Sub rosa

Симонетта умирает, и Лоренцо, очарованный близостью ее смерти, отчаянно сожалеет, что Джулиано оказался удачливей его. Брат одевает ее в яркий шелк и вплетает в волосы драгоценные камни, отвлекает ее от мыслей о болезни. Они поглощены друг другом, а Лоренцо остается только смотреть, как его Симонетта — их Симонетта — ничья Симонетта — истаивает, уходит слишком далеко от них. Джулиано тоже смотрит, подмечает воспаленные от бессонницы веки, пытается поймать невысказанное. Он настойчив, его Джулиано, и Лоренцо отводит глаза, сбегает в свои покои, отговариваясь приступом подагры. Лоренцо не хочет их видеть, и не хочет говорить. Ему кажется, что вслед за Симонеттой уйдет и Джулиано, это гонит его прочь от них, и от своих собственных желаний. Вот только брат всегда был слишком настойчив, а Симонетта всегда следовала за ним. Они ловят его невзначай, зажимают у входа в спальню в глухой ночной час. Придавливают к кровати, разводят в стороны полы рубашки. Он пытается вырваться, отвести от себя лихорадочно шарящие по коже руки, но Джулиано смотрит так, что силы пропадают, и Лоренцо обмякает, подается к нему навстречу. В конце концов, мелькает запоздалая, обжигающе-правильная мысль: сумасшествие и стыд они только что поделили поровну. Симонетта осторожно подносит его руку к губам, целует отзывающиеся призрачной болью скрюченные подагрические пальцы, втягивает их в рот по одному, касается языком суставов. Она опрокидывает его на спину, смеется, когда Лоренцо не отпускает ее — прижимает теснее, плотнее, чтобы вплавиться, впечататься в ее кожу, отпустить ее сейчас невозможно, но она выворачивается из его рук, опускается сверху, медленно, неторопливо. Лоренцо тянется слизнуть каплю пота, скользящую по ее ключицам, и со свистом втягивает воздух, когда Джулиано прижимает его бедра к кровати, оглаживает грудь. Это чудовищно, невыносимо, Лоренцо мало, он смотрит на страдальчески изогнутые брови Симонетты и понимает, что хочет больше, сильнее, болезненней. Симонетта, зажатая между ними, тихо хнычет, мучительно-неподвижно замерев на нем, пока пальцы Джулиано медленно протискиваются внутрь, разминая и растягивая. Он почти укладывает ее на грудь Лоренцо, и убирает пальцы, вжимаясь в нее. А потом Джулиано начинает двигаться, его взгляд прошивает насквозь, он насквозь безумен сейчас, его брат. Лоренцо тонет, захлебывается в этом безумии, ему жарко, стыдно, горячо. Лоренцо слышит хриплое, срывающееся дыхание Симонетты и зажмуривается, боясь, что все обернется мороком, пляской ночных духов, что они развеются с первыми лучами солнца и не придут больше никогда. Джулиано падает рядом — Лоренцо слышит это, чувствует, как прогибается перина, как Симонетта, скользнув липкой ладонью по его груди, ложится между ними, и только тогда разрешает себе открыть глаза. Симонетта тяжело дышит, ее грудь рвано вздымается. У Симонетты взгляд становится беспомощным, когда она давится воздухом и начинает кашлять, пряча от них лицо. Она так некрасива сейчас, и Лоренцо морщится от непрошенной жалости и бессилия — у него в руках самое хрупкое и ценное из того, что есть во Флоренции, и ему неизвестно, как это удержать. Джулиано тянется к нему через Симонетту, смахивает влагу со лба, не отнимает руку, когда Лоренцо тянется поцеловать горячую, раскрытую ладонь. Лоренцо ежится от пробравшегося сквозь ставни сквозняка, пот высыхает на коже, и у Симонетты глубокие тени под глазами, и заострившийся нос, и изломанная неловкая улыбка. Ее жизнь у них получилось поделить на двоих, но Лоренцо не уверен, что смерть получится разделить тоже.