним закрывается с таким грохотом, что с каминной полки падает статуэтка и разлетается на сотни мелких осколков. Дрожа от гнева, Иви молча опускается обратно на диван, прячет лицо в скомканной одежде и несколько секунд сидит так, судорожно втягивая воздух сквозь плотно сцепленные зубы. Засранец! Идиот! Внутри все клокочет от ярости и ненависти и ей требуется некоторое время, чтобы прийти в себя.       — Мисс Фрай?       Она поднимает голову. Генри стоит ровно на том месте, где только что был Джейкоб, сжимая в руках медицинский журнал. В его мягком взгляде нет осуждения, только вопрос. Иви становиться неловко.       — Я сама разберусь с этим, — Фрай решительно встает, — Раз уж Джейкобу она не по зубам!       Девушка поправляет разъехавшийся на груди халат, и в раздражении отдергивает руки, проследив за взглядом Грина. Мужчина поспешно отворачивается, но это ничего не меняет. Чертов Джейкоб! Брат знает, как побольнее ударить, хотя в его словах нет и капли правды — она никогда бы и ни на что не променяла Плащаницу!       — При всем уважении, мисс Фрай, сейчас мне хотелось бы избежать необдуманных решений и невинных жертв, — осторожно начинает Грин.       — Необдуманно поступаете вы! — Иви прячется за ширму и уже оттуда доносится ее приглушенный, полный яда голос. — И с каждым часом невинных жертв становится все больше. Вы готовы нести ответственность за каждую из них?!       Спустившаяся сверху Нэнна помогает ей переодеться. Присутствие девушки Иви напрягает, она бы предпочла обойтись без посторонней помощи, но затянуть корсет одной рукой было бы проблематично. Впрочем, как и двумя. Частый гребень скользит по ее волосам, сильные руки скрепляют косы в привычную прическу.       — Мне казалось, что вы более разумны, — продолжает Генри, пропуская ее слова мимо ушей. — Сейчас вы идете по пути Джейкоба, предпочитая сначала помахать кулаками. Иви всегда нравился дипломатичный подход Грина к каждому вопросу, но сейчас его восточная тактичность вызывает только раздражение и Фрай не в силах сдержать презрительный смешок. Она решительно поправляет скрытый клинок, сгибает и разгибает раненую руку, проверяя ее подвижность. Осторожная от природы, Иви напоминает себе, что в ближайшее время следует быть еще более аккуратной: сейчас боец из нее так себе.       — Иви! — она морщится от боли, но тут же гордо вскидывает голову, глядя Генри прямо в глаза.       — Там, в Уайтчепеле, притаилось зло, — твердо произносит Фрай, чеканя каждое слово. — У этого зла есть тело. Есть имя. И я сделаю все, чтобы от него избавиться, — она уже почти доходит до двери, когда резкий голос Грина, вынуждает ее остановиться и по-новому взглянуть на мастера-ассасина:       — Мисс Фрай, я думаю вы не станете отрицать, что преследуете в этом деле личные интересы!       Её глаза опасно сужаются:       — Что вы имеете в виду?       — Вы не можете не понимать, что эта девушка, Элизабет Мантел, нравится вашему брату. То, что вы хотите совершить, жестоко в первую очередь к нему самому!       Бледные щеки Иви вспыхивают гневным румянцем:       — Она — убийца! Генри насмешливо вскидывает брови, одним простым движением обозначая, как странно слышать это от ассасина:       — Мы не знаем этого наверняка.       Иви смотрит на него, как на душевнобольного. Не он ли перед приходом Джейкоба рисовал перед ней мрачные перспективы. Что, черт возьми изменилось за эти полчаса!       — Вы полагаете, что все эти документы, говорят о чем-то другом? — Иви кивком головы обводит комнату.       — Эти документы говорят о том, что нам нужно больше информации о закрытом районе.       По-видимому, нет смысла дальше продолжать этот разговор:       — Вы засиделись в Бюро, мистер Грин! — резко бросает Фрай. — Может оно и к лучшему! Пусть каждый из нас занимается своим делом! — и, не оставив ему времени на возражения, скрывается за дверью, смачно шваркнув ей о косяк. Вторая статуэтка срывается с каминной полки и присоединяется к груде разбитых черепков на полу.        Генри возвращается к диванчику, задумчиво шелестя страницами журнала. Возможно он ошибается. В любом случае, есть только один способ проверить эту догадку. Возникшая за спиной Нэнна, заботливо протягивает коробку с пистолетами, но Генри лишь качает головой. Там, куда он идет, достаточно вооруженных до зубов людей. Его оружием станет доверие.       Грин вручает Нэнне журнал, заложенный красной, расшитой золотом, закладкой. Шелковая ленточка скользит на пол. Служанка приседает за ней, но тут ее взгляд цепляется за заложенную страницу: небрежным росчерком пера выделена статья некого Уильяма О’Шенесси о применении физраствора для лечения больных холерой. На полях, вдоль всей статьи написано всего лишь два слова: «Никакого вина!». Нэнна поднимает голову, но комната оказывается абсолютно пустой. Генри Грин исчез незаметно, словно призрак. ***       Старрик сидит во главе стола, уткнувшись в разворот утренней «Таймс» и потягивая ароматный «Эрл Грей». Люси Торн пристроилась по правую руку от него. Перед ней остывает яичница с беконом, к которой женщина даже не притронулась. Рядом лежит более дешевая, рассчитанная на массового читателя «Дейли Телеграф». Впрочем, и «Таймс» и «Телеграф» с упоением описывают одно и то же событие, просто Кроуфорд Старрик никогда не станет читать издание стоимостью в один пенс.       Он переворачивает страницу, задумчиво смотрит на Люси поверх газеты. Выдавшееся неожиданно ясным для Лондона утро, освещает стол розовыми солнечными лучами, играет яркими бликами на столовом серебре, таинственно мерцает в тонком английском фарфоре. Мисс Торн осторожно поправляет воротник шелкового халата. Без своего черного костюма и дурацкой шляпки, словно приколоченной к ее голове широким гвоздем, она кажется юной и по-домашнему уютной. Сейчас они вообще больше напоминают обыкновенную семейную пару. Старрик криво усмехается, откладывает газету в сторону:       — Ваше дело движется, мисс Торн, — замечает он, осторожно помешивая чай.       Она отрывает взгляд от газеты, нежно разглаживает ее первую страницу: отрезанные руки на фоне повешенных вокруг колодца людей смотрятся эффектно. Позади них открывается узкая улочка, заваленная трупами. Маленький ослик едва тащит повозку, доверху набитую мертвецами, а бравый молодчик с крюком за спиной бодро пересчитывает деньги, переданные медсестрой в оплату его страшного груза. В ожидании следующей жертвы из двери больнички уже выглядывает врач с руками по локоть в крови. Живые или мертвые, жители Уайтчепела уже выкуплены и отправлены на медицинские опыты.       — Едва ли мисс Мантел сможет понять, сколь неоценимую услугу она нам оказала, — замечает мисс Торн. — Если дело так пойдет и дальше, Дизраэли придется покинуть кабинет гораздо раньше назначенного срока.       — У вас неоспоримый талант, повернуть ситуацию так, как нам надо, — Старрик редко говорит комплименты, но сегодня у него хорошее настроение. — Никогда не думали об издательской деятельности? Я мог бы подарить вам «Таймс».       Бледные щеки мисс Торн покрываются красными пятнами:       — Мне нравиться работать на своем месте.       — Полно, — Кроуфорд поднимает руку в примиряющем жесте. — Я не хотел вас обидеть. Но почему же вы так ненавидите Дизраэли?       — Этот грязный еврей все-таки протащил через Парламент билль, упразднивший Ост-Индийскую компанию. Мы потеряли деньги.       — Перестаньте, мисс Торн, — с отеческой улыбкой журит ее Старрик. — Ост-Индийская компания изжила себя. К тому же, мы не потеряли Индию, её людей и её богатства, так какая разница под каким соусом подается это блюдо. К тому же человек, рассматривающий вопрос величия Англии, как вопрос доминирования высшей расы, может нам пригодиться. Высшая раса, — он задумчиво крутит в руках серебряную вилку. — Даже странно, что эту идею предложил еврей. Поверьте, эта теория еще будет полезна Ордену. ***       Иви сидит на крыше здания Парламента и задумчиво смотрит на город под собой. Она любит это место, любит приходить сюда. Где-то внизу, под ногами, шумит город: идут люди, движутся экипажи, гремят поезда, с реки доносятся гудки речных барж.       А волосы Иви треплет ветер. Она в городе, но над ним, его проблемы и грязь не касаются её. Правда сейчас девушке далеко до покоя. Утренний разговор не идет с головы. Какой смысл парить над Парламентом, если власть над ним принадлежит Тамплиерам. Люси Торн не нужно залазить на шпили, чтобы подняться выше города, для этого ей стоит только открыть дверь. И тогда она станет не только Парламентом, самой Британской Империей!       Лондон мало завоевать, его надо удержать. А что делают они с Джейкобом? Город безжалостно оторвал их друг от друга, лишил теплоты и взаимопонимания. Где теперь те близнецы Фрай — одна душа в двух телах, гроза Кроули и окрестностей? А может быть дело в том, что они ставят перед собой разные цели и задачи и используют разные способы их достижения? И люди, окружающие их, тоже стали разными.       Джейкоб влюблен в Элизабет Мантел? Иви готова рассмеяться при одной мысли об этом: ее братец настолько непостоянен, что его отношения с женщинами не заходят дальше коротких интрижек, прекращающихся сразу же после того, как барышня выпорхнет из его койки. Последним, по-настоящему серьезным увлечением Джейкоба была ее гувернантка-француженка в Кроули. Брат лишь молча вздыхал, когда она проходила мимо, а однажды не нашел ничего лучше, как ущипнуть мадмуазель за задницу. Боги, как же она верещала! Джейкоба тогда точно парализовало, словно от крика морской сирены, он был схвачен на месте и высечен на заднем дворе за неподобающее поведение. Мальчишка сделал выводы, и хотя через пару лет мадмуазель все же уступила его напору и преподала несколько незабываемых «уроков французского», продолжать отношения он не стал.       Элизабет Мантел не удостоилась бы даже этого!        Так что Грин, славящийся проницательностью и знанием людей и их поступков, на этот раз дал маху и пришел к неверным выводам: дерзкая воровка, циничная лгунья и беспринципная убийца, девушка могла интересовать близнецов Фрай только как их следующий объект для устранения.       Почему же он ошибся? Засиделся в своей конторе и растерял все навыки мастера-ассасина? Погряз в расчетах, гроссбухах, затерялся среди людей и событий, которые не имеют совсем никакого отношения к делам ордена. Вполне возможно, действуй Генри Грин более решительно, ассасины не потеряли бы влияние в Лондоне и присутствие здесь близнецов Фрай оказалось бы лишним.        Так чем же занят Генри Грин? Кто все эти люди, что постоянно находятся в его лавке, в вагонах их поезда? Приносят ему бумаги, подолгу шепчутся в кабинете?       Кто эта светловолосая женщина с суровым лицом? Она вроде полька из Вроцлава. Все зовут её Ванда и она глава Грачей Уайтчепела. Женщина кажется неприступнее Агнес, и только вечерами, когда Ванда заливисто хохочет, пропустив стаканчик джина, Иви замечает, что она едва ли старше ее самой.       А секретарь Генри Грина, мелкий прыщеватый парень, заливающийся ярким румянцем, стоит Иви только взглянуть в его сторону. Нэд говорит, что такого плута она еще не встречала на своем пути. Этот парень умеет делать деньги из воздуха.       Деньги. И Иви, и Джейкоб берут их из сейфа в вагоне, совершенно не задумываясь какая грандиозная и кропотливая работа была проделана для того, чтобы они туда попали. И роли Генри Грина в этом деле.       Девушка сглатывает внезапно вставший в горле ком: Фрай вспоминает, как становятся печальны глаза мастера-ассасина, когда она отправляется на задание без него. И как он по-детски радуется, когда ему наконец-то удается вырваться из лавки, давно ставшей клеткой для того, кого называли Призраком.       Генри Грин, погрузившись в горы бумаг, давно перестал быть ассасином, превратившись в клерка пусть и довольно успешной компании. Джейкоб умирал со скуки над отчетами, в особо тяжелых случаях растапливая ими камин. Иви тоже была не в восторге от такой работы, предпочитая побродить по городу в поисках Плащаницы или просто ограбить очередную баржу. И только Генри, со всей ответственностью тянул в одиночку эту ношу, благородно предоставляя друзьям полную свободу действий.       Иви становиться стыдно. Ей не хотелось обижать Грина. Просто так получилось. Элизабет Мантел. Джейкоб. Нэнна… Особенно Нэнна!       Что ж, если он так хочет, она отправиться в закрытый район еще раз, понаблюдает, расспросит, соберет всю необходимую информацию, а потом они вместе решат, что делать с этой девчонкой. Решено!       Иви стремительно срывается вниз, ныряет в повозку с сеном, выскакивает из нее и растворяется в городской толпе.       Она появляется у знакомого штаба только под вечер, отдохнувшая и готовая к любым ситуациям. Иви занимает привычный пост на крыше, напротив двери.       Холерный район погружается во тьму, по улицам проходят редкие патрули, где-то вдалеке визгливо перебрехиваются собаки и снова наступает тишина. Ставни комнаты Элизабет Мантел плотно закрыты, но сквозь растрескавшееся дерево пробиваются робкие отблески света. Они то меркнут, то становятся ярче. До Иви доносятся приглушенные голоса, но слов она как не старается, разобрать не может. Голоса стихают, свет гаснет, Фрай осторожно спускается вниз. Патруль ушел далеко, а единственный охранник, оставшийся у двери, мучается животом и сидит в темном углу переживая не самые лучшие мгновения своей жизни, так что Иви не боится быть обнаруженной.       Дверь внезапно открывается и на пороге возникают две фигуры, мужская и женская.       — Берегите себя, — он нежно сжимает ее руку, ласково касается губами холодного лба. Она устало прижимается к его плечу и несколько мгновений стоит так, вдыхая пряный аромат восточных специй. Затем, взяв себя в руки, решительно отстраняется, поправляет выбившиеся из прически прядки, воротник блузки. Её пальцы путаются в серебряной цепочке, и девушка судорожно сжимает в ладони подвеску. Подносит ее к глазам и некоторое время рассматривает, затем переводит взгляд на Генри:       — Помните, — напоминает Элизабет о чем-то, что говорилось ранее. — Вы обещали.       — Никто из них вас больше не потревожит, — твердо заявляет Грин.       Иви прижимает руку к гулко бьющемуся сердцу, словно заговорщики могут услышать его стук, и отступает на шаг назад. Румянец на ее щеках сменяет мертвенная бледность, а губы сжаты так плотно, что лицо напоминает маску злобного божества. Не он ли говорил ей про личные интересы!       Гравий шуршит под ее ногами и Фрай видит, как настороженно оборачивается Генри, тревожно вздрагивает Элизабет.       Грин подает девушке предупредительный знак, неслышно скользит за угол. Сжимая в руке кукри, внимательно осматривает вонючий тупичок.       — Крыса, — как можно равнодушнее пожимает он плечами на ее невысказанный вопрос, и задумчиво смотрит вверх. Там, на высоте второго этажа, горит золотая цепочка следов. Следов союзника…