Без остатка

*Тина Кароль - Ты отпусти*

Почему он неотрывно на неё смотрел? Почему не говорил мне о том, что знал Катю раньше и о том, что она испытывает к нему чувства? Это же было очевидно абсолютно всем — Бегу исполняла песню для него. Для мужчины, в котором я тону. Для того, кто заставил меня утонуть в нём.

«Знаешь почему слёзы льют дожди Не только от того, что очень грустно»

Я слишком долго старалась не подпускать его к себе, но ведь где-то в глубине души я знала, всегда знала, что это всего лишь мой собственный страх. Страх, что мне сделают больно, что я снова потеряю человека, которого впустила в свою душу. Я воздвигала вокруг себя невидимую стену только с одной целью — я хотела, чтобы он её разрушил. И он сделал это. Он покорил меня. Приручил. Не зря Потап дал ему прозвище «Дракула». Он привлекателен в своей опасности. Его голос такой манящий, глубокий, окутывающий, он будто забирает в плен.

«И в солнечные дни тоже льют дожди И ты прошу не плачь, моя подруга»

Я знала, чем это всё может закончиться для меня, но всё равно, словно мотылёк, слепо летела на яркий свет, который в итоге должен был меня уничтожить. Не могу сказать, что он делал это нарочно, возможно, это просто образ, который он примеряет на себя с каждой женщиной, но мне хотелось, и до сих пор хочется верить, что это не так, что он такой только со мной. Что я ему нужна. Я не готова снова создавать пропасть между нами.

«Ты отпусти сердце его Ты всё прости, он не стоит того Ты сохрани гордость свою Ты всё прости и отпусти»

Я прекрасно понимала, что мы на съёмках. Я отчётливо осознавала, что моя ревность будет слишком очевидно видна на камеру, но я не могла ничего с собой поделать: пальцы, не слушались меня, то впиваясь в кожу на предплечьях, то сжимаясь в кулаки так, что на ладонях до сих пор видны следы от ногтей.

«Грустные глаза Искусана губа И сердце разрывается от боли Океан души Островок любви Всё отдай ему, моя подруга»

Я не должна была так реагировать на Катю. Она участница проекта, в котором я не первый год занимаю кресло наставника, это совершенно непрофессионально и непозволительно для меня. Но в тот момент мне было плевать на то, что я должна быть сдержанной, на то, что мои чувства увидят миллионы людей, а едкое «Катечка» уже срывалось с моих губ. Неужели для него не было очевидным то, как больно мне было в этот момент? «О чём таком тяжёлом ты спела?» — да, я была настоящей стервой тогда. Я хотела посмотреть на неё самым надменным взглядом, на какой только была способна и мне было плевать, что я ставлю девушку в неловкое положение, мне было плевать, что я фактически опускаю её. А он лишь повторил фразу из песни, не внимая моих ядовитых фраз: «Ты — гений, я — тоже гений». А меня всё это убивало, втаптывало в землю.

«Пусть не спится и душа кричит от боли Пусть сердечко бьётся быстро мимо доли Пусть разорваны в клочки все ожидания И нелепы, и смешны его признания»

— Тина, — в дверь гримёрной постучали, окликнув моё имя. Я знала, что это он. Этот голос я узнаю из миллиарда других. — можно я войду? Смешанные чувства боролись во мне. С одной стороны, я не готова была увидеть его сейчас. Мои нервы были на пределе, глаза — красными и заплаканными, а руки всё ещё дрожали после недавнего срыва. С другой же стороны, я хотела, чтобы он увидел до чего довёл меня. Что, то ли играя со мной в любовь, то ли чувствуя что-то на самом деле, он влюбил меня в себя. Так сильно и безвозвратно. Так отчаянно и безнадёжно. Но отвечать мне не пришлось, дверная ручка опустилась без моего согласия, впуская в небольшое помещение высокого мужчину. По всей видимости, такой он меня увидеть не ожидал: тушь потекла, помада была фактически съедена мной самой, пока я нервно кусала губы, а заколки с чёлки сняты, позволяя ей свободно падать мне на лицо, хоть чуть-чуть его прикрывая. Молдаванин подходил медленно и неуверенно, словно боясь меня спугнуть. — Что, такой я тебе не сильно нравлюсь, да? — горько усмехнувшись, задаю вопрос я. Мне хотелось ранить его, зацепить, вывести на эмоции, но он сохранял каменное самообладание, даже не подавая виду, что со мной что-то не так. Это раздражало больше всего. — Ты нравишься мне любой, Тина. Ты одинаково прекрасна всегда. Но слёзы тебе не идут. Я люблю, когда ты улыбаешься. — певец стоял уже практически вплотную ко мне, с каждым словом приближаясь всё ближе и ближе. — А, может, мне остричь свои волосы по плечи? И выкрасить в более светлый оттенок, а? Мне кажется, что ты оценишь. Колкие фразы сами вырывались наружу, а на глазах снова выступили слёзы. — Неужели она действительно так зацепила тебя, Дан? — наконец спросила я о том, что волновало меня больше всего. — Ты так сладко обнял её в конце выступления. Я смотрела в пустоту, боясь даже на секунду перевести взгляд на Балана. А то, что я всё ещё сидела на кресле, в то время, как он стоял, не добавляло мне уверенности, как минимум, из-за разницы в росте. Обогнув меня сзади и став за моей спиной, Дан опустил руки на мои плечи, легонько сжимая их пальцами, а уже спустя несколько секунд я чувствовала его тёплое дыхание около своего уха. — Ревновать нехорошо, Тиночка. — шёпотом произносит он. Резко поворачиваюсь к Дану лицом, желая увидеть от него хоть какую-то эмоцию, которая помогла бы мне прояснить ситуацию, но вижу лишь слабую ухмылочку. Его руки плавно поднимаются к моему лицу, останавливаясь на щеках и он начинает вытирать мокрые дорожки слёз, некоторые из которых уже успели застыть, оставляя лишь след. Я долго и неотрывно смотрю на него, снова и снова утопая в тёмном омуте его глаз. Его тёплые губы находят мои и он притягивает меня ближе. Руки Дана всё ещё гладят моё лицо, очерчивая линию скул. Разворачиваясь, я стою на кресле уже на коленях, стараясь быть как можно ближе к молдаванину. Мне безразлично, что ещё буквально минуту назад я плакала из-за него, сейчас я просто хочу чувствовать жар, исходящий от его тела, вкус его губ. Мои руки блуждают по спине певца, а его улыбку я чувствую даже через поцелуй. — Мне нужна только ты, Тина, — нехотя прервав поцелуй, сказал Дан. — слышишь меня? Только ты. — Не бросай меня, пожалуйста, никогда.

«Его признания, его признания…»

Я знаю, что лучше отпустить, но не могу. Уже не могу. Я его. Вся. Без остатка.

«Ты всё отпусти, Подруга моя Подруга моя»