Компенсация

Прижимая шарф к окровавленному боку и тяжело выдыхая, Эдже повалилась на заднее сиденье старенького «ниссана». Хрип, срывавшийся с губ сестры, разрезал сердце Хазан пополам. — Твою мать, твою мать! — выругалась старшая Чамкыран, запрыгивая на место водителя и лихорадочно поворачивая ключ в замке зажигания. — Тётя, не ругайтесь! — с укоризной произнесло голубоглазое создание с копной пышных пшеничных волос, сидевшее на пассажирском сидении. — Прости, малышка, — как можно более спокойно постаралась ответить девушка. — Тётя очень нервничает. Колымага завелась со второго раза, что являлось абсолютным рекордом. Обычно транспортному средству Ясина требовалось куда больше попыток. — Сука Ясин, — вспомнив предателя, прорычала она сквозь зубы и тут же прикусила язык, оборачиваясь к ребёнку. — Прости ещё раз. Как тебя зовут? — Омрюм. Девочка деловито осматривалась по сторонам, пока машина выруливала из подворотни рядом с ББО: большим белым особняком, объектом сегодняшнего неудачного ограбления. Крайне неудачного. — Папа и мама отпустили меня с вами, потому что у тебя был пистолет, да? Хазан моргнула и на секунду отвлеклась от дороги. Правое переднее колесо попало в глубокую выбоину, и тачку тряхнуло. Эдже слабо застонала, выныривая из полузабытья. — Она умрёт? — любопытству девчушки не было предела. — Нет, не умрёт, — твёрдо проговорила старшая Чамкыран, поджав губы. На самом деле, рана была очень серьёзная, но Хазан старалась не думать об этом. Голова разрывалась от урагана непрошеных мыслей. В больницу путь был заказан, домой можно было не соваться. Руки сами собой крутили «баранку», и машина увозила прочь от проклятого особняка, совершенно в противоположную сторону от района, в котором находился материнский дом. — Детям запрещено ездить в автомобиле непристегнутыми, — заявила Омрюм наставительным тоном. Девочка шепелявила из-за недостающих во рту передних зубов. — Тут ремень заедает, — ответ был коротким и безэмоциональным. Они ехали в тишине, прерываемой слабыми хрипами, доносившимися с заднего сидения. Время от времени старшая Чамкыран поглядывала в зеркало заднего вида, но сестры не было видно. — Прижми, прижми сильнее, — сказала Хазан, одной рукой начиная шарить позади себя и натыкаясь на безвольно опущенную кисть Эдже, из разжатых пальцев которой выпал шарф. Девушка была в отключке. — Быстро перелазь назад, — скомандовала Чамкыран, борясь с волнением и паникой. — Зажми рану покрепче и держи, слышишь? Ни в коем случае не отпускай. Омрюм послушно исполнила приказание. В наступивших сумерках кровь на одежде раненой была практически незаметна, и малышка не испугалась увиденного. Машина выехала на загородное шоссе. Хазан старалась выжать из полуторалитрового движка максимум, но авто, рыча и кашляя, не разгонялось больше восьмидесяти километров в час. — Куда мы едем, тётя? — вновь раздался звонкий детский голосок. — За город. — Там больница? — Нет, там друг. Пришлось совершить резкий манёвр и перестроиться, чтобы съехать с трассы на просёлочную дорогу. Обмякшее тело Эдже едва не свалилось с сиденья, обитого гладкой материей. — И почему твои родители вернулись рано домой? — словно ни к кому не обращаясь, прошипела девушка за рулём. — Это из-за дяди Ягыза! — бойко ответила Омрюм. — Уверена, ему опять не понравился спектакль, и мама с папой ушли из театра вместе с ним.

***

«Дядя Ягыз». Тот самый, что с презрением и ненавистью глядел, нет, не в дуло направленного пистолета, а поверх ствола оружия, в лицо Хазан. Ледяной взгляд не то голубых, не то зелёных глаз обжёг, выбивая почву из-под ног, заставляя нервничать и ошибаться. — Вы кто, мать вашу, такие? — рыкнул помятый дядька с опухшим лицом, а его идеально отглаженный пиджак топорщился на груди из-за того, что ему пришлось стоять с поднятыми руками. Как и его рыжеволосой беременной жене. Как и «дяде Ягызу». Они втроём уставились на троицу грабителей в масках, оценивающе и брезгливо. Чёрные шапки с прорезями для глаз скрывали лица налётчиков, и было сложно разобрать, какого пола существа стояли в просторной прихожей богато обставленного дома. Неповоротливому умишку Ясина были совершенно не свойственны гибкость и быстрота реакции. Увидев перед собой обитателей особняка, он запаниковал и задёргался. — Где моя дочь? — дрожащим от волнения голосом проговорила рыжеволосая женщина. «Отлично, — промелькнуло в голове Хазан, — здесь ещё и ребёнок есть». Она перевела взгляд на пистолет в руках Ясина и заметила, как ствол ходил ходуном. Парень не потрудился подготовиться к делу и узнать, кто будет в доме на момент ограбления. — Дайте нам уйти. Мы ничего и никого не тронули. Чамкыран вздрогнула. Это был голос сестры, ещё совсем детский, до смешного тонкий. Пальцы Эдже не сжимали оружие, пистолет она заткнула за пояс чёрных брюк. Девушка держала руки на виду у всех присутствующих слегка приподнятыми, демонстрируя, что не вооружена. — Где моя дочь? — визгливо повторила женщина, поддерживая огромный живот. Она, судя по всему, скоро должна была разрешиться от бремени. Хазан явственно видела капельки пота на бледном лице госпожи, и лихорадочно пыталась найти выход из сложившейся ситуации. Двое мужчин и беременная против двух девушек и парня. Силы были неравны не в пользу последних, как ни крути. — Мы не знаем, блин, где твоя дочь, — вдруг не выдержал Ясин, резко жестикулируя пистолетом, от чего рыжеволосая попятилась в испуге. Помятый дядька и, по совместительству, её муж попытался прикрыть благоверную грудью. Он то и дело поглядывал на второго мужчину, ожидая решительных действий, или любой подсказки насчёт дальнейших шагов. Хазан не могла отвести взгляда от примечательного лица с выразительными чертами. Казалось, именно этот человек главный среди всех присутствующих. От него исходила реальная угроза. Бесстрашие и хладнокровность, с которыми он встречал направленное прямо в лоб дуло пистолета, безусловно впечатляли. — Слышь, придурок, — обратился помятый к Ясину. — Где ребёнок? Отвечай! — Мы только зашли, ничего не успели взять, — вновь заговорила Эдже. — И не видели никакого ребёнка. Должно быть, она прячется. — Твари, ублюдки конченые! — взорвался муж рыжей, опуская руки. Пришлось перевести оружие на него, старшая Чамкыран сделала это почти на автомате, не рассчитав, что выпускает второго из виду. Голубоглазый бросился на ту девушку, что стояла ближе всего — на Хазан. Всё произошло слишком быстро: рыжая завизжала, падая навзничь, Ясин двинул рукояткой по лицу её мужа, рассекая тому бровь, а Эдже кинулась на помощь сестре. Борьба за пистолет длилась несколько секунд. Она почувствовала, что увесистая гладь оружия выскальзывает из вспотевших рук. Сестра навалилась хрупким телом на сплетённый клубок, в котором смешались старшая налётчица и разъярённый защитник особняка, пытаясь оттеснить молодых людей друг от друга. Выстрел раздался внезапно, обжигая уши рваным эхом. Невольная напарница беззвучно дёрнулась и с удивлением обернулась к Хазан. В широко распахнутых серых глазах застыло немое удивление от происходящего. Пистолет с грохотом упал на пол и застыл у ног голубоглазого. — Нет, — прошептала старшая Чамкыран. — Нет, сестрёнка… Та покачнулась, хватаясь за простреленный бок. Ясин, кулаками пробивший себе дорогу к выходу, распахнул двери особняка и был таков. Мерзавец не оглянулся на прощание, что запомнилось совершенно отчётливо. Подельник предал их, предал общее дело и возлюбленную, которой недавно клялся в верности и обожании. Ясин предал Эдже. Ладонь, приложенная к ране, моментально окрасилась в алый цвет. Редкие капли крови стекали на дорогой светлый паркет холла. Хазан чувствовала, как земля уходила из-под ног. Первая мысль — сдаться. Да, ближайший десяток лет пришлось бы отбывать наказание за вооружённое ограбление, совершённое группой лиц по предварительному сговору, но сестра будет жива и здорова. Возможно. Если бы они сейчас вызвали, не мешкая, «неотложку», Эдже с высокой долей вероятности можно было бы спасти, в случае, если не задеты жизненно важные органы. — Мамочка? — неожиданно раздался детский голосок. Из арки, ведущей в одно из помещений первого этажа, вынырнула девчушка лет семи, с тёмно-русыми кудряшками и огромными ярко-голубыми глазищами. Непонятно, где малышка пряталась раньше, и почему выбежала только после звука выстрела. Во взгляде ребёнка не было паники или сильного испуга, скорее, любопытство и обеспокоенность. Тут же, следом за ней, появилась бледная девушка непримечательной внешности, одетая в стандартную униформу прислуги: тёмную юбку и белую рубашку. Она хотела схватить за руку подопечную, но малышка увернулась от няни и выбежала в центр холла, оказываясь между грабителями в масках и членами семьи. На удивление, самую молниеносную реакцию проявила не мать девочки, по-прежнему сидевшая на полу у стены, а раненая. Превозмогая боль в боку, она подхватила с пола пистолет и ринулась к малышке. — Не смейте становиться у нас на пути! — срывающимся от напряжения голосом произнесла Эдже, приставляя дуло к виску заложницы. — Девчонка пойдёт с нами.

***

— Значит, твой «дядя Ягыз» большой театрал, да? — проворчала Хазан, всматриваясь в придорожные кусты, чтобы не пропустить нужный поворот. — Что значит «театрал»? — полюбопытствовала Омрюм. — Это такой надутый пингвин, расхаживающий по операм и балетам, разодевшись в бабочку и фрак. — Да, — засмеялась малышка. — Дядя любит наряжаться, у него много красивых костюмов. Вы хотели забрать их себе? — И не только их, — фыркнула девушка. — А ещё все денежки твоего дяди, технику, картины, старинные вазы… — А папа говорит, что брать чужое нехорошо! — Это вам, богачам, нехорошо, — парировала Чамкыран, — а нам, ворам, можно. Девчушка пожала плечами, принимая поступившую информацию к сведению и извлекая из неё рациональное зерно. — Дядюшка очень не любит, когда трогают его вещи, — наконец сообщила она. — Мне он ещё разрешает играть на своём планшете, но когда планшет трогает дядя Синан… дядю Ягыза трясёт от негодования! Хазан молча вскинула брови, представляя, как потряхивает голубоглазого теперь, после совершённого налёта на большой белый особняк. — Твой дядюшка тронул нечто гораздо более ценное, то, что превосходит по стоимости все вещи в доме вместе взятые, — процедила девушка сквозь зубы. — Выстрелил в мою сестру, и если с ней что-нибудь случится, то он никогда за это со мной не расплатится. На улице окончательно стемнело. Машина тихо шелестела колёсами по гравию, пока не остановилась у непримечательного одноэтажного домика из чёрного дерева. В потемневших от грязи оконцах еле брезжил свет. Хазан затормозила недалеко от крыльца и открыла дверцу авто. — Кериме! — позвала старшая Чамкыран. — Кериме Йылдыз! На порог домика выбежала женщина — тощая, со злым, почерневшим лицом, укутанная в безразмерную вязаную кофту до пят. В руках хозяйка дома держала старое охотничье ружьё. — Кто здесь? — крикнула она в темноту. — Это я, Хазан. Женщина оставила оружие на крыльце и подошла к машине. На лице у неё было настороженное выражение, но увидев знакомый разлёт густых бровей и полные, тёмно-красные губы, она успокоилась. — Что ты здесь делаешь, дочка? — Нам больше некуда было идти, сестра Кериме, — выдохнула гостья. — Эдже ранена. Если ты не примешь нас, она умрёт. — Аллах с тобой! — закричала хозяйка. Она дёрнула ручку пассажирской двери, вглядываясь в странные размытые сумраком фигуры, находящиеся на заднем сидении. — Это ещё кто? — Кериме недоверчиво покосилась на Хазан. — Что за девчонка с вами? — Пришлось прихватить с места ограбления, иначе мы бы не выбрались живыми. — Идиотки! Свалились проблемы на мою голову! — закричала женщина. — Помоги! Она подхватила раненную девушку под мышки и принялась вытаскивать наружу. Старшая подхватила ноги сестры, и они вдвоём понесли отяжелевшее тело к дому. Омрюм шла рядом, прилежно прижимая шарф к кровоточащей ране. Внутри дом сестры Кериме представлял просторное помещение, практически полностью заставленное мешками с цементом и песком, жестяными формами для заливки, вёдрами и лопатами. Жилище женщины примыкало к кладбищу и служило местом производства и складирования бетонных памятников. Картонная перегородка отделяла скромный уголок дома с находившейся там продавленной кушеткой, на которой спала хозяйка. — Неси туда, — Кериме кивнула в сторону кровати и сама попятилась бочком, отягощённая неподвижной ношей. — Ух ты, — воодушевилась Омрюм, завидев бетонные плиты с выгравированными на них именами и датами. — Можно я посмотрю, тётя? — Смотри, — кивнула хозяйка, — только ничего не трогай. Неожиданно сильными для своей комплекции руками Кериме разорвала чёрную кофту на теле Эдже. На гладкой молочной коже сизым пятном растёкся отвратительный кровоподтёк, в центре которого зияла багровая дыра с рваными, словно опалёнными, краями. Девушка до крови закусила ладонь зубами. Сестрёнка не двигалась, казалось, не дышала. — На, рви, — женщина протянула гостье чистые простыни, вытащенные из комода, а сама направилась к плите, на которой стояло ведро с тёплой водой. Пока Кериме обрабатывала и перевязывала рану, старшая Чамкыран металась по дому, подавая лекарше то одно, то другое. Будучи занятой любым делом, она словно отдалялась от проблемы, и распластанное на кровати тело не казалось реальным. — Плохо дело, много крови потеряла, — проворчала хозяйка дома и накинулась на старшую. — Тупицы! Надо было сдаться и ехать в больницу, раз такое дело! Та в ответ только рукой махнула, мол, что тут объяснять, вышло как вышло. Кериме Йылдыз забормотала проклятия и, зло сплюнув, вышла из-за перегородки. Веки Эдже дрогнули, и взгляд устремился на Хазан. — Сестра… — чуть слышно просипела она. — Подойди. Старшая приблизилась и осторожно опустилась на край постели. — Выслушай меня и не перебивай, — строго произнесла раненая, огромные серые глаза ярко блеснули на побелевшем лице. — Пообещай, что не тронешь Ясина. Пообещай. Чамкыран молчала. — Пообещай! — повторила Эдже громче, морщась от боли. — Ты сказала, что это будет в последний раз, — с горечью прошептала старшая. — Последнее ограбление перед тем, как вы поженитесь. — Он дал мне слово… — И предал! — взорвалась Хазан. — Бросил на верную смерть! — Сестра, — ладошка младшей легла поверх тонкой руки. — Мне жаль, что я втянула тебя во всё это. Ты не должна была заниматься разбоем только чтобы быть ближе и приглядывать за мной. Прости… — Не говори глупостей, — резко перебила девушка. — Это был мой осознанный выбор, не смей винить себя. — Что теперь будет? — жалобно промолвила Эдже. — Что будет с мамой? — Ты поправишься! Ты обязательно поправишься, сестрёнка. — Я умираю, Хазан, — в глазах раненой блеснули слёзы, — внутри всё горит, будто кто калёным железом жжёт, а ноги онемели, я их совсем не чувствую… Сдерживая рыдания, старшая Чамкыран схватила по-детски маленькую кисть сестры, приникая губами. — Не уходи, я не смогу без тебя! — закричала Хазан, сжимая руку, словно это должно было удержать бессмертную душу в хрупкой телесной оболочке. — Эдже, пожалуйста! Эдже! — Только… не трогай Ясина, — слова сорвались с запекшихся губ и повисли в гробовой тишине. — Да снизойдёт на неё милость Аллаха, — зашептала сестра Кериме, закрывая широко распахнутые светло-серые глаза девушки. Раздались тихие шаги, Омрюм подошла к кровати, со страхом вглядываясь в тёмную фигуру на ней. — Она умерла? — спросила девочка. — Да, милая, — ответила хозяйка. — И теперь будет жить на небе? — не унимался ребёнок. Хазан, захлёбываясь беззвучным криком, сжала тело сестры в охапку. — Я не знаю, деточка. Пойдём, сделаю тебе чай, — Кериме взяла Омрюм за руку и увела прочь.

***

      Рассвет застал Кериме Йылдыз на окраине загородного кладбища с лопатой в руках — женщина рыла новую могилу. Работа шла споро, чёткими движениями податливые комья извлекались из неширокого углубления в земле. Могилу следовало вырыть, пока окончательно не рассвело. Посторонние в этом богом забытом месте практически не встречались, но стоило проявить разумную предосторожность. Хазан, прорыдавшая всю ночь, забылась под утро тяжёлым, беспокойным сном. Сестра Кериме решила, что сейчас не время думать о похоронах и прочем, принимая бразды правления в свои руки. Тело малышки Эдже должно предаться земле как можно скорее, во избежание лишних неприятностей. Из-за деревьев показалась Омрюм, одетая в толстый вязаный свитер, доходивший чуть ли не до щиколоток. В руках девочка держала скромный букетик светло-сиреневых крокусов. — Что это у тебя? — спросила Кериме, делая передышку в своём нелёгком занятии. — Это цветы для сестрички. Женщина сморгнула выступившие на глазах слёзы, решив, что с них хватило и одной почерневшей от горя Хазан, а ей, сталкивающейся со смертью практически каждый день, не пристало проявлять подобную сентиментальность на людях. Весенние цветы мягко легли на чёрную земляную насыпь. Три женщины разных поколений молча стояли над свежей могилой, думая каждая о своём. Омрюм первой надоело бездействие, и она побежала к дому, преследуя ярко-жёлтую лимонницу, весело порхавшую меж стволов деревьев. — Что ты будешь делать дальше? — задала Кериме давно мучивший вопрос. — Когда вернёшься домой? — Я не вернусь домой, — ответ прозвучал твёрдо. — Не смогу находиться, где звучал её смех, где мы были, пусть и недолго, счастливой семьёй. — Что ты говоришь? — вскинула женщина удивлённый взгляд. — Ты подумала о матери? Каково ей в одночасье лишиться сразу двух дочерей? — Мама сильная, она справится, — упрямо проговорила Хазан. — А я никогда больше не смогу посмотреть ей в глаза. — Хорошо, — приняла смиренный вид Кериме, направляя разговор в другое русло. — Когда ты вернёшь ребёнка в её семью? — В её семью? — Девушка насмешливо приподняла бровь. — Отныне я — её семья. — Что ты несёшь, сумасшедшая? — А то. Как моя семья больше не увидит Эдже, так и те люди не увидят Омрюм! Заберу её себе в качестве компенсации. Эта девчонка будет мне новой сестрой, возместит нанесённый моральный ущерб. Кериме Йылдыз в ужасе отшатнулась от говорившей. — Ты помешалась, девочка… — прошептала она. — Себя-то слышишь? — Мамочка с папочкой не дождутся свою сладкую малышку, — мстительно процедила Хазан, — а тот зверь, что убил сестрёнку, «дядюшка Ягыз»… будет теперь не жить, а существовать, испытывая каждодневное, испепеляющее чувство вины, мучаясь от неизвестности и собственного бессилия. — Тебя найдут, дура! — воскликнула женщина, не поверив ушам. — Та семья с деньгами, со связями! Ты не сможешь прятаться вечно. — Посмотрим. Она наклонилась и зачерпнула горсть земли с могилы сестры. — Я клянусь тебе, клянусь, Эдже! Я сделаю всё, чтобы отомстить за твою смерть! Эти люди на своей шкуре ощутят невосполнимую утрату, проживут пустую жизнь и закончат существование под забором, как старые, больные псы! Кериме беззвучно зашевелила губами, припоминая слова молитвы и с настороженностью вглядываясь в тёмную девичью фигуру. Над лесом поднялось по-весеннему яркое солнце и озарило лучами скромную полянку, утыканную бетонными плитами. Природа не собиралась держать траур по рано покинувшей этот мир Эдже Чамкыран, чем вызвала явное неудовольствие Хазан. Девушка хмуро подняла глаза ввысь и направилась к дому.