* * *
Когда следующим вечером Наоки вернулся домой, мама и Котоко сплетничали о Юки и Кономи. Конечно, он предпочел бы не слышать ни слова, но восторги обеих были слишком громкие и выразительные, чтобы пропустить все мимо ушей. В них даже потонуло резковатое приветствие Наоки. — И сегодня, в Белый день, он подарит ей шоколад в знак того, что ее чувства приняты… — Как романтично! Под какие-то невнятные восклицания они обнялись. На его вкус, слишком много радости по поводу Белого дня и шоколадок. — Я дома, — повторил он, пытаясь обратить на себя внимание. — Ой, Ириэ-кун, — Котоко принялась суетиться вокруг него. — С возвращением. — Наконец-то пришел, — сказала мама. — Мне давно пора, только тебя и жду. — Она и впрямь подхватила сумочку, цветы и плащ. — Убегаю, убегаю, убегаю. А как бы я хотела хоть одним глазком посмотреть. Ты уж не подведи, Котоко-тян. — Я обязательно постараюсь, — решительно ответила Котоко.* * *
По дороге до «Принца» Котоко, не переставая, щебетала про Белый день. Столько бесполезных сведений Наоки от нее давно не слышал — или просто его раздражала вся эта суета? — Это забава для школьников, — устало вздохнул он, выбирая место для съемки, чтобы Котоко, увлекшись, ничего себе не повредила. — Но, Ириэ-кун! Он только хмыкнул. Отсюда Наоки хорошо видел младшего брата — тот сидел, барабаня пальцами по столу, и нервно вертелся в ожидании своей девушки. Котоко сделала пару снимков, которые вряд ли порадуют Юки. Впрочем, если они вернутся с пустыми руками, вернее — с пустой картой памяти на фотоаппарате, то мама их обоих порубит в капусту. Спустя минуты две после появления Кономи-тян в ресторане, во время которых его жена снимала не переставая, Наоки сказал: — Кстати, Котоко. Когда сегодня в больнице пил кофе из автомата, то подумал, что… — он достал из кармана шоколадный батончик и помахал им перед ее носом. — А-а-а! — завизжала она, забыв о том, что сейчас происходит в ресторане. — Это же мой любимый! — Знаю. — Подожди. Но ведь сегодня же… Сегодня… Его жена принялась жевать шоколадку так, будто это величайшее лакомство на свете. — Я так рада, Ириэ-кун. — Легко же тебя обрадовать, — хмыкнул он. — Значит, ты и вправду меня любишь, — воскликнула Котоко. — Вот ведь, — с досадой сказал Наоки. — И ты туда же. Это забава для школьников, я же говорю. Нет, я не думаю, что все эти шоколадки выражают любовь. И потом, — он достал второй такой же батончик, только уже для себя, — я не успел пообедать, было слишком много пациентов. — Ну вот опять, — пробормотала она и вцепилась в его рукав. — Идем домой, Ириэ-кун. Папа оставил такояки, прежде чем уйти на работу. — Ты больше не хочешь смотреть? — поинтересовался Наоки с хитрой улыбкой. Он вытер большим пальцем пятно от шоколада на ее щеке, забрал на всякий случай дорогой фотоаппарат. А потом оба глянули в окно: улыбающаяся Кономи-тян уже сжимала в руках шоколадку, Юки сидел с пылающими щеками и глупо смеялся. Наоки сделал пару снимков, чтобы было чем отчитаться. — Идем домой, — повторила Котоко.