Уйти нельзя остаться

      Эмма ничего не понимала. Сидя на пляже и положив голову на колени, она в одиночестве наблюдала, как плавно поднимающееся из-за горизонта солнце украшает водную гладь розовыми полосами. Недалеко от неё Улисс гонялся за приливной волной, каждый раз спасаясь на берегу, когда вода грозила вот-вот его настигнуть. Пёс уже понял, что хозяйка с ним играть не будет, и развлекался как мог.       Эмма всегда любила побережье в предрассветный час. Ей здесь всегда хорошо думалось. Пронзительные крики чаек, гулкие удары волн о скалы, всё шире и сильнее разливающийся свет всегда успокаивали Свон и позволяли найти ответы на мучившие вопросы. Но не в этот раз. Мысли будто затянуло туманной дымкой, от которой сложно избавиться. Нельзя сказать, что Эмма никогда не брала в расчёт возможность замужества. Мысль о том, чтобы с кем-то жить под одной крышей, растить детей, не была ей так уж чужда. Но вот с кем конкретно? Кто этот мужчина?       Эмма всегда с удовольствием встречалась и разговаривала с Нилом. У них были общие интересы. Но… Да, это «но» существовало, и она как раз и думала о нём, положив голову на колени. Одно большое, просто огромное «но». И подумать только, Нил её любит! А она была слепа. Где же её чуткость? Эмму охватило чувство вины, породившее уныние. Как это могло случиться, что бизнес занял фактически первое место в её жизни и застил ей весь свет? Теперь Свон ломала голову, что же предпринять в этой ситуации?       Джонс, мысленно чертыхнувшись, сошёл по ступенькам на берег. Как, чёрт побери, держать под присмотром женщину, которая уходит гулять до рассвета? «Пошла побродить по пляжу», — бесстрастно сообщила ему Джоанна.       Одна на пустынном берегу, совершенно беззащитная. Правда, лучше бы Эмма оказалась той недалёкой светской львицей, которой он её представлял перед поездкой сюда. Тогда всё обошлось бы малой кровью.       А потом Киллиан увидел Эмму — ссутулившуюся, понуро опустившую голову. Если бы не длинные густые волосы цвета пшеницы, которые нещадно трепал морской бриз, Джонс бы поклялся, что это другая женщина. Эмма всегда держалась прямо, неуклонно стремясь вперёд — и обычно чересчур быстро. Она никогда не опускала руки. Киллиану стало не по себе. Сунув руки в карманы, он направился к Эмме.       Свон не слышала шагов, но моментально почувствовала, что её одиночество нарушено. Имя нарушителя она назвала бы не глядя. Эмма медленно выпрямилась и снова стала смотреть на линию горизонта. — Доброе утро, — сказала она, когда Киллиан остановился рядом. — Вы рано встали. — Вы тоже. — Но вы работали допоздна. Я слышала стук клавиш ноутбука. — Извините. — Нет, ничего. — Она мимолетно улыбнулась. — Мне нравится этот стук. Ваша книга продвигается?       Джонс взглянул на белогрудую чайку, молча летавшую у них над головами. — Да, вчера я довольно много написал. «Что-то неладно», — подумал Киллиан и хотел было сесть рядом, но передумал и остался стоять. — В чём дело, Эмма?       Она ответила не сразу, но повернула голову и внимательно всмотрелась в его лицо. «Интересно, что бы он сделал, если бы какая-нибудь женщина не захотела выйти за него замуж? Стал бы терпеливо ждать, выбрал бы более подходящее время, удовлетворился бы просьбой подождать ответа? — Эмма еле заметно улыбнулась. — О господи, конечно, нет». — У вас много любовниц? — Что?!       Эмма не обратила внимания на его изумлённое восклицание и снова стала смотреть на прибой. — Да, наверное, много, — тихо проговорила она. — Вы очень интересный мужчина.       Облака, плывущие над водой, были красно-золотого цвета. Эмма наблюдала, как они постепенно светлеют. — А я могу насчитать только троих, — продолжила Эмма скорее рассеянно, нежели доверительно. — Первый раз это было в колледже, и отношения оказались такими недолгими, что вряд ли вообще их можно считать. Он присылал мне ромашки и читал вслух стихи… — Свон рассмеялась и снова положила подбородок на колени. — Потом, когда я путешествовала по Европе, возник пожилой француз, очень утончённый и умный. Я буквально рухнула перед ним… А потом узнала, что он женат и у него двое детей.       Эмма покачала головой и крепче обхватила руками колени. — Ну, а после этого был один менеджер из фирмы, занимающейся рекламой. О да, он за словом в карман не лез. Прирождённый пиарщик! Всё произошло сразу после смерти отца. Я тогда жила как во сне. Он занял у меня сто тысяч долларов и исчез. С тех пор мужчин у меня не было. — И, задумчиво глядя на океан, Свон пояснила: — Я не хотела больше страдать от уязвлённой гордости и стала осторожна. Может быть, даже слишком.       Джонсу не слишком нравилась тема, да и кому это могло нравиться? Но он внимательно выслушал всё до конца, стараясь быть объективным. Когда Эмма замолчала, Киллиан уселся рядом с ней. Некоторое время оба молчали, и тишину нарушали только шум прибоя и крики чаек. — Эмма, почему вы мне всё это рассказываете? — Может быть, оттого, что я вас не знаю. А возможно, и потому, что иногда мне кажется, будто я знаю вас много лет.       Немного неуверенно засмеявшись, Свон пригладила растрёпанные ветром волосы. — Не знаю… — И, тяжело вздохнув, в упор взглянула на Джонса: — А Нил вчера сделал мне предложение.       Свон буквально «убила» Киллиана последней фразой. Эмма видела, как он сжал кулаки, но на его лице не дрогнул ни один мускул. Очень медленно Джонс зачерпнул горсть песка и стал просеивать его сквозь пальцы. — И?.. — Я не знаю, что мне делать! — Эмма повернулась к Киллиану. — А я не выношу неопределённости. «Прекрати эти излияния! — мысленно приказал себе Джонс. — Скажи, что тебе совершенно не интересно и вообще это её проблемы и переживания».       Но, помимо воли, он спросил: — А что вы к нему чувствуете? — Я завишу от Нила, — очень быстро ответила Эмма. — Он часть моей жизни. Он важен для меня, очень важен… — Но вы его не любите, — спокойно закончил за неё Джонс. — Ну, тогда вы должны знать, что делать. — Всё не так просто, — возразила Свон. Устало вздохнув, она хотела было встать, но осталась сидеть. — Он любит меня. Я не собираюсь мучить его и, возможно… — Вот как? Вы полагаете, можно выйти замуж из сострадания? — Киллиан безрадостно усмехнулся. — Не стоит быть такой дурой.       Гнев, подобно спичке, резко вспыхнувший после слов Джонса, столь же быстро угас. А что, и не поспоришь. Больше несчастная, чем обиженная, Эмма смотрела на чайку, низко пролетевшую над водой в поисках добычи. — Я знаю, что если выйду за него замуж, то когда-нибудь мы оба будем страдать, особенно если его чувства настолько глубоки, как он считает. — Но вы не уверены, что он вас любит, — медленно проговорил Киллиан, мысленно взвешивая совсем другие причины предложения Кэссиди. — Я уверена, сам Нил думает, будто влюблён, — возразила Эмма. — И я подумала, что если мы станем любовниками, то… — Господи! — Джонс грубо схватил Свон за плечо. — Вы что, желаете предложить себя Кэссиди как утешительный приз? — Не смейте! — Эмма закрыла глаза, не в силах вынести его презрительный взгляд. — У вас это звучит грязно. — А это так и есть, чёрт возьми!       Эмма подняла руки нехарактерным для неё жестом бессилия. — Мой список мужчин не очень богат, и я думала, что… Ну, через некоторое время Нил откажется от своего намерения. — Сумасшедшая! — оборвал Эмму Киллиан. — Скажите Кэссиди «нет», и дело с концом. — Как это у вас всё просто на словах. — Просто, Эмма, вы всё усложняете. И совершенно напрасно. — Неужели? — Свон снова опустила голову на колени.       Джонс едва не погладил её по голове, но остановил руки на полпути. — Вы так уверены в себе, Киллиан, а я становлюсь настоящей трусихой, когда предстоит огорчить близких мне людей. От одной мысли, что снова надо с ним встречаться, заранее зная, что я ему скажу, мне хочется бежать куда глаза глядят.       Её слабость, которую Эмма так редко проявляла, пробудила в Киллиане сочувствие. В глубине души ему так хотелось утешить её, и он едва успел подавить это желание. — Ну, Нил будет не первым человеком, которому откажут.       Эмма вздохнула. Все её доводы теряли смысл, будучи высказанными. Джонс во всём был прав. Ей стало немного легче. Слегка улыбнувшись, Свон повернулась к Киллиану. — А как бы вы? — Как бы я что? — Что бы сделали вы, если бы вам отказали?       Джонс усмехнулся. Ему стало приятно, что взгляд Эммы уже не был растерянным. — Ну, я, если и предлагал бы, то не жениться.       Эмма неожиданно засмеялась: — А что бы вы предлагали?       Киллиан захватил пальцами несколько прядей её волос. — А этот цвет настоящий? — Это неприличный вопрос. — Один другого стоит. — Но если я отвечу на ваш, вы ответите на мой? — Нет. — Тогда, значит, нам обоим надо пустить в ход своё воображение.       Смеясь, Эмма снова хотела встать, но рука, лежавшая у неё на плече, удержала её на месте. Лукавая улыбка на губах Свон мгновенно исчезла. Киллиан смотрел на неё в упор. В его взгляде было только тягучее желание, которое сводило с ума. Роскошная шевелюра густых тёмных волос в живописном беспорядке, виной которому был прибрежный ветер, отросшая чёлка упала на лоб.       Эмма потянулась к Киллиану, возбуждённая одним только взглядом. И ещё она впервые испугалась, не хотел ли он получить от неё то, чего сам не собирался дать ей. Да и вообще, не слишком ли много Джонс хочет? Киллиан притянул Эмму к себе, но она в инстинктивном порыве этого непонятного страха упёрлась руками ему в грудь. — Нет, этого мне не надо.   «Да, именно этого я и хочу…» — Глаза Свон выдавали её с головой.       В голове Эммы никак не укладывалось, как можно хотеть и не хотеть одновременно. Да и эмоции одолевали совершенно противоположные: то злость и страх, то дикое и необузданное желание отдаться в сильные и крепкие мужские объятия.       Достаточно было одного движения, и Свон уже лежала под ним на песке. Все мысли испарились из её головы, когда она почувствовала дыхание Киллиана на своих губах. — Я же тебя предупреждал, что не стану обращаться с тобой, как с леди.       Казалось, воздух наэлектризовался и накалился до предела: его взгляд, действия, слова. Всё это заставляло Эмму теряться в новых ощущениях.       Холодные и слегка влажные губы Джонса накрыли её. Он сминал их в жёстком поцелуе, прикусывая и оттягивая нижнюю губу. Киллиан провёл языком по сладким губам, играючи завлекая в водоворот умопомрачительных эмоций. Эмма уже не чувствовала волнения или страха. Она больше не упиралась в его грудь, а сильнее прижималась к нему, запустив тонкие пальцы в его волосы. Руки Киллиана, сжимающие и хаотично поглаживающие, добавляли остроты ощущениям. Ей хотелось сесть верхом и ловить обжигающее дыхание, едва прикасаясь к манящим и столь желанным губам. Но Джонс не позволял доминировать, продолжая нависать над ней.       Его пальцы проникли под свитер и, едва касаясь кожи, поднялись от бёдер к груди, будоражили и возбуждали. В голове Свон зашумело, а перед глазами только чёрные зрачки Джонса, заполнившие всю серую радужку, полные страсти и похоти. Жар мужских ладоней распространял удовольствие по всему телу. Эмма невольно ближе прижалась к Киллиану бёдрами и соблазнительно выгнулась вперёд, кусая нижнюю губу. Всё, что Эмма сейчас чувствовала было настолько ярким, сильным и возбуждающим. Голова кружилась от нахлынувших эмоций — внутри разгоралась страсть. Хотелось почувствовать, как страсть растекается по венам, заставляя гореть заживо. Хотелось быстрее утолить этот голод. Хотелось поддаться безрассудству, получать удовольствие, наслаждаться рождающимися где-то в глубине ощущениями.       Во влажном воздухе пахло солью, морем, страстью. Киллиан снова захватил её губы в страстный поцелуй, дразня её язык своим. Кровь забурлила, вновь бросило в жар. Эмме стало тяжело дышать, будто её кинули в кипящий на открытом огне костёр. Волны яростно бились о скалы рядом с ними. Свон просунула руки под его тонкий джемпер и почувствовала под руками напряжённые мышцы спины. Джонс что-то пробормотал, но Свон не разобрала. Она уловила лишь тон — сердитый и отчаянный. Эмма поняла, что хочет отдаться — раз и навсегда, почувствовать, как его руки нежно, но сильно обхватывают талию и притягивают ближе, так, что она чувствует через тонкую ткань джемпера каждый кубик пресса Киллиана.       Порхающими движениями он спускался по коже к шее, язык кружил, оставляя влажный след. Киллиан целовал, поднимаясь от плеча до уха, а руки нежно сжимали и гладили восхитительную грудь. Дыхание Эммы окончательно сбилось. Её стоны распаляли Киллиана ещё сильнее.       Солнце уже било прямыми лучами в закрытые глаза Свон, но она этого не замечала, точно так же, как шероховатости песка. Существовали только Киллиан, его руки и губы. Его прикосновения лишали воли, подчиняли. Эмме хотелось всего того, чего раньше не чувствовала, не знала.       Джонс зарылся лицом в её волосы и вдохнул их запах, пытаясь в то же время прийти в себя, чтобы снова не сорваться и не впиться поцелуем в такие манящие губы Эммы. Желание было сейчас настолько сильнее его, что запросто могло совсем подчинить своей власти. Но Эмма сама прикоснулась губами к его губам, прикусывая соблазнительную мягкость, ловя резкое и рваное дыхание. Нежно провела рукой по едва выступающей щетине и немного отстранилась. В глазах Джонса бушевала страсть, зрачки расширены, губы слегка влажные. Со стоном Киллиан скатился на песок и поднялся на ноги, прежде чем Свон успела дотронуться до него, чтобы он окончательно потерял рассудок. Джонс рвано дышал, жадно и хрипло втягивая в лёгкие воздух в надежде остудить жар, охвативший его. «Я совсем с ума сошёл, — подумал Киллиан. — Я едва не взял её прямо здесь, на берегу».       Прошло несколько томительных секунд. Джонс мог их сосчитать, прислушиваясь к прерывистому дыханию Свон и своему собственному.       Киллиан понимал, что нужно было остановиться — чем дальше он заходит, тем сложнее будет потом. Пока он ещё не потерял здравую нить мысли, пока осталась хоть капля контроля над собой. Джонс всё-таки смог остановиться и теперь с трудом переводил сбившееся дыхание. Свон сидела на песке с закрытыми глазами и слегка припухшими губами. — Эмма… — Нет, ничего не говори. Я всё поняла, — проговорила она, едва не задохнувшись.       Киллиан повернулся к ней и увидел, что Свон поднялась и теперь стряхивала с себя песок. Утреннее солнце «запуталось» в её волосах, развеваемых морским бризом. — Ты просто передумал. У всех бывает.       Эмма хотела пройти мимо, но Киллиан схватил её за руку. Свон попыталась вырваться, но он держал крепко. Джонс без труда мог видеть уязвлённость в её гневном взгляде. Ну что ж, так даже лучше. Но против воли у него вырвалось: — Ты предпочла бы, чтобы мы занялись быстрым сексом на песке, как озабоченные подростки?       Эмма потеряла всякое представление о времени и пространстве. Какое они имеют значение перед вечной потребностью любви? Свон лишь почувствовала обиду ещё глубже — Киллиан помнил о таких вещах и смог остановиться. — Я бы предпочла, чтобы вы больше вообще ко мне не прикасались, — Эмма холодно возразила, выразительно взглянув на пальцы Джонса, до сих пор удерживающие её руку. — Начиная с этого момента.       Но Киллиан только сильнее сжал её запястье. — Я тебя уже однажды предупредил, не вынуждай меня заходить слишком далеко. — Разве я начала? Я вообще этого не хотела. — Вполне возможно, но ведь и я не хотел так. — Киллиан крепко встряхнул Эмму, держа за плечи. — Так что можешь отчаливать.       Свон скрипнула зубами. Если прежде она была просто обижена, то теперь её праведный гнев бушевал пожаром. Эмма в ярости отбросила руки Киллиана. — Не смей на меня орать! — крикнула Свон.       За их спинами бились о скалы волны, поднимаясь и рассыпаясь кипучими брызгами. — И, слышишь, Джонс, не смей намекать, что я сама всё это устроила!       Киллиан схватил Эмму за руки, и она могла только мотнуть головой, чтобы откинуть назад развевающиеся на ветру волосы. За прядями, упавшими на лицо, гневно сверкали зелёные глаза. — Если бы я только захотела, ты ползал бы тут на четвереньках, умоляя меня.       Джонс зло прищурился. Он злился, чувствуя некоторую справедливость слов Свон. — Я не стану ползать ни перед одной женщиной в мире, тем более перед высокомерной грубиянкой, которая пользуется феромонами, чтобы приманивать мужчин. — Высокомерная?! — Эмма задохнулась от возмущения, хватая ртом воздух и подбирая слова для ответа. — Грубиянка?.. — выдавила она из себя через силу. — А ты — глупый, эгоистичный кретин!       Эмма ударила Киллиана кулаком в грудь, не зная, как ещё защитить себя от оскорблений. — Надеюсь, ты не станешь описывать в своём романе постельные сцены. Тебе ведь удается только ловко расстегивать «молнию» на ширинке! И я никогда в жизни не пользовалась феромонами. Мне не потребовалось бы этого… — Эмма осеклась, увидев хитрую улыбку Джонса и лёгкий прищур его серых глаз: — Почему ты ухмыляешься? — Твои щёки порозовели, — сказал Киллиан. — Тебе идёт румянец.       И снова её глаза блеснули зелёным пламенем. Эмма пошла на него с явным желанием ударить, но Джонс, капитулируя, поднял руки и отступил. — Давай помиримся, Свон?       Непонятно почему, но, пока Эмма его отчитывала, он перестал злиться. Ярость улетучилась, как по мановению волшебной палочки. Джонс уже почти жалел, что ввязался в перепалку со Свон. Но ссора с ней стимулирует так же, как и поцелуй. Почти так же.       Эмма заколебалась. Она ещё не остыла, но было в улыбке Киллиана что-то, что способно погасить и не такой пожар. Он впервые улыбался так искренно и совершенно открыто. И это очень важно. — Ну, может быть, — небрежно ответила Эмма, не желая показывать, что уже готова его простить. — Диктуй условия.       Зардевшись на мгновение, она упёрла руки в бока: — Возьми обратно слова «высокомерная грубиянка»!       Киллиан явно развеселился, и Эмме это понравилось. — Возьму в обмен на «глупого, эгоистичного кретина».       Самым большим недостатком Эммы было желание всегда торговаться. Она стала рассматривать свои ногти. — Отказываюсь от «глупого» — тут я погорячилась. Остальное в силе.       Киллиан сунул руки в карманы джинсов. — А ты несговорчивая дама. — Это точно.       Но Джонс протянул ладонь, и они обменялись торжественным рукопожатием.       Оставалось ещё одно. Киллиан утихомирил её гнев. Надо, чтобы не осталось и чувства уязвлённой гордости. — Я не передумал, Эмма.       Свон ничего не ответила. Немного помедлив, Киллиан обнял её за плечи и повёл по ступенькам. Ему не очень трудно было заглушить внутренний голос, который твердил, что он совершает ошибку. — Джонс…       Он взглянул на неё. Они как раз огибали розовый куст, растущий наверху, где ступеньки заканчивались. — Что? — Сегодня на обед придёт Нил. — Хорошо, Эмма, я понял. Я уйду с дороги. — Нет, — возразила Эмма слишком поспешно и досадливо закусила губу. — Нет, я как раз подумала, не можешь ли ты… — Сыграть роль твоего поклонника? — коротко закончил Киллиан. — Осторожно, Эмма, как бы опять чего не вышло.       Но Свон, решив не сердиться, остановилась на лужайке и повернулась к нему: — Киллиан, всё, что ты сказал на берегу, — всё верно. Я то же самое говорила себе. Но я люблю Нила — почти так же, как Августа.       И когда Джонс хмуро взглянул на неё, Эмма тяжело вздохнула: — То, что я собираюсь сделать, несомненно, его огорчит. И это ещё мягко сказано. Мне нужна моральная поддержка. Мне будет легче, если ты не откажешься присутствовать за обедом. А после — я справлюсь и сама.       Киллиан протяжно вздохнул и неохотно, однако смирившись с неизбежностью, согласился: — Идёт. Но учти, ты будешь должна мне обед, на который я тебя приглашу.       Несколько часов спустя Эмма расхаживала по гостиной, стуча тонкими каблуками по дубовому паркету. Стук затихал на персидском ковре, потом возобновлялся вновь. Свон радовалась, что у Августа на этот вечер назначено свидание. Ей невозможно было бы скрыть от него своё настроение, но и довериться ему тоже было нельзя. Да и вообще, неизвестно, каковы теперь будут отношения с Нилом. Тревога паутиной обволакивала её сердце. Эмме очень не хотелось лишних проблем. Ведь Нил может уволиться. Сама мысль об этом была ей ненавистна. Да, конечно, всегда можно найти нового закупщика, но они с Нилом были одной командой.       Закрыв глаза, Эмма мысленно выругала себя. Ну почему она не способна думать о Ниле вне связи с магазином? Впрочем, так было всегда. Может быть, если бы они были знакомы раньше того, как стали вместе работать, — ну, как с Августом, — её чувства к Нилу были бы другими. Эмма сжала пальцы. Нет, просто в их отношениях нет некой искорки. Иначе и магазин не помешал бы.       Такая искра проскакивала между нею и другим человеком всего несколько раз в жизни. Это быстрое, яркое мгновение, которое обещало, что может быть. Но в отношениях с Джонсом об искре говорить не приходилось. Это — извержение вулкана. Эмма с досадой тряхнула головой. Чёрт, опять эти дурацкие мысли о Джонсе. Прямо всё плывёт перед глазами при воспоминании о его объятиях. Глупости, надо сосредоточиться на Ниле и на том, как ему всё сказать, чтобы не рассориться с ним.       Остановившись на пороге, Киллиан смотрел на Эмму. «Всё время в движении, — подумал он, прислонившись к дверному косяку. — Но сейчас это не столько энергия, сколько нервы».       На Эмме было простое и очень изящное, длиной до колена, чёрное платье. Волосы, заплетённые во французскую косу, спускались на одно плечо. Глядя на Свон, Киллиан внезапно ощутил сочувствие к Кэссиди. Нелегко безответно любить такую женщину. Если Нил не законченный дурак, он сразу по выражению лица Эммы поймет, каков её ответ. Ей даже не придётся ничего говорить. — Ничего, он это переживёт, Эмма. — Свон резко обернулась. Джонс подошёл к столу с напитками. — На свете существуют и другие женщины, как тебе известно.       Киллиан намеренно был развязным и циничным, зная, какова будет реакция Эммы. Даже стоя к ней спиной, он почувствовал, как в её глазах вспыхнул гнев. — Надеюсь, вы однажды здорово поплатились, Джонс, — отрезала Эмма, — когда вас обвели вокруг пальца.       Киллиан налил себе виски. — Она не имела шанса, — усмехнувшись, ответил он. — Не хотите ли выпить? — Представьте, хочу!       Эмма подошла к Джонсу, выхватила у него из рук стакан и сделала большой глоток. — Для поднятия духа? — язвительно поинтересовался он, когда Свон, проглотив виски, едва удержалась, чтобы не скорчить гримасу.       Эмма подозрительно взглянула на Киллиана: — Ты намеренно меня спаиваешь? — А разве тебе не стало лучше?       Эмма невольно рассмеялась и сунула стакан ему в руку. — Ты настоящий мужчина, Джонс, да? — А ты настоящая женщина, Свон.       Он сказал это спокойно, однако эти простые слова совершенно вывели её из равновесия. Эмма слышала подобное сотни раз от многих людей, но её кровь при этом не бурлила. Очевидно, что Джонс не мастер бросаться комплиментами. И каким-то образом Эмма почувствовала, что Киллиан имеет в виду. Он, несомненно, был человеком, который мог заглянуть за внешнюю сторону явлений, интуитивно узреть то, что скрыто.       Их взгляды встретились и долго не отпускали друг друга, пока Эмма снова не начала волноваться. Ей пришло в голову, что она гораздо ближе к чему-то жизненно важному, чем сегодня утром на берегу. — Ты, должно быть, очень хороший писатель, — пробормотала Эмма, отойдя, чтобы налить себе мартини. — С чего ты это взяла? — Ты очень скуп на слова и произносишь их с такой непритворной расчётливостью.       Эмма стояла к Киллиану спиной, поэтому позволила себе нервно облизать пересохшие губы. Настенные часы мелодично пробили два часа. Наступило время обеда. — Не думаю, что ты согласился бы написать мне текст моего разговора с Нилом. — Да, Свон, здесь я пас, уволь. — Киллиан… — Эмма, немного поколебавшись, снова к нему повернулась: — Я не должна была так откровенно тебе рассказывать обо всём на берегу сегодня утром. Это несправедливо по отношению к Нилу и нехорошо по отношению к тебе. Я напрасно обрушила на твою голову подробности своей личной жизни, но тебе так легко довериться. Ты очень хорошо, даже чересчур хорошо, умеешь слушать. — Часть моей профессии, — пробормотал Киллиан и вспомнил о бесчисленных разговорах с подозреваемыми, свидетелями и жертвами преступлений. — Я всё пытаюсь поблагодарить тебя. Можешь ты выслушать меня хотя бы раз, не перебивая? — Я пока не сделал ничего особенного, — равнодушно бросил в ответ Джонс, отворачиваясь к окну. — Да я подавлюсь, прежде чем снова скажу тебе «спасибо».       Эмма плеснула в свой стакан вермут, и в это время прозвенел дверной звонок.       Каждый из мужчин был бы не прочь остаться со Свон наедине, но оба притворились, что всё в порядке. Общий разговор медленно и естественно перешёл к делам в магазине. — Я рада, что ты заглянул туда на пару часов, Нил. — Эмма больше потрошила омара вилкой, нежели ела. — Август не вполне выздоровел, чтобы работать полный день. — Ну, выглядит он неплохо, а понедельники всегда спокойные дни.       Нил вертел в пальцах бокал с коллекционным вином и вряд ли уделял обеду больше внимания, чем Эмма. — Не слишком ли ты беспокоишься о Буте, моя дорогая? — Не думаю. Ты просто не видел Августа на прошлой неделе.       Эмма избегала смотреть Нилу в глаза.       Осознав, какую беспорядочную мешанину она устроила на тарелке, Свон вздохнула и взяла бокал с вином. — Ну сегодня он был достаточно здоров, чтобы продать миссис Блэквуд французский комод семнадцатого века.       Нил заметил, что Эмма и Киллиан обменялись взглядами. — Август продал его миссис Блэквуд? — удивление Эммы не было предела. — Ты бы всё понял, Киллиан, если бы познакомился с этой леди. Она закоренелая янки, скупая до безобразия. Доллар — её бог. Нил умеет продать ей вещь. Изредка это удавалось и мне, но Августу… — Эмма улыбнулась и обратилась к Нилу: — Как же это он умудрился? — О, это был настоящий спектакль. Август сделал вид, что ему очень жаль расставаться с комодом. Когда я вошёл в зал, он убеждал миссис Блэквуд купить другой комод, из вишнёвого дерева, потому что французский он уже кому-то якобы обещал.       Эмма коротко рассмеялась: — Ну что ж, Август, кажется, приобретает опыт. В следующий раз я пошлю его с тобой в Европу.       Нил нахмурился, глядя в тарелку, и проткнул омара вилкой. — Ну если тебе так угодно.       Эмма огорчилась. Пока она подыскивала слова, Джонс вмешался в разговор, спросив, что представляет собой этот французский комод. Свон бросила на него благодарный взгляд и предоставила ответ Нилу. «Зачем я это сказала? — упрекнула она себя. — Как я могла быть настолько бесчувственной, ведь он просил меня поехать с ним в Европу в следующий раз».       Тихо вздохнув, Эмма неохотно принялась за еду. «Я, кажется, не могу всё это уладить, — подумала она. — Нет, я просто-напросто не собираюсь этого делать».       Какие же они разные. Эмма смотрела на мужчин, занятых пустым разговором.       Нил был хорошо воспитан, о чём свидетельствовали его голос и манеры, и модно одет. Он приехал как голливудская звезда. В белых джинсах, футболке, зеркальных очках в белой оправе. Стиль — это его всё. Нил никогда не выйдет из дома просто одетым. По его мнению, каждый должен выглядеть идеально, даже если идёт в магазин. Сказал бы он это голливудским звездам, которые не парятся над своим внешним видом и за покупками могут ходить в рваных джинсах и растянутых футболках. Они бы посмеялись ему в лицо. Но пока Нил молод, и его убеждение — быть идеальным во всём. Эмма вспомнила, что никогда не видела его на работе иначе как в строгом деловом костюме. Кэссиди всегда источал вышколенное обаяние.       Киллиан очень редко жестикулировал, словно знал, что язык жестов может выдать его тайные мысли. Он обладал странной способностью молчать и быть незаметным. Но Эмма не сказала бы, что Джонс груб и неотёсан, хотя и предпочитал джинсы и кожаные куртки. Жёсткие, но обаятельные черты лица Киллиана и чертовский магнетизм привлекали. Он действовал на окружающих обезоруживающе.       Киллиан задавал Нилу вопросы об антиквариате, хотя ему это было сейчас совершенно неинтересно. Зато у Эммы появилась возможность вновь обрести самообладание, которое она почти утратила. Да и о Кэссиди Джонс сможет составить более конкретное мнение. На вид он человек довольно безвредный. Красивый мужчина, достаточно умный, чтобы использовать свою внешность с пользой для дела. Или же — чтобы стать одним из звеньев в контрабандной цепи. «Но даже если Кэссиди и участник банды, то не главарь, нет, — инстинктивно решил Киллиан. — Не его уровень».       Нил относился к типу мужчин, который казался Джонсу подходящим для Эммы. Лощёный, умный, образованный. Достаточно приятной внешности при условии, что ей нравится такой тип мужчин. Но Эмме, по-видимому, не нравится. Они не были любовниками. Киллиан как раз обдумывал это, слушая объяснение Нила. «Что же он за мужчина, — размышлял Джонс, — который изо дня в день встречается с такой женщиной, но не спит с ней и ещё не сошёл от этого с ума?»       Нил каким-то непостижимым образом ухитрился держать себя в узде почти три года. Джонс считал, что ему самому ни за что бы не удалось продержаться столько времени. Нил Кэссиди либо безумно в влюблён в Свон, либо гораздо умнее, чем кажется. Замечая, какие взгляды Нил иногда бросает на Эмму, Киллиан даже почувствовал к нему симпатию. Нет, он явно к ней неравнодушен.       Нил сделал глоток вина и попытался продолжить разговор, который потихоньку начинал раздражать. Кэссиди слишком хорошо знал Эмму. И он уже видел ответ в её глазах. Единственная женщина, что-то для него значащая, никогда не будет ему принадлежать.       Все трое почувствовали облегчение, когда Джоанна неспешно вошла с подносом, на котором стоял кофейник и чашки. — Мисс Эмма, если ты не станешь есть больше, кухарка уволится. — Если бы она подавала в отставку чаще, чем раз в месяц, то в доме бы уже царил беспорядок, — беспечно ответила Эмма. Без еды она легко обойдётся, лишь бы удалось уладить отношения с Нилом. — Я возьму чашку в библиотеку, — быстро проговорил Джонс. Он поднялся из-за стола и налил себе кофе, прежде чем Джоанна успела возразить. — Мне нужно кое-что закончить сегодня вечером. — Прекрасно, — ответила Эмма, стараясь на него не смотреть. — А мы с тобой, Нил, будем пить кофе в гостиной. Нет-нет, Джоанна, я сама отнесу, — поспешила она сказать ворчащей домработнице. Джонс к этому моменту уже исчез. — А ты налей себе ром или виски, — посоветовала она Нилу, когда они входили в гостиную. — Мне не надо.       Нил налил себе щедрую порцию виски. Поставив хрустальный графин обратно на столик, он взял стакан и вернулся к Эмме. Пока они обедали, Джоанна разожгла в гостиной камин. Огонь весело потрескивал, но Нилу и Эмме было не до веселья. Кэссиди внимательно наблюдал, как Свон наливала кофе из серебряного кофейника в тонкие фарфоровые чашки. Сервиз был украшен искусным рисунком — изящные фиалки на кремовом фоне.       Прежде чем заговорить, Нил сосчитал у нежных цветков все лепестки. — Эмма…       Её пальцы непроизвольно сжали ручку молочника, и Нил мысленно обругал себя. Странно, но он никогда ещё не желал её так сильно, как сейчас, зная, что никогда не будет обладать ею. Кэссиди оказался слишком самоуверен. Он думал, что, когда придёт время, Эмма никуда от него не денется и они будут вместе. — Я вовсе не хотел сделать тебя несчастной. — Нил… — Свон взглянула на него, едва ли не первый раз за весь вечер. — Не надо ничего говорить, Эмма. Всё уже написано на твоём лице. Единственное, чего ты никогда не умела, так это скрывать свои чувства и эмоции. — Нил сделал большой глоток виски. — Ты не собираешься выходить за меня замуж. «Отвечай быстро! Не смей молчать!» — приказала себе Эмма. — Нет, я не могу… — Свон подошла к нему. — Я бы очень хотела чувствовать иначе, Нил. Может быть, если бы ты сделал предложение раньше…       Кэссиди посмотрел в стакан на виски, а потом на Эмму. Её зелёные глаза опьяняют точно так же, как алкоголь в бокале. Нил поставил стакан на стол. — А что изменилось бы? — Не знаю, — Эмма растерянно пожала плечами. — Да, наверное, ничего. Ты прав.       Свон дотронулась до его руки, желая найти другие, более тёплые слова. — Нил, ты мне не безразличен, и ты это знаешь. Но я не могу дать тебе того, что ты хочешь.       Кэссиди положил ладонь на её плечо, потом передвинул на шею к затылку. — Но я не стану обещать, что не постараюсь изменить твоё решение. — Нил! — Нет, сейчас я не буду оказывать на тебя давление. — И он нежно провёл пальцами по её щеке. — Но у меня есть большое преимущество. Я слишком хорошо тебя знаю. Я знаю, что тебе нравится, а что нет.       Он взял руку Эммы и поцеловал тыльную сторону кисти. — И моя любовь достаточно велика, чтобы я не преследовал тебя. — Он улыбнулся и выпустил её ладонь: — Увидимся завтра в магазине. — Да, конечно. — Эмма сцепила пальцы. Когда он поцеловал её руку, она не почувствовала ничего, кроме жалости. — Спокойной ночи, Нил.       Когда за Кэссиди закрылась входная дверь, Свон неподвижно стояла посреди комнаты. Ей не хотелось кофе, но не было сил нести поднос на кухню и отвечать на упрёки Джоанны или разговаривать с кухаркой. Оставив всё как есть, она пошла к лестнице. — Эмма? — Голос Джонса остановил её. Киллиан спускался в холл, когда Свон поднялась на вторую ступеньку. — Всё в порядке? Эмме вдруг страшно захотелось расплакаться, броситься ему в объятия и долго рыдать. Но вместо этого она разозлилась: — Нет, совсем не в порядке! Да и как, чёрт возьми, это могло бы быть в порядке? — Ты сделала то, что должна была сделать, — спокойно произнёс Киллиан. — Он ведь не собирается броситься с утёса в море из-за твоего отказа. — Да что ты можешь об этом знать?! — огрызнулась Эмма. — Ты не понимаешь, что значит сочувствовать другому человеку. Для этого нужно иметь сердце.       Свон бросилась вверх по лестнице и уже пробежала половину ступеней, как вдруг остановилась, будто бы упёрлась в невидимую стену. Крепко зажмурившись, Эмма стукнула кулаком по деревянным перилам. А потом, глубоко вздохнув, повернулась и спустилась. Джонс стоял внизу и ждал. — Извини. — За что? — Её слова ранили его глубже, чем хотелось бы, но он равнодушно пожал плечами: — Ведь это ты была под прицелом. — Нет, не была, — Эмма устало потёрла лоб рукой. — Я не имею права вымещать на тебе злость. Ты меня очень поддержал сегодня, и я тебе за это очень благодарна. — Прибереги свою благодарность — пригодится.       Джонс повернулся, чтобы уйти. — Киллиан…       Он перешагнул сразу через две ступеньки, выругался и обернулся. Его глаза потемнели от ярости, словно извинение Эммы разозлило его больше, чем обидные слова. — Киллиан, я прекрасно понимаю, что ты можешь чувствовать иначе, но в Ад ты попадёшь не за добрые намерения.       Эмма снова стала подниматься по лестнице, а Джонс остался стоять внизу и смотрел ей вслед.