Не то, чем кажется

Дверной хлопок растворился в какофонии из музыки, криков и смеха. Крепкая высокая фигура прошмыгнула в бурлящую толпу, успев оставить фарфорово-белый отблеск в наполненных алкоголем бокалах. Увлечённые танцем, подсаженные на барабанящий ритм, как на наркотик, люди не замечали нечто, расталкивающее их, несущееся сквозь, – они охотно расступались, расплёскивались волнами в разные стороны, а после снова сходились вместе, не прекратив, даже не замедлив ни на мгновение своего порождённого пьяным угаром и массовой истерией танца. Столпы прожекторного света пропахивали толпу раз за разом и, объединившись с разноцветными неоновыми огнями, дарили людям ещё одну сторону удовольствия, будто бы только её недоставало, – зрительную. Смотреть и видеть было настолько же больно, насколько приятно. Витающие в воздухе запахи ванили, слёз, крови и разгорячённых человеческих тел пьянили не хуже спиртного, вливаемого в глотки и быстро растекающегося по жилам. Лишь на двух посетителей клуба «Осколок льда» не действовала его магия. Один – высокий, худощавый, неестественно бледный мужчина с полностью седыми, как молоко, волосами, – преодолев толпу, замер у барной стойки. Он отчаянно искал другого, но не знал, как тот выглядит. Ему не были известны ни внешность, ни запах, ни повадки, ни даже пол объекта поисков – лишь количество нулей в чеке, который ему выпишут за предоставление пары чернильно-чёрных глаз. Мужчина уселся на свободный стул, расстегнул покрытую серебряными клёпками кожаную куртку и достал из внутреннего кармана портсигар; кратким движением вытащил сигарету и сжал её губами. — Желаете прикурить? Бармен появился словно из воздуха. Стройный молодой парень с распущенными каштановыми волосами по плечи держал в вытянутой руке зажигалку, фитиль которой горел ровным синеватым пламенем. Бармен дружелюбно улыбался, был расслаблен, а его идеально подогнанный под фигуру фрак переливался всей палитрой неоновых огней. Но беловолосый мужчина насторожился – бармен носил очки с матовыми чёрными линзами. Он кивком отказался от предложенной зажигалки и, подняв руку над барной стойкой, сложил пальцы в знак. Ладонь вспыхнула пламенем. Ярко-алым, кусачим и злым. Воздух нагрелся. Запахло гарью, серой и жжённой кожей. Мужчина спокойно наклонился и прикурил от огня в руке. — Вы – явно не обычный посетитель, — бармен, казалось, совсем не смутился и, лишь шире улыбнувшись, хлопнул крышкой зажигалки. — Предлагать напитки не вижу смысла, женщин – тоже. О порошке упомяну только ради приличия. Пожалуй, сразу буду продумывать прейскурант на всю информацию, которой располагаю. Я давно научился легко распознавать людей подобного вам сорта, но догадаться, о чём будет спрашивать каждый из вас, – всё ещё выше моих сил. — Сними очки, — мужчина сжал руку в кулак, гася пламя, и глубоко затянулся. — Для начала. — Ну да, почему бы и нет? — бармен обхватил пальцами уголок начищенной до блеска серебристой оправы. — Но. Раз уж я вынужден раскрыться ради вашего доверия, то предлагаю сделать тоже самое, но ради моего. Имени будет достаточно. Попадёте в мою коллекцию, сразу за жутким чудаком с рыбьими глазами – Лео Бонаром, кажется. Или что-то наподобие этого... — Я – Геральт, — прервал его мужчина; из-под губ вырывались сизые клубы табачного дыма. — О, так просто? Совсем никакой фантазии, — бармен говорил, пока стягивал очки с лица – под ними показывались внимательные глаза с крохотными точками зрачков и небесно-голубой радужкой. Геральт разочарованно выдохнул. — Меня вот достойным именем судьба не обделила. Вы только послушайте, звучит как музыка: Юлиан Альфред Панкрац виконт де Леттенхоф. Впрочем, я не горд, и признаю, что уже прижившееся Лютик подходит мне гораздо больше. На том и будем знакомы. Собеседники не стали пожимать друг другу руки. — Какой-нибудь странный тип объявлялся в клубе в последнее время? — Ну естественно, Геральт. Совершенно недавно. Я бы даже сказал, считанные минуты назад. Ты не мог с ним разминуться, слишком уж странен его внешний вид: кожа под цвет фарфора, такие же волосы, лицо, исполосованное шрамами, жёлтые кошачьи глаза – такого и захочешь, не пропустишь. Много странных типов я повидал, Геральт, но подобное, честно, вижу впервые. — Ответь на вопрос. Нормально. — Я ответил ведь. На фоне тебя меркнет любой чудак. Я попросту не могу никого конкретного вспомнить. Вот если бы ты дал ниточку, за которую моя память могла бы уцепиться... — Глаза. Чернильно-чёрные. Может скрывать каким-то образом. Или специально выставлять напоказ. — Да ладно тебе, Геральт. Мало ли людей обладают такими глазами, мало ли – предпочитают линзы именно такого цвета любым другим... мало... ли... Лютик замолчал. Улыбка сползла с его губ, на лбу растянулось несколько длинных морщин. — Будто бы два остывших куска угля и даже зрачков не рассмотреть на их фоне – это признаки странного типа или нет? — Допустим. — Тогда, Геральт, наше панибратское общение закончилось. Я буду говорить начистоту. И не потому, что тебе нужна помощь, лишь из-за боязни за свою шкуру, настолько прелестный фрак и возможности пить лучшие коктейли за счёт заведения, — Лютик наклонился к барной стойке, упёрся в неё локтями и сбавил голос на полтона. — Я беспокоюсь за моего босса, Геральт. Последнее время он сам не свой. Травит наркотой всех вокруг, подсаживает подростков на ИР-чипы, повышает проценты должникам куда чаще, чем должен, а потом выколачивает деньги силой. Несогласные отправляются на дно или ложатся под камни где-нибудь на пустыре. Никогда раньше такого не было, я всегда мог назвать «Осколок льда» настоящим райским местечком – островком удовольствия и покоя; здесь все наслаждались жизнью, теперь лишь растрачивают её, пока босс вытягивает из клуба всё, что только может. У меня стойкое ощущение, Геральт, что его подменили. Это совсем не тот человек, что был раньше. И глаза. Да. Они у него чёрные. Геральт молчал. Толпа за его спиной продолжала бурлить – музыка не стихала ни на мгновение, лишь едва различающиеся ритмы сменяли друг друга, продолжая стучать по барабанным перепонкам. Геральт думал о том, обладают ли ещё слухом постояльцы клуба, не упадут ли они мгновенно без сил, как только музыка стихнет, в состоянии ли они ещё соображать или эйфория совсем затмила их разум. Геральт много раз видел подобное, и эта клубная толпа ничем не отличалась от сотен тысяч других – в ней не было совершено ничего особенного. Видимо, чувства Геральта отразились на его лице, потому что бармен нервно поправил волосы и отступил чуть в сторону, открывая обзор на неприметную дверь уборной. — Зайди. Убедись во всём сам. А затем вернись, и я дам тебе то, с помощью чего ты сможешь без препятствий добраться до моего босса. Геральт потушил сигарету о барную стойку и направился к двери. Внутри прохладного помещения звуки из зала глушились и заменялись шумом работающего кондиционера, разноцветный неон становился мягким фиолетовым светом потолочных ламп. Чистота была почти стерильной, воняло хлоркой и ягодным освежителем воздуха. Геральт не чувствовал иных запахов, не слышал иных звуков, кроме этих, совершенно обычных. Но бармен предостерегал о нахождении здесь чего-то шокирующего, и Геральт не мог уйти просто так. Он прошёл вглубь помещения. Раковины справа поблёскивали в фиолетовом свете, одно длинное – во всю стену – зеркало над ними было исписано именами, номерами и посланиями самого разного содержания. Кран одной из раковин не был до конца закручен, и бесцветные капли одна за одной срывались с начищенного до блеска металла. Они разбивались обо что-то, но не глухо, как Геральту показалось изначально, а с характерным звуком. Геральт насторожился и, стуча подошвами сапог по шершавой плитке, подошёл ближе. Раковина была забита до отказа. Использованные шприцы, серая долготлеющая бумага и банковские карты. Геральт осторожно зацепил кончиками пальцев одну из них – ту, что лежала на самой вершине, – и осмотрел: дешёвый нищенский ширпотреб – кусок блеклого синего пластика с прямоугольным чипом в центре. Ни персонального номера, ни имени владельца, ни названия банка. Минимальное допустимое в обществе средство переноса денег и передачи их безналичным путём. Карта, защищённая трёхзначных паролем, способная хранить мизерные суммы, куда более надёжная, чем кошель, набитый бумажками, всё равно была пригодна лишь на разделение порошка на дорожки. Вероятно, она для этого и использовалась. Геральт выпустил карту из рук. Нечто сыпучее, похожее на пшеничную муку, осталось на подушечках его пальцев. Геральт вдохнул порошок. Приятное тепло расползлось по его дыхательным путям, серией иголочных уколов прошлось по коже изнутри и почти сразу же исчезло. Это был фисштех – белая смерть, как назвали бы его в определённых кругах, – ощущения было сложно спутать с чем-либо иным. Этот наркотик оказывает влияние на обмен нейромедиаторов в головном мозге и периферической нервной системе: употребивший испытывает эмоциональный подъём, эйфорию, усиление умственной и физической активности, ускорение реакции. И просто – удовольствие. Фисштех – единственный наркотик, который возможно употреблять любым доступным путём. Более того, разные способы обнажают разный спектр ощущений, и лишь проба сразу всех раскрывает полную картину. Есть только один минус: вероятность передозировки увеличивается в разы, да и не каждое сердце выдержит такую бешеную нагрузку. Даже Геральт не защищён от фисштеха полностью из-за полной и совершенной нетоксичности порошка. Хоть тот и воздействует на тело беловолосого не в полную силу, как и любой другой яд. Геральт заглянул в зеркало. Кроме собственных помутневших глаз, он приметил единственную кабинку, помеченную как закрытая. Она находилась прямо напротив злосчастной раковины. Гремел новый, богатый на басы мотив, и нечто внутри кабинки звучало ему в такт. Нечто болезненное, слышное лишь отдалённо и не такое мёртвое, как удары капель о пластмассу шприцов. Там прерывисто дышал человек; он сражался с собственным организмом, не дающим набрать полную грудь воздуха, сражался со своими же лёгкими, не желавшими работать, боящимися кислорода, словно яда. Человек сражался с самим собой. Геральт схватился за холодную рукоятку и потянул. Дверь упёрлась и не желала поддаваться. Её надрывный лязг стал громче музыки, доносящейся из зала, и кто-то новый его услышал. А услышав, заворочался у дальней стены уборной, на которой висел огнетушитель и которая была скрыта углом кабинок. Некто глубоко вздохнул. Вздох был женским. Молодым. И произнёс: — Адам, это ты? Ты – всё? Ты жив? Геральт пошёл на голос. Завернул за угол. На полу, приникнув спиной к стене, сидела девочка, выглядящая слишком измученной для своих лет. Одежда её наводила на мысль о древнейшей профессии, а туман в глазах – на мысль о привычке, которую требует такого рода работа. Геральт не ошибся: голова девочки была наполовину обрита, и всё пространство до основания шеи было занято вживлённым прямо в череп чипджеком – старой громоздкой моделью. Но функции свои она выполняла, а остальное девочку, видимо, особо не заботило. — Ты не Адам. Уходи, — она уставилась на Геральта бессмысленным взглядом. Девочка была наркоманкой, но не обычной. Геральт не заметил точек на её венах, губы не были обожжены – виднелось лишь несколько кровоподтёков и лиловых синяков, – слизистые оболочки дёсен и носа не казались раздражёнными. Фисштех она не принимала, ни в каком виде. Но этот отсутствующий, смотрящий сквозь, взгляд, истощённый вид и огромный имплант, едва прикрываемый пепельными прядями, наводили на единственную мысль: эта девочка – ИР-торчок. — Ты сейчас в мужской уборной, знаешь это? Теперь знаешь. Потому скажи, кто должен уйти? Она удивлённо осмотрела помещение, затем вновь обратила внимание на Геральта. — Я? Но я не могу. Жду Адама. — Он в кабинке? — Да, думаю – да. Он входил туда полчаса назад. Или час. Я не помню точно. Мне нужно было смотреть за детьми, поэтому отвлеклась. Нельзя, чтобы ведьмы добрались до них... Девочка оборвала фразу, резко скрутившись, зажмурившись и обхватив голову руками. Беззвучная агония прошлась по её телу. Лишь бормотанье, скрываемое музыкой, шумом кондиционера и гремящей в трубах водой, срывалось с её губ. Скоро она оправилась, вновь упёрлась спиной в стену и посмотрела на Геральта. — Тебя ломает. Нужна помощь. — Нужна. Только не мне. Детям. Я должна вернуться на болота, к ним. Они в огромной опасности. Я и вообразить не могу, что может случиться с ними в моё отсутствие... — У тебя закончился чип? Девочка вздрогнула, вновь вырванная из своего мира. — Да. У Адама есть ещё. Но он не выходит. — Когда в последний раз ты ела или спала? — Не помню. Дня четыре уже я не чувствую ни сытости, ни бодрости. Но зачем мне? Я нужна детям. Ведьмы что-то задумали. Они подолгу глядят. Мне страшен этот их взгляд. Мне холодно... Девочка прижала колени к груди и обхватила их руками, понизив голос и продолжая бормотать уже не очень внятно. Она была ИР-торчком – человеком, застрявшим в искусственной реальности, променявшим жестокую жизнь на выдумку. Пустую уборную грязного ночного кабака на место, где она хоть кому-то нужна. Геральт снял кожанку и окутал им девочку. Она съёжилась, будто котёнок, брошенный хозяевами на безлюдном городском бульваре. — Моё имя – Геральт. Как тебя зовут? — Алина. — Адам. Кто это? — Мой брат. Мы пришли сюда вместе. Я – за детьми, он – за порошком. Где он? — Ты видела ту раковину, Алина? — Геральт обернулся и указал пальцем. — Она переполнена шприцами, забивочной бумагой и карточками, на которых ещё остались крупицы фисштеха. — Нет. Карточки? Мы принесли их как плату. А потом пришли сюда, и Адам стал использовать их по-другому. Но я видела лишь мельком – я уже была с детьми, на болотах, — Алина всхлипнула, и бесцветная капля покатилась по её бледной щеке. — Геральт, пожалуйста, мне нужно вернуться, правда, нужно. У Адама есть чип. Должен быть. Обязан. Он всегда покупает мне много. Принеси его. Я... Я бы сама это сделала, но не могу подняться. — Хорошо. Геральт снял со стены тяжелый огнетушитель и подошёл к двери в кабинку. Размахнувшись, он снёс сначала ручку, затем примял места, где должны были быть скрытые петли, и оставил огнетушитель в покое. Попробовал открыть дверь – та со скрежетом поддалась. На унитазе сидел парень, облачённый в сущее рваньё. Он уже не дышал, ни с трудом, ни прерывисто – никак. В какой-то момент он просто перестал бороться за жизнь, и та ускользнула он него неслышно. Равно так же, как всё время протекала до этого. Геральт присмотрелся к остывающему телу внимательнее: вся его снежно-белая кожа была унизана сетками крупных синих вен, губы прогнили едва ли не полностью, как и нос, и выглядывающие из приоткрытого рта зубы; зрачки сузились ещё сильнее, чем у бармена, и напоминали одну из тех крохотных точек, коими были унизаны руки парня. Лицо его не выражало ничего, глаза потухли, а подбородок покрывала засыхающая белая пена. Геральта передёрнуло, он мог поклясться. Непроизвольно. Само собой. Геральт смотрел, но тело и управляющее им сознание протестовали, желали уйти и никогда сюда не возвращаться. Только сейчас Геральт осознал, какое зло скрыто внутри порошка, внутри торчка, ведомого жаждой и самовольно идущего на смерть, и внутри диллера, сопровождающего полубезвольного человека на протяжении всего этого пути. Геральт, перебарывая собственное пробившееся омерзение, стал рыться в карманах мертвеца. Почти все пустовали, содержимым остальных был мусор наподобие чеков, счетов, расписок, неиспользованных шприцов и пакетиков с белыми крошками на дне и стенках. ИР-чипов не было, вообще больше ничего не было. А должно ли быть? Геральт отпрянул. Будет ли наркоман на последней стадии зависимости, поглощающий фисштех всеми доступными способами и в таких дозировках, что вполне способны свалить любого крупного здорового зверя, будет ли он думать о ком-то, кроме себя? Долго ли он будет томиться выбором: купить ещё несколько пакетов порошка или вещицу, совершенно для него бесполезную? Будет ли вообще стоять перед наркоманом такой выбор? Геральт был уверен, что нет. Он хотел уйти. Он бы и ушёл ни с чем, если бы не заметил как крепко сцеплены обе руки мертвеца. Будто бы в этом переплетении пальцев была зажата самая дорогая ему вещь – та, с которой он не расстался и после смерти, единственное, что он решил сохранить, нечто безмерно ценное. Геральту пришлось постараться, чтобы холодный омертвевший капкан разомкнутся. Кости казались стальными, плоть – каменной. Геральту приходила в голову мысль разрезать, разорвать, даже взорвать сцепленные пальцы, но вещь, в них спрятанная, могла быть хрупкой. К тому же, Геральт узнал имя мертвеца, раскрыл для себя небольшой кусочек его прошлого и не мог теперь относится к телу безразлично. Потому шли минуты, а беловолосый стоял в озаряемой фиолетовым светом кабинке, ощущал, как обезличиваются для него окружающие звуки, как стихают они, уступая место взволнованному дыханию девушки и странному бреду, срывающемуся с её губ; Геральт стоял и осторожно раскрывал сжатые в кулак окаменевшие ладони. Последние рывки сопровождались ноющей болью в мышцах рук и хрустом. Геральт всё-таки потерял терпение и, осознав, что вещь совсем крохотная и не может быть покорёжена грубыми действиями, перестал церемониться, сменив осторожный напор на рывки. И это принесло результат. Ладонь раскрылась, словно уродливый кривой бутон, и её содержимое предстало перед Геральтом: крохотная серебристая пластинка – ИР-чип для чипджека. Геральт стёр рукавом пену с синеющего подбородка Адама, закрыл его стеклянные глаза и, прихватив чип, покинул кабинку. Алина долго смотрела на Геральта, пока взгляд её не стал осмысленным. — Он умер? Геральт молчал. — Я... — Алина глубоко вздохнула и закрыла глаза. — Я хочу вернуться к детям. Скажи, что чип у тебя. Скажи, что ты принёс его и сейчас отдашь мне. Скажи. — Вот он. Геральт протянул серебристый кусок пластика на вытянутой ладони. Девочка, не глядя, взяла его. Металл громоздкого импланта дрожал, вторя конвульсиям худого измождённого тела. Только на сей раз Алину не ломало – она просто рыдала, не в силах себя унять. — Передозировка. Адам не смог остановиться, его организм ослаб и слишком высокая доза убила его. От ИР-чипов тоже бывают передозировки, Алина. Твой мозг поджарится, если ты пробуешь в искусственной реальности слишком долго. Ты умрёшь от истощения, обезвоживания или усталости. Закончи это прямо сейчас. Выбрось чип. И ты будешь жить. — Зачем, Геральт? Зачем? Он замолчал. — Уходи. Ты уже сделал больше, чем мог. Больше, чем вообще следовало. Уходи. И спасибо. Геральт вышел из уборной, оставив свою кожанку девочке. Он решил, что вернётся за курткой, как только дело будет окончено. Он вернётся. И поглядит в последний раз в большие зелёные глаза, пока те ещё не омертвели и не покрылись туманом ушедшего из тела сознания. Геральт старался, но не мог объяснить этого своего желания. Зал будто не изменился, лишь толпа на танцполе поредела – большинство теперь сидело за столиками. Лишь стулья у барной стойки были пусты. Бармен в переливающемся фраке смотрел на Геральта, широко улыбаясь. Небесно-синие глаза его сверкали двумя кусочками дешёвого пластика. Геральт уместился на том же стуле, который занимал ранее. — Видел что-то необычное, Геральт? Что-то более страшное и жестокое, чем простой уличный бизнес? Что-то выбивающее из колеи и пробуждающее гнев? Геральт кивнул. — Мне знакомо это. Потому я говорю прямо, потому мне легко описать, что ты чувствуешь. Потому я и закладываю босса. Ибо так дела не делаются. И мой настоящий босс знал это, а тварь, его заменяющая, не знает. — Ближе к делу, Лютик. Как к нему подобраться? — На лифте, как же ещё? Миновав кухню, два жилых этажа и склад. Выше них – пентхаус: квартира босса и комнатки его головорезов. Там ты его найдёшь и сделаешь то, что собирался сделать, входя в эти двери. А перед этим... беря заказ. Так ведь, ведьмак? Геральт скривился. Рука инстинктивно потянулась к кобуре. — Не глупи. Твоё оружие не может стрелять в этом здании, пока блокиратор действует. И не имеет значения, ведьмак ты или нет, — улыбка сошла с лица бармена, превратившись в с трудом скрываемую холодностью гримасу омерзения, голос стал резким и противным. — Я понял, кто ты, сразу. Ещё до того, как пламя вспыхнуло в твоей ладони. Вы приметны, охотники на монстров, вас легко изобличить, просто узнать – вас выдают лица, походки, мельчайшие движения, а особенно – глаза. Ты, Геральт, поработай над этим. Добыча ведь бежит, почуяв даже возможность присутствия охотника. — Это профессия. Она ничуть не хуже любой другой. И, как ты заметил, приметность, ей присущая, не позволит мне заниматься чем-то иным. А теперь изволь дать мне то, с помощью чего я смогу без препятствий добраться до твоего босса. Дай мне обещанное. Бармен умолк, засунул руку в нагрудный карман фрака и, вытащив квадратную карточку, протянул Геральту. Тот взял. — Ключ. Без него лифт не сдвинется с места. — Что насчёт блокиратора оружия? Я хочу знать, где он. — Тоже находится в пентхаусе. Захочешь устроить перестрелку – поищи его. Удачи. Бармен отвернулся. Он изредка поворачивался, осматривая идущего к лифту Геральта, и непонятная смесь из удовольствия, тревоги и возбуждения проявилась на приятном молодом лице. Зрачки расширились, а радужки потемнели. Только ведьмак этого уже не видел – карточка, протяжно пропищав, скрылась в разъёме вмонтированного в стену рядом с лифтом терминала; створки медленно разошлись и так же медленно сошлись вновь, отрезая музыку, запахи, свет, вознося Геральта на самый верх. Ведьмак ощупывал потайные карманы и сапоги, последний раз удостоверяясь, что самое нужно при нём. Всё было на месте. Кабина лифта дрожала, пока находилась в движении, стальные тросы шумели где-то за стенками, наматываясь на старые скрипящие шкифы. Лифт замедлялся на каждом этаже, а достигнув пентхауса – вовсе замер на несколько минут, будто раздумывая, выпускать пассажира или нет. Геральта это насторожило, как и отсутствие звуков на этом этаже. Поэтому он стал ровно и повернул руки раскрытыми ладонями к створкам. И не прогадал. Раскрывшись, створки представили просторный коридор, упирающийся в огромные резные двери. По сторонам от них блестели мраморные изваяния редких хищных животных; стены коридора были увешаны растениями, раритетными на вид картинами и видеокамерами. Ещё ведьмак заметил несколько автоматических турелей, едва приметных в сером свете потолочных ламп. И это всё, что он видел за спинами трёх десятков крепких фигур. В основном – мужчин-людей, вооружённых кастетами и дубинками; было также несколько эльфов с полуторными мечами, эльфка с самострелов на запястье и коренастый краснолюд, крепко сжимающий огромный двуручный топор. Лифт замер; и Геральт был уверен, что вздумай он привести его в действие – ничего не получится. Потому ведьмак не двигался и не говорил, пока от толпы не отделился огромный человек в распахнутом сером плаще, под которым виднелись квадраты кевраловых пластин. Сильно контрастировала с армейской бронёй красная бандана, повязанная на лоб, и сверкающие хромированные кисти рук, выглядывающие из рукавов, – явные имплантированные протезы. Человек подошёл на расстояние удара и вытащил из-под плаща две короткие дубинки. И проговорил низким, хрипящим, но очень молодым голосом: — Продолжай держать руки на виду. И, может быть, останешься цел. Давай – за мной. Медленно. Геральт молча повиновался. Толпа расступалась перед человеком в красной бандане, пропуская вместе с ним и ведьмака. Бандиты не спускали с него глаза, как и объективы камер, как и дула едва заметных турелей; кончик болта самострела плавно следовал за горлом – это Геральт чувствовал очень чётко. Спёртый воздух коридора прямо-таки был прочитан враждебностью и напряжением. — Вы ведёте меня как почётного гостя – к столу? — сказал ведьмак спокойно. Кто-то в толпе дёрнулся, кончик болта качнулся и через мгновение вновь уставился на шею. — Или как обречённого – на плаху? Человек в красной бандане на ходу повернул голову. Он усмехался. — Зависит от того, что скажешь боссу. Он почему-то заинтересовался твоей персоной. — Хочет узнать, как я активировал ваш лифт? — Мы пришли. Геральт присмотрелся. Последнюю фразу человек в красной бандане сказал не ему, а одной из камер, висящих над резными воротами. Те, немного помедлив, щёлкнули несколькими замками и распахнулись, обнажая помещение куда более обширное и намного роскошнее украшенное. Они вошли. Часть толпы последовала за ними. Ведьмак перестал чувствовать на шее незримое прикосновение стального острия, блики объективов тоже исчезли, но мерный стрекот следящего за движущейся целью турельного дула и пропитавшее воздух напряжение – остались. Но появилось и новое: приглушённые болезненные стоны, запах алкоголя, табачного дыма и музыка. Мелодичная. Древняя. Классическая. Скоро стучащий наливной пол под сапогами Геральта сменился ковролином, превращающим отдающиеся эхом шаги в шёпот. Заметно поредевшая толпа окружила ведьмака, он остановился. Человек в красной бандане подался вперёд и встал у антикварного, но крепкого на вид, кресла с высокой спинкой, угольно-чёрной обивкой и серебром в тех местах, где должно было быть древнее покрытое лаком дерево. — Я привёл его, босс. — Вижу, Генрик. Спасибо. Голос был скрипучим и неприятным, но удивительно властным – короткая фраза волной разошлась по огромному залу и теперь, стихая, звучала отовсюду. Геральт отсчитал двадцать ударов сердца, и только тогда отзвуки этого голоса сникли, поглощённые музыкой. — Подойди. Ведьмак повиновался. В кресле сидел толстый низкий эльф в дорогом костюме чёрного цвета, обшитого переплетением серебряных и золотых нитей. Учитывая неподвижность эльфа и скудное освещение, он и кресло казались одним неразрывным целым, если бы не голова с копной коротких русых волос, длинными заострёнными ушами, пухлыми красноватыми щеками и глазами – маленькими, хитрыми, обладающими слабым металлическим блеском. И абсолютной чернотой радужек. В руке эльф держал карту – ключ от лифта, с помощью которого Геральт смог пробраться в пентхаус. Ведьмак остановился прямо перед креслом. — Ceadmil, dh’oine, — проскрипел эльф. — Ceadmil, Aen Seidhe. Но ты ошибся – я не человек. Гендрик прищурился и крепче сжал дубинки, те едва слышно заскрипели в крепкой хватке его хромированных пальцев. Эльф не переменился в лице, только перебросил квадратную карточку из руки в руку. — Так ведь и меня непросто причислить к Народу Гор. Тем не менее. Эльф кивнул кому-то в другой комнате, вне поля зрения Геральта. Послышались удары, измученный мужской крик, затем болезненный стон. Музыка резко стала чуть громче, ровно на столько, чтобы перекрыть собой неприятные ушам последствия избиения человека. — Меня зовут Аарк. «Aedd Ginvael» находится под мои покровительством. Я бы мог спросить и твоё имя, но не буду. Я знаю его, знаю, чем ты живёшь. Лишь поэтому ты пока не получил пулю в лоб. Поэтому я трачу время на разговор с тобой. Конкретнее, на короткий рассказ об этой вот маленькой штуке, — эльф скривился, будто карта внезапно стала ему отвратительна, и передал её Гендрику. — Она пропала около недели назад. Попросту испарилась без следа. Мы перерыли весь клуб, окрестности. Мы проверили всё и всех. Каждый, кто вошёл и вышел из здания, будь он подозрительным, опасным или совершенно безобидным, будь он женщиной, подростком, стариком или старухой, – мы перетрясли каждого. Все они не у дел. И сегодня – прямо сейчас – ты поднимаешься по лифту, просто входишь, и он доставляет тебя прямо ко мне в дом. Тебя, убийцу, потрошителя, ведьмака. Белого волка. Эльф повысил голос, его губы дрожали, но мускулы лица оставались неподвижны, как и блестящие чёрные, будто бы неживые, глаза. — Охотника на чудовищ, — спокойно поправил ведьмак. Аарк, размахнувшись, ударил по серебряному подлокотнику. Гендрик дёрнулся и оскалился, как цепной пёс. — A d’yeabl aep arse, Gwynbleidd! Не смеши меня! И не смей врать прямо в лицо! Нет сейчас ведьмаков, охотящихся за головами одних только чудовищ. Как нет праведников, хороших друзей и совершеннолетних девственниц. Каждый из вас – давно наёмный головорез. И очень хороший, умелый, лишь, большая неудача, приметный. Кошачьи глаза, шрамы, бледная кожа. И никаких имплантов. Никогда. Такой внешностью обладают немногие, Геральт, но вас и не так уж мало, — эльф с трудом встал и направился в комнату, со стороны которой слышались едва уловимые слухом крики и стоны. — Иди за мной, Gwynbleidd. Я хочу тебе показать кое-кого. Аарк быстро скрылся в дверном проёме, Гендрик, спрятав дубинки где-то под полами плаща, последовал за ним. Ведьмак не спешил, но, почувствовав остриё меча меж лопаток, подчинился. Комната, в которой оказался Геральт, была полной противоположностью просторного главного зала с импровизированным троном в центре – она была почти не освещена, ничем не отделана и не заполнена; и этим больше всего напоминала тюремную камеру. Но, как только зрачки ведьмака привыкли к мраку, он смог разглядеть несколько кресел с ремнями на подлокотниках и у основания, столы с ножами, крюками, упаковками шприцов, прозрачными пакетикам с порошком и флаконами с мутноватой жидкостью; и ещё несколько смутных человеческих либо эльфских силуэтов – самыми приметными деталями их тел были руки, либо облачённые в длинные хирургические перчатки, либо обмотанные эластичной металлической лентой до самых локтей. Одна стена была скрыта длинной ширмой, из-за которой доносилось чьё-то слабое дыхание и стальное бряцанье, возможно, звеньев цепи. Но движение было заметно и в ближнем к дверному проёму кресле. К нему подошёл эльф, Гендрик, ближе подвели ведьмака и вновь окружили. В кресле сидел человек – тощий молодой брюнет в смокинге, очень похожем на тот, что носил бармен, только куда более затасканный, рваный и пыльный. Лицо человека напоминало один большой распухший лиловый синяк с узкими прорезями глаз, сломанным носом, свежими шрамами, крупно дрожащими подбитыми губами и кровью. Бордовой засохшей кровью везде, где только можно. Человек пытался держать голову ровно, смотреть прямо и не стонать от боли. Получалось не так уж хорошо. Аарк приблизился к нему. И прошёл мимо. — Дориан. Это он не смог сохранить чёртову ключ-карту. Можешь не запоминать имя, Gwynbleidd. Этот человек – почти уже труп. Эльф приоткрыл ширму. Пока ведьмак, сопровождаемый вооружённой толпой, подходил ближе, Гендрик схватился за край ширмы обеими руками и отодвинул её всю. Серый, заляпанный грязью, пластик открыл Геральту обзор на ещё одного израненного человека – почти голого, обросшего спутавшимися волосами, которые полностью закрывали его лицо. Человек был весь обвязан цепями; особенно руки, а если точнее – кисти рук. Медальон на шее Геральта задрожал. Первый раз за всё время, проведённое в «Осколке льда». — Чародей? Геральт старался подавить волнение в голосе, но, похоже, не вышло, ибо Аарк широко улыбнулся и выплюнул: — Ведьмак. Пленник поднял голову, грязные пряди сползли с лица, жёлтые кошачьи глаза заблестели в почти абсолютной темноте. Геральту были знакомы и лицо, и глаза, и взгляд. — Охотник на чудовищ, а? — продолжал эльф. — Уж не знаю, каких чудовищ он искал здесь, в ночном клубе, а после и на верхних этажах, зачем пытался пробраться в пентхаус – видно, это цель жизни всех существующих ведьмаков, – но ничего хорошего из этого не вышло. Стычка, правда, была, и твой собрат неплохо орудовал клинками, но он был один. К тому же, Гендрик вовремя подоспел. Аарк повернулся к Геральту. — Пойми, Gwynbleidd, я не могу рисковать, не могу позволить кому-либо даже близко приблизится к тому, чтобы нанести мне вред. У меня толпы врагов, и почти каждый из них имеет деньги на найм не только ведьмаков, но и половины этого проклятого города – для моего убийства. Я хочу жить, Геральт. — Да, Аарк, я понимаю, — ведьмак давно опустошил потайные карманы, и керамические острия ножей приятно остужали кожу под тканью рукавов. — И раз ты только сейчас дал мне возможность говорить, то я тебя успокою: я пришёл сюда не за человеком, даже не за чудовищем, а за парой чернильно-чёрных глаз. Ими обладают допплеры – разумные существа, способные с поразительной точностью перевоплощаться в кого угодно, достаточно лишь зрительного контакта. Я подозревал тебя. Но твой трон украшен предотвращающим мимикрию допплеров серебром. Им прошит и твой костюм. Потому я ушёл бы при первой возможности, но ты, эльф, вздумал покрасоваться передо мной пленённым ведьмаком. И уйти просто так я уже не могу. Аарк гортанно хохотнул, но в этом смешке послышалась нервозность. — Ты безоружен, Gwynbleidd. Ты один. Ты... — эльф скривился, сверкнул глазами, резко сменившими цвет на красный, и повернулся к Гендрику. — Вы проверяли ведьмака на входе? — Дверные датчики обнаружили только пистолеты в кобурах. Но ведь блокиратор оружия работает и... В почти полной темноте было заметно, как Аарк побледнел. — Cuach aep arse! Глупец! Это же ведьмак; скрытое холодное оружие – основа его выживания! Геральт дёрнулся. Керамические кинжалы скользнули по запястьям, задержавшись шершавыми рукоятками на ладонях. Ведьмак сжал кинжалы пальцами и мгновенно, не целясь, выбросил. Короткие вскрики ещё не успели прозвучать, а по фарфорово-белым, покрытым толстыми венами, запястьям уже скользили новые лезвия. Аарк закричал до хрипоты. Гендрик низко зарычал, словно зверь, и бросился к ведьмаку тяжёлой поступью, на ходу выхватывая дубинки. Пленник звенел цепями, содрогаясь в беззвучном приступе хохота. Геральт оставил в ладонях последние два кинжала; услышав топот сапог позади, он пируэтом обернулся и, рванув вперёд, достал двух ближних бандитов резким выпадом. Затем оставил кинжалы в телах и перенял полуторный меч из ослабевших рук оседающего на землю эльфа. Это был клинок шестигранного сечения с почти параллельными кромками и резким переходом в остриё, длинным эфесом и чётко выраженной незаточенной пятой. А самое главное – хромированным, режущим почти любой материал, лезвием. Ведьмак потерял мобильность, овладев новым оружием, но значительно прибавил в смертоносности, а потому встретил Гендрика лоб в лоб. Тот напрыгнул на Геральта, атакуя сразу обеими дубинками; ведьмак пригнулся и отскочил, прикрывшись плоской стороной лезвия. Хром прошёлся по хрому, отдавшись тупой болью в ладонях и скрежетом, резанувшим по ушам. Закончив движение, ведьмак не стал терять время и с силой размахнулся, опуская остриё на спину Гендрика, но повыше, ближе к основанию шеи, где под кожей обычно находилось устройство – искусственный нервный узел, помогающий координации движения имплантированных рук. Один-единственный точечный удар, если знаешь, куда бить, обезвреживает всю механику верхней половины тела. И Геральт намеревался провернуть этот трюк, но Гендрик успел сориентироваться: выпустил дубинку и, обернувшись, попытался схватить лезвие пальцами. Место удара вспыхнуло искрами, отведённое в сторону остриё царапнуло пол рядом с местом, куда секундой позднее упал ровно срезанный кусок ладони. Блестящие хромированные пальцы ещё шевелились, когда ведьмак размахивался для добивающего удара, когда бледный Аарк срывался с места, крича едва разборчивое: — Все – в главный зал! Отключайте блокиратор! Активируйте турели! Геральт рубанул ещё раз. И попал. Лезвие вошло без скрежета, не смогло пронизать насквозь, застряло. Ведьмак дёрнул рукоятку, услышал сдавленный стон и отстранился. Гендрик медленно опускался на колени, удерживая в груди полуторный меч, располосовавший его надвое через основание шеи, прорезавший кеврал вместе с плащом. Гендрик сжимал челюсти, судорожно мотая плечами и торсом, пока хватало сил, – руками он уже не владел. Через несколько тихих, отдающих ударами в висках, минут он осознал тщетность попыток, ослабел и уже едва сдерживал боль. По серебристому клинку заструилась кровь, и человек в красной бандане, валясь на бок, успел через силу выплюнуть: — ... будь ты проклят... Он упал. В глубине комнаты, за ширмой вновь забренчали цепи. Геральт опустился на колено, расшнуровывая сапог и доставая из потайного отделения крохотный флакончик из тёмного стекла – свой последний козырь. Он откупорил крышку и влил в себя его содержимое. И сел. На пол. Ведьмак сидел неподвижно, прикрыв глаза. Дыхание, поначалу ровное, вдруг ускорилось, стало хриплым, беспокойным. А потом полностью остановилось. Эликсир «Пурга», с помощью которого Геральт подчинил себе все органы тела, в основном состоял из грибов-шибальцев, крушины, ласточкиной травы, белого мирта и ребиса. Остальные компоненты не имели названий ни на одном человеческом языке. Не будь Геральт приучен к таким смесям с детства, это был бы смертельный яд. Ведьмак поднялся на ноги и резко сорвался с места. Слух его, обострившийся без всякой меры, выцепил из всё ещё заполняющей пространство древней музыки треск заряжаемых обойм, щелчки взводимых курков, стрекот движущихся турельных стволов и тихие взволнованные переговоры. Перекатом выбравшись из тёмной комнаты в главный зал с троном, резными вратами и множеством сокровищ прошлого, тлеющих в серебряном свете потолочных ламп, ведьмак почувствовал толчки разрывающих ковролин позади него попаданий, ощутил запах дыма и пороха. В спину дыхнуло жаром. Ни секунды не медля, Геральт продолжил рывки, пока не оказался за мраморной статуей. Там он перевёл дух, закрываясь руками от летящих осколков, вслушиваясь в грохот выстрелов и раскручивающиеся многоствольные орудия. Поняв, что выглянуть не удастся, ведьмак решил положиться на одни ощущения – он выждал момент ослабления обстрела, вызванный первыми перезарядками, достал из набедренных чехлов две беретты, покинул укрытие и отдал разум во власть инстинктов. Несущиеся навстречу куски сверкающей пламенем смерти замедлились настолько, что Геральт мог отслеживать их глазами и спокойно маневрировать, не боясь получить ранение. Он этим и пользовался, медленно продвигаясь к ещё одной стоящей неподалёку мраморной статуе. Ведьмак на ходу вскинул руки, легко прижал пальцами спусковые крючки. И понял, что целиться ему не нужно: кожа уже чувствует эфемерные прикосновения стальных болтов, свинцовых пуль, стрелки видны, как на ладони, и не двигаются с места, потому руки сами наводят беретты на цель. Ведьмак это понял и плавно согнул указательные пальцы. Беретты застрекотали. Геральт напряг кисти, стремясь удержать оружие под контролем. Горячий, уже обжигающий, воздух обдавал его раз за разом – со всех сторон. Вспышки выстрелов слепили уже привыкшие к слабому свету глаза. Грохот забивал уши. Люди и эльфы у противоположной стены поочерёдно валились на землю, хватаясь за простреленные конечности, плечи, животы; некоторые, упав, вовсе не двигались. Коренастый гном, обладатель двуручной секиры, теперь сжимающий многозарядный дробовик, отлетел и опрокинул винтажное чернильно-чёрное кресло, получив пулю точно посередине лба. Ведьмак ускорился, увидев, что огненный шквал потерял плотность, но следить за ним стало невозможно; и когда магазины беретт опустели, Геральт уже прижимался спиной к холодному камню навсегда застывшего в мраморе косматого льва. Отплевавшись свинцом, оружие бандитов замолчало тоже. Воцарилась тишина, в которой ведьмак чётко различал стоны раненых, прерывистое дыхание Аарка и шум крутящихся орудий, замерших на месте, а потому, разумеется, направленных в сторону укрытия Геральта. Ведьмак спрятал беретты, хоть держал на поясе ещё несколько обойм к ним, и вытащил из кобуры на задней пряжке огромный шестизарядный кольт. Ориентируясь на угасающие из-за ослабления действия эликсира звуки Геральт высунулся, взвёл курок, словил характерный блеск стали в мушке прицела и нажал на спусковой крючок. Дуло кольта будто взорвалось – тот изверг белое пламя, перенесшее взрыв в угол главного зала, под самый потолок. Скрежетнув, закреплённая там турель вздрогнула и, упав, разлетелась по полу, устланному тлеющим ковролином. — Проклятье, Геральт! N’aen aespar a me! — скрипучий и неприятный голос волной разнёсся по залу, как только грохот стих. — Спрячь свою чёртову ракетницу, выходи и давай поговорим! Блокиратор снова включён – тебя никто не тронет, да и некому уже! Ведьмак спустил курок и засунул кольт в чехол. Аарк стоял рядом с опрокинутым креслом, несколькими телами и медленно растекающейся лужей бурой вязкой крови. Несколько человек стояли на коленях, пара эльфов умудрилась подняться на ноги, но все, кто лежал на земле, уже не двигались и не дышали. — Ты отпустишь всех пленников, эльф, — проговорил Геральт, подходя ближе и проверяя беретты на боеспособность – те и правда не могли сделать ни единого выстрела, — и ответишь на каждый поставленный мной вопрос. — Что угодно, чёрт бы тебя побрал. — Сначала пленники. Вперёд. Они вновь отправились в тёмную комнату, обходя трупы, осколки мрамора и металла. Никто не осмелился их преследовать. Аарк шёл нетвёрдой шатающейся походкой. Перешагивая почти разрубленного надвое Гендрика он нервно хохотнул и, не оборачиваясь, бросил: — Как же, Gwynbleidd? Как ты смог его убить? Гендрик был лучшим. — Ты раскормил своих бандитов, эльф. Они неосмотрительны, неумелы, ничего не боятся – они давно не встречали достойного противника. Как и ты сам. Знаешь, Аарк, я и правда шёл сюда с намерением тебя убить, думая, что ты чудовище; но поняв, что это не так, желание не пропало. Но не хотелось проливать напрасную кровь, не хотелось рисковать и тратить патроны. Потому я ждал толчка. И ты предоставил мне его. Эльф молчал. Они подходили к креслу Дориана. — Девушка с чипджеком в туалете. Мёртвый парень в кабинке с килограммами фисштеха в карманах. Избитый полумёртвый официант. Ведьмак, закованный в цепи. Ещё десятки жизней до меня и возможные сотни – после. И каждая – потенциальный гвоздь в твою крышку гроба. Будь я наёмником, я бы взял заказ на твою голову за бесценок. — Это бизнес, Gwynbleidd, — произнёс Аарк, освобождая Дориана, — так делаются дела, так мы выживаем и приобретаем хоть какой-то вес в этом прогнившем обществе. Ты пришёл в трущобы, полные дерьма и отбросов, заглянул в клуб, скрывающий за красивой оболочкой шлюх, убийц и наркоманов. Чего ты, мать твою, ожидал? Я вырос в этом, я карабкался наверх и делал всё, что было в моих силах, ведь для таких, как я, таких, как мои люди, даже таких, как Дориан, иной судьбы нет. Нас не забыли лишь потому, что ублюдкам из мегаполисов – офисному планктону, их жёнам и их детям – не хватает острых ощущений, потому что однотипные проносящиеся дни и рутина высосали из них чувства, уничтожили то, что делало их людьми. Они – материал для моей маленькой империи, которая рано или поздно заявит о себе. Ты видел главный зал, Gwynbleidd? До бойни. Это совсем не та грязь, что заполнила до краёв всё вокруг. Это нечто новое, — Аарк отошёл от кресла, Дориан с трудом поднялся. — За это я и борюсь, это ставлю превыше всего. Потому ни официант, ни обдолбанные подростки в туалете, ни ведьмаки по сравнению с этой целью, не стоят ничего. — Я бы поспорил. Геральт оттолкнул Дориана, схватил эльфа за полы пиджака, заставил того сесть в недавно освободившееся кресло и закрепил ремнями. — Что ты удумал, bloede vatt’ghern? — Хочу, чтобы ты посидел здесь и ощутил, как ничтожна твоя империя перед одним-единственным ведьмаком, просто оказавшимся не в то время, не в том месте. Аарк помрачнел и не произнёс ни слова. Лишь алые радужки его глаз мерцали в темноте. — Дориан, где блокиратор оружия? — спросил Геральт, обернувшись. Парень сначала колебался, размышлял, держась за перебитый нос, косился на Аарка, но всё-таки выдавил из себя: — У босс... У эльфа. Должен быть во внутреннем кармане. Я видел. — Спасибо. Ведьмак, не церемонясь, разорвал покрытую слоем серебра молнию чёрного пинжака и, недолго порывшись, вытащил из карманов квадратную карту – ключ от лифта – и КПК со странным небольшим устройством, подключённым к одному из разъёмов. — И эта коробочка отключает оружие во всём здании? Занятно. Ведьмак прошёлся кончиками пальцев по сенсорной панели КПК; устройство щёлкнуло, заискрилось и, вывалившись из разъёма, упало на пол. Геральт физически почувствовал, как наполнилось жизнью его оружие, как задрожал воздух у кожаных кобур. Аарк дёрнулся и зашипел, как змея: — Ты портишь всё, к чему прикасаешься, Gwynbleidd. Ты опасен. Тебя нужно держать на цепи. — Неужели? — Геральт достал беретту из чехла, подошёл к пленённому ведьмаку и прижал ствол к переплетению стальных звеньев. — А, может, моё призвание – освобождать? Геральт надавил на спусковой крючок. Прогремел выстрел, ударив по глазам и ушам, раздробив цепь, сковывающую ведьмаку руку. Та ожила, извернулась, освобождаясь из оставшихся цепей, метнулась к другой руке – пальцы сложились в знак и вспыхнули злым красным огнём. Оковы, расплавившись, спали. Ведьмак убрал волосы со лба, вынул изо рта кляп и широко улыбнулся. — Не знал, что буду рад тебя видеть, Белый волк. Но так и есть. Ты меня спас, хоть и не намереваясь этого делать изначально, и, да, я тебе должен. Ты явно этого не забудешь. — Не забуду, Беренгар. Ведьмаки пожали друг другу руки. — За кем ты охотился? Берегар потянулся, хрустя суставами. В его кошачьих глазах промелькнула хитрость, злость и гнев. Совсем на мгновение. — Я приходил за эльфом. И срок моего контракта ещё не истёк. Геральт не ответил. Он внимательно разглядывал Беренгара и не мог найти его медальон – серебряного ощетиневшегося волка. — Ищешь его? Зря. Я лишился медальона давным давно. Да и он мне, впрочем, не нужен: чудовища уже в прошлом, на чародеек и прочую колдующую дрянь я заказ не возьму, Мест Силы в тёмных улочках и вонючих подворотнях нет. Отныне подонки вроде этого эльфа – моя цель, а они магией, как правило, не обладают и монстрами в привычном нам понимании, ты уже успел убедиться, не являются. У меня теперь совершенно новая охота. — Значит, ты уже не ведьмак. — Пусть. Но я человек, обладающий способностями ведьмаков, вниманием ведьмаков, чутьём и умом. Давай так, Геральт, я должен тебе жизнь, но то, что я тебе сейчас скажу, – слишком мелко для её оплаты. Потому я отдам тебе кое-какую информацию взамен на привязанного к стулу, обездвиженного и беспомощного эльфа. Как тебе такой бартер? Геральт взглянул на Аарка. Тот был ещё бледнее, чем когда-либо ранее. Радужки его глаз почти обесцветились и горели теперь в темноте блеклым металлическим светом. — Что за информация? — О мимике. Точнее его каморке – крохотной комнатке за кладкой одной из стен. Когда я обнаружил, она была пуста. Под кого тварь мимикрирует, не знаю. Возможно, под кого-то из персонала: охранника, официанта, может, бармена. — Я согласен, Беренгар, бери своего эльфа. Подходи к выходу, как закончишь. Только не медли. — Это было просто, Белый волк. Итак, запоминай: закрытый шкаф с выпивкой – такой, где обычно хранят бешено дорогие вина, – грамотная подделка. Откроешь – там полки, но вот когда откроешь уже их – увидишь голую стену. И небольшой лаз. Всё там. Если его не будет, ты знаешь, как меня найти. Ну, пошевеливайся. А у меня тут возникли дела. Беренгар хрустнул пальцами и стал обводить глазами мёртвые тела в поисках подходящего холодного оружия, одежды и любых вещей, необходимых долгое время пленённому и обессиленному ведьмаку. Или какому-то его подобию. Взгляд Беренгара остановился на проткнутом полуторным мечом Гендрике. Улыбка снова растянула его разбитые потрескавшиеся губы. Геральт отправился к выходу из комнаты. — Пойдём, Дориан. У меня есть к тебе пара вопросов. Провинившийся перед Аарком бармен поплёлся за Геральтом. Эльф молчал. Ведьмак не обратил внимания, но был точно уверен, что тот потерял сознание ещё в середине их с Беренгаром разговора. Уж такого он был мнения об императоре из трущоб – эльфе, возомнившем о себе дьявол знает что. Крайне мала вероятность, что ведьмак был не прав. — Va fail, Aen Seidhe, — проронил он, разблокировав огромные резные ворота через КПК. Кабина лифта дрожала, пока находилась в движении, стальные тросы шумели где-то за стенками, наматываясь на старые скрипящие шкифы. — А тебе ведь повезло, Дориан, — обратился Геральт к парню, который стоял, вжавшись в угол кабины. — Я и правда хотел уйти, когда понял, что эльф не чудовище и разговор с ним – пустая трата времени. Он сам себя подвёл к гибели. И к твоему спасению. — Я благодарен. Правда. Даже не знаю, чем могу отплатить. — Ответь на один-единственный вопрос. Второй бармен, кто он? Парень непонимающе нахмурился. — Второй бармен? — Да. Парень. Худой, высокий. Каштановые волосы по плечи. Голубые глаза с узкими зрачками. Носит смокинг и матовые чёрные очки. Представился как Юлиан Альфред Панкрац виконт де Леттенхоф. И как Лютик. Дориан долго думал, изредка косясь на ведьмака. А когда ход лифта стал затихать и снаружи послышалась приглушённая музыка, произнёс: — Мне знакомо и имя, и описание внешности. Но у нас нет такого человека. И не было. Я даже больше скажу, «Осколок льда» – ночной клуб, и босс... то есть, Аарк никогда не нанимал больше одного бармена. Кроме меня, никто не занимает эту должность. Конечно, при необходимости человек либо эльф может приобрести нужный смокинг, встать за барную стойку, когда я буду отсутствовать, как сейчас, но зачем ему это делать? — Зараза... Лифт, охнув, остановился. Створки медленно разошлись. Играла негромкая музыка. Танцпол был почти пуст – большинство расположилось на стульях и небольших диванчиках. Некоторые спали. Ночь подходила к концу. — Спасибо, Дориан. Можешь идти. Парень кивнул и быстро покинул лифт. Геральт вытащил беретту из кобуры и вышел следом. Взгляд ведьмака скользил по залу клуба раз за разом в поисках винного шкафа – одной из тех старомодных вещей, что так привлекали Аарка. Интерьер «Осколка льда» был забит подобными предметами, потому конкретно этот не бросался в глаза. Или, возможно, просто был чем-нибудь загорожен. Геральт подошёл к барной стойке, за которой уже никто не стоял. И о разговоре с таинственным Лютиком напоминал только круглый ожог, оставленный затушенной о стойку сигаретой. Прямо за ней вдоль стены выстроилось несколько шкафов, пара стеллажей и множество коротких полочек, умещавших в себе и на себе алкогольные напитки разной степени крепкости и дороговизны. Шкафы отличались тем, что имели стеклянные дверцы, и лишь к одному из них – центральному – были приделаны обычные, скрывающие содержимое. Геральт поспешил подойти к нему и открыть. Расположенные внутри, сцепленные вместе полки ведьмак с трудом выдвинул к себе, стараясь неосторожным движением не сбросить бутылки на пол; и когда полки оказались дальше, чем дверцы шкафа, то упёрлись намертво и образовали проём. Геральт прошёл в него, оказавшись у стены. Внизу, у самого пола ведьмак сразу заметил нору – выбитую в кладке дыру высотой чуть больше метра и шириной, вполне умещавшей взрослого, но худого, мужчину. Такого, каким был Геральт. Этим он и воспользовался. Нора вела в небольшую, лишённую окон комнатку. Пока глаза привыкали, ведьмак успел разглядеть кучу лохмотьев, сложенных в углу, несколько барных стульев, переносной холодильник, десятки пустых бутылок из-под дорогих вин, грязные тарелки и куски обёрточной бумаги, в которую обычно заворачивают уличную еду. И среди этой бумаги что-то блестело, едва приметно бликовало в хрусталиках ведьмачьих зрачков – единственная привлекающая взгляд вещь в одиноком жилище бездомного старого чудовища. Геральт подошёл ближе и взял вещь в руки. Ею оказалась листовка – уменьшенная копия одной из афиш, коими изобиловали стены домов в любой части города и интерьеры любых заведений. Конкретно эта, датированная позапрошлым месяцем, зазывала людей на концерт некого популярного в узких кругах нео-лютниста и возродителя жанра классической баллады Юлиана Альфреда Панкраца виконта де Леттенхофа, более известного под псевдонимом Лютик, в Центральной филармонии. Ведьмак не следил за миром искусства, не обращал внимания на листовки, кроме рекламирующих магические и оружейные магазины либо описывающих новый заказ, обещая круглую сумму на счёт, а потому ни имя, ни внешность человека, образ которого принял допплер, были ему не знакомы. Полностью привыкшие ко мраку глаза различили в изображённом на листовке всё те же длинные ухоженные волосы, тот же взгляд и то же выражение лица, увиденные Геральтом у бармена в начале этой долгой ночи; лишь одежда была другой, но сменить её допплеру, как оказалось, не составляет проблем. Пока ведьмак разглядывал листовку, у входа в каморку послышались тихие крадущиеся шаги. Ведьмак мгновенно обернулся и выставил руку, державшую беретту, в сторону лаза. Там стоял высокий, худощавый, неестественно бледный мужчина с полностью седыми, как молоко, волосами, лицом, исполосованным шрамами и жёлтыми кошачьими глазами. Мужчина стоял, криво ухмыляясь и целясь в ведьмака из беретты, зажатой в вытянутой руке. — До чего же мерзкая рожа, — проговорил, скривившись, Геральт. — Я и правда так выгляжу? — Лишь когда вздумаешь улыбнуться. Допплер одновременно с ведьмаком перезарядил пистолет. — Я не хочу тебя убивать, но у меня заказ и очень нужны деньги. Я преклоняюсь пред твоей хитростью: ты водил за нос меня и целую банду, смог растормошить чувства, без труда отправил меня на смерть. Если тебе интересно, сегодня и правда много кто погиб, но многих я сумел спасти – благодаря тебе. Я преклоняюсь, даже хочу сказать спасибо за то, что ты сделал, стремясь спасти свою жизнь. И всё же тебе не удастся. — Я понимаю, ведьмак. Но и ты пойми: сейчас речь идёт не о том, смогу ли я выжить, а о том, сможешь ли выжить ты. Независимо от исхода. Паскудно будет прострелить голову самому себе, правда? — Я справлюсь. Геральт и допплер одновремено нажали на спусковые крючки. Раздались два выстрела. Один из ведьмаков захрипел, выронил пистолет и схватился двумя руками за брызжущее кровью горло. Опускаясь на колени, он уменьшался, терял форму и таял, будто восковая свеча. В конце концов, от ведьмака остался только уродливый толстый карлик с маленькими заострёнными ушами, крючковатым носом и парой чернильно-чёрных глаз. Он лежал на грязном полу, уже даже не пытаясь остановить бьющие из раны бордовые струи. Он не хрипел и не шевелился. — Не обманул. Паскудно, — проговорил Геральт, распрямляя пальцы, сложенные в Квен – знак, за одно мгновение окруживший ведьмака незримым барьером, отклонившим пулю. Геральт опустился на колено и достал из сапога последний оставшийся керамический нож. — Время поработать руками, — одними губами произнёс ведьмак, приближаясь к бездыханному телу допплера. В уборной всё так же шумел кондиционер, а мягкий фиолетовый свет потолочных ламп, казалось, ласкал глаза. Особенно после мерцания кислотного неона и вспышек оружейных выстрелов. Воняло хлоркой и ягодным освежителем воздуха. Капли с чёткой периодичностью падали в до сих пор заполненную шприцами раковину. Геральт прошёл вдоль кабинок, стараясь не смотреть на ту, дверца которой была приоткрыта. Он перешагнул валяющийся на земле огнетушитель и вышел к дальней стене. Алина лежала на плитке, завернувшись в ведьмачью кожаную куртку. Её глаза были закрыты, пепельные волосы рассыпались по лицу. Геральт не слышал её дыхания. — Дело окончено. Я пришёл за своей курткой. — Геральт?.. Алина вздрогнула и, открыв глаза, поднялась на руках. Она дышала, действительно дышала. Но так слабо, что этого нельзя было бы различить даже приложив щеку к губам. — Хорошо, что ты вернулся, Геральт. Я подумала над твоими словами. Я и вправду хочу хотя бы попробовать пожить в этом мире. Я брошу детей, покончу с чипами... уже покончила, — Алина швырнула на землю два небольших кусочка пластика, когда-то являвшихся одним целым. — Я буду держаться столько, сколько смогу, дольше, чем смогу, дольше, чем вообще может держаться наркоман. Только ты... только... пожалуйста... — Я буду с тобой. Геральт обхватил Алину руками и поднял. — Спасибо, — проговорила она едва слышно, пока ведьмак шёл к выходу. Клуб был пуст. Лишь Беренгар в новой одежде и красной бандане на голове ждал их у открытых дверей. — Алина? — неожиданно спросил Геральт. — Да? — Ты начинаешь новую жизнь, так? — Так. — Значит, и имя должно быть новым. У тебя есть что-нибудь на примете? Я не очень хорошо умею подбирать их. Честно сказать, совершенно не умею. — Ласточка, — ответила Алина, не раздумывая. — Адам называл меня Ласточкой. — Это на Старшей речи, кажется... Zireael. Цирилла. Или просто Цири. — Мне нравится, Геральт. Нравится. Шаги эхом отскакивали от стен, растворяясь в темноте потухших прожекторов и не взошедшего ещё солнца. Распахнутые двери впускали прохладный уличный воздух, пропитавшийся дымом заводов, газом выхлопных труб и снегом далёких северных земель. Раздался недовольный голос: — Это ещё что, Белый волк? Бросай девку, и уходим скорее. — Тебя я тоже мог бросить, Беренгар. И не отдавать эльфа тоже мог. Он закатил глаза. — Да делай что хочешь. Тебе интересно, кстати, что с эльфом стало? — Не очень. — Конечно, не очень, — Беренгар, широко улыбаясь, вытащил из кармана пару чернильно-чёрных глазных имплантов. — Я сам этого не захотел бы повторять. Надеюсь, музыка была достаточно громкой, чтобы заглушить визг этого жирного борова. — Да, к счастью. Куда ты теперь? Беренгар спрятал глаз. И замолк на полминуты, раздумывая. — Боров распродал всё моё добро на чёрном рынке. Но записи сохранил. С именами, и либо адресами, либо наводками на них. Вот по ним я и собираюсь пройтись. — А медальон? — А он... Я лишился его так давно, что искать попросту бесполезно. Возможно, конечно, он попадётся когда-нибудь на моём пути. Но я в это не верю. — Мы может сделать тебе новый. Ведьмаки вышли, захлопнув дверь. На горизонте теплился рассвет. От ночи не осталось и следа.