Девушка за столом

***

— Может быть, выпьем по чашечке кофе? — самая простая фраза из шести слов и вопросительного знака на конце, но для Никки Парсонс она явилась такой же редкостью, как, например, полное солнечное затмение. Оперативники Тредстоун с завидным постоянством заходили в её кабинет… но только для того, чтобы получить заключение о физическом и психологическом состоянии. Просто серия встреч, когда они приходят, отвечают на вопросы доктора Хирша, а она на основании ответов делает заключение об общем состоянии агентов. И наивно было бы ожидать от этих людей ответов более распространённых, чем «нет» и «да». Большинство из них уходило сразу же после опроса, даже не попрощавшись. Но он… он пытался установить с ней контакт. По неизвестной причине. — Хм, — вырвалось у Никки. Она была столь ошеломлена, что даже забыла ответить. За полтора месяца нахождения в проекте «Тредстоун» она почти разучилась разговаривать не по делу даже с матерью, которая звонила дважды в неделю. Вот потому внезапный вопрос от человека, которого с уверенностью можно было бы назвать роботом, удивил ее. — Я не-е-е… С точки зрения приличий она должна была ответить «да», но предостережение Конклина насчёт агентов сковало её горло. Никки понимала, что новичкам не положено идти против инструкций, тем более, по словам того же Конклина, оперативники не знают человеческих чувств, а потому глупо пытаться дружить с ними… — Не думаю, что это хорошая идея, — отозвалась она глухо, наблюдая за тем, как методика доктора Хирша действенно поглотила на лице агента все эмоции. — Забудь, что я спрашивал.

***

— Я принесла тебе кофе, — сказала она, протягивая ему кружку с дымящимся напитком. Озадаченный взгляд говорил, что он совсем забыл о последней встрече и о своём предложении. Тогда ей пришлось добавить. — Помнишь, в прошлом месяце? Его лицо исказилось в кислой гримасе, запустив целый водоворот мыслей в её голове. — О, а я и забыл совсем. Никки наблюдала за его руками, и силы, заключённой в них, казалось бы, хватило, чтобы с лёгкостью свернуть ей шею… вот только теперь они бережно сомкнулись на ручке бокала, поднесли его к губам, не заботясь о температуре напитка. Он слегка нахмурился, когда произнёс: — В последнее время я всё чаще стал забывать даже о самых простых вещах. — Ну, ты же просто человек, — ответила она и… тут же пожалела о сказанном. Слова, вылетевшие изо рта, прозвучали высокомерно и покровительственно, так, что человек, которого она знала под именем Джейсон Борн, поморщился. — Я получу задание? — наконец спросил он. — Нет. Во всяком случае я ничего об этом не слышала. Хочешь, позвоню Конклину, чтобы… Он не дослушал. Встал, развернулся, чтобы уйти, оставив на столе недопитый кофе. Часть Никки знала, что ей следовало позволить ему выйти, а потом сообщить руководству о странном поведении Борна. В конце концов, это было частью её работы… — Подожди… Борн замер, но уже через мгновенье повернулся к ней лицом. — Может быть… быть может, — нерешительно начала она. — Что «может быть»? — Может быть, выпьем по чашечке кофе? Диалог принимал крайне неприятную форму. Борн чувствовал неловкость, а Никки всё больше жалела, что вообще открыла рот. — Мы только что пили кофе, — пробормотал Борн, замедляясь у самой двери. — Ты — да, я — нет. — Я не… то есть я хочу сказать, что хотел выпить с тобой кофе в прошлом месяце, но ты… — Я была занята в прошлом месяце. Никки изо всех сил старалась не думать, что Борн изобретает причину, по которой мог бы отказать. Она изогнула бровь, напоминая. — А я-то думала, что ты ничего не помнишь об этом. — Тебе следует надеть пальто, — ответил Борн после затянувшейся паузы, признавая собственное поражение.

***

Шесть коротких разговоров за чашечкой кофе и двенадцать неловких свиданий за ужином привели к серии напряжённых рабочих разговоров, в ходе которых Никки обнаружила в Джейсоне Борне нечто, не укладывающееся в понятия «холодный» и «бесчувственный». И каждое утро, торопясь поскорее одеться, она сожалела о произошедшем. Борн воспринимал их близость гораздо острее Никки. Он по-прежнему не умел вести светскую беседу за завтраком и оставался грёбаным параноиком, но он целовал её перед уходом — как мог — заботился о ней. И любая вещь, известная ей ранее, становилась менее странной в сравнении с профессиональным убийцей, обретающим привязанность… Никки поняла, в какое дерьмо вляпалась, когда кто-то начал посылать ей цветы. В офисе посмеивались, гадая о личности тайного поклонника. Никто не знал, но Никки становилось всё хуже.

***

— Этот говнюк всё испортил! — Никки моргнула, вздрагивая от криков Конклина в телефонной трубке. Она не успела даже сказать «алло», а он забыл о кодовом слове. — Авторизуйтесь, пожалуйста. — Я авторизуюсь, когда буду готов! Но сначала я хочу знать, почему один из бойцов, стоивших правительству тридцать лимонов баксов, не смог прикончить жалкую крысу-наркобарона. Никки замерла. Дурное предчувствие кошачьими когтями царапнуло внутренности. Она догадывалась, о каком именно агенте говорил Конклин, но не хотела верить в то… в то, что Борн провалил задание. «Он отвлёкся… что? Что могло помешать ему?» Мысленно она перебирала десятки вещей, но у каждой из них было её имя. — Его благополучие — часть твоей работы, Никки. Вот и выясни, что ему мешает. Да, цыпа, и это не тот разговор, который я хотел бы выносить на обсуждение. Обо всём знаем только я и ты. Это понятно? И, пожалуйста, поскорее выясни, что там его гложет, и заткни эту дыру. — А что, если это… неизвестная привязанность? — откашлялась Никки в попытке скрыть истинные эмоции. Никки намеренно произнесла кодовое словосочетание «неизвестная привязанность», чтобы оценить реакцию Конклина. На языке Тредстоун оно означало наличие у агента любовной связи. Реакция оказалась более чем однозначной: после короткой паузы, он бросил: — Тогда следуйте инструкции. В трубке послышались короткие гудки, а Никки всё ещё не могла сбросить оцепенение. Слова Конклина означали, что, согласно процедуре для «неизвестных привязанностей», если какой-нибудь оперативник Тредстоун нарушит условия программы, установив с кем-либо близкие отношения, то этому следует положить конец. С применением силы, если потребуется.

***

В несуществующих справочниках по любовным отношениям напрочь отсутствовала рекомендация на тему «Как расстаться со своим парнем, если он агент ЦРУ». Но живое беспокойство Никки, пронзая пространство, передалось и Джейсону. Хотя, возможно, эмпатия тут ни при чём и Конклин успел поговорить с Борном раньше Никки. Она думала об этом, опустошая очередной бокал со спиртным, когда тихо и решительно сказала: — Нам нужно поговорить, Джейсон.

***

Жизнь в Тредстоун — если её можно было так назвать — вернулась в привычное русло. Борн воспринял разрыв вполне нормально, а если и не нормально, то виду не подавал. Теперь он по большей части игнорировал Никки. А ей не хотелось признаваться в этом даже самой себе, но Джейсон нравился ей всё сильнее, ведь несмотря на жестокие тренировки, Борн не растерял в себе что-то мягкое, делавшее его человечным. И она лишь тихо вздыхала, когда он выходил из её кабинета после очередной рабочей встречи. Казалось, что он уже и забыл обо всём, что между ними было. Со временем она и сама стала задаваться вопросом: были ли их отношения здоровой привязанностью. И если бы не было сбоев в идеальной формуле суперагента от доктора Хирша, они вообще игнорировали бы друг друга. Впрочем, так оно и было. Они провели год, оставаясь профессионалами по отношению друг к другу. Прежде чем она осознала, что едва ли замечает его среди других точно таких же оперативных агентов… И лишь один эпизод можно было бы выделить среди остальных. «Спасибо», — проговорил он в ту ночь, когда отбыл на задание, целью которого являлось устранение Вамбози. Лишь на мгновение она оторвала взгляд от кипы бумаг, разложенных на столе. — За что? — Просто спасибо, — лицо Борна озарила хорошо ей знакомая улыбка. А потом он развернулся и ушёл. Ушёл на задание, которое должно было закончиться чьей-то смертью. Без вариантов.

***

Она швырнула пакет с продуктами на стол своей лондонской квартиры. Трёх недель отпуска хватило, чтобы понять: визит к родителям в её случае — глупая затея. Что она может им соврать на вопрос «с тобой всё в порядке» или «они причиняли тебе боль?». Интервью на «Си-эн-эн» и так хватило по горло. В конце концов, она не Лэнди, наслаждавшаяся разоблачениями. Всё, чего хотела Никки, просто забыть обо всём, как о страшном сне, и вернуться к нормальной жизни. Но, наверное, это просто мечты, ведь Лэнди настаивала, чтобы Никки приняла новую должность, нравится ей это или нет. Похоже на то, что с Тредстоун линия её жизни разойдётся ещё очень не скоро. Она останется главной героиней. По крайней мере до тех пор, пока кто-нибудь не найдёт Джейсона Борна. Лэнди намекнула на то, что ЦРУ предоставляет Борну шанс выйти из тьмы, при этом не забывая о вопросах о Хирше и Конклине. Об этом она очень хотела бы поговорить с Борном. Все эти «хотелки» выливались в обещание полной неприкосновенности и даже места тренера для оперативников с замечательными условиями и отличным гонораром. Но Лэнди не была дурой и понимала, что Борн вряд ли сыграет по её правилам. Если бы он хотел вернуться в игру, то давно сделал бы это. В тот день Никки поднималась в свою квартиру изнурённая ежеутренней пробежкой. Прямо по пути она стаскивала пропитанную потом ветровку, когда услышала знакомый голос из глубин слабоосвещённого холла. — Тебе помочь? На мгновенье она оцепенела, рванув ветровку назад, прикрывая плечи, не понимая, зачем он здесь. Но она так и замерла полураздетой, изучая фигуру Борна, вышедшего, наконец, на свет. Его лицо выражало крайнюю степень задумчивости. Будто пытался он вспомнить что-то, но потерпел неудачу на финишной прямой. Интересно, эта девчонка — Мария Кройц, — с которой он жил в Индии, часто ли она видела подобное выражение на лице Борна? На лице Джейсона… или Дэвида… Его голос прозвучал отчуждённо и холодно, и ничто не казалось в нём ожившим от встречи с Никки. Он был мрачен так, будто получил известие о смерти близкого друга, когда сказал: — Меня зовут Дэвид Уэбб. Надо же… она и сама только недавно узнала его настоящее имя. — Я вернулся в свой родной город и немного покопался… Никки понимала, что он хочет рассказать ей какую-то длинную личную историю, как осознавала и то, какой странной идеей было вести подобные разговоры на лестничной площадке. Но она и слова не могла вымолвить, а зачарованно рассматривала его лицо, понимая, что он самое красивое и родное… для неё. — Я узнал, что родителей нет в живых, что у меня никогда не было братьев и сестёр. Чёрт возьми, у меня и друзей-то не было… и… знаешь… я по-прежнему ни хрена не помню. Я был чистым листом, пока не потерял память, и после её потери ничего не изменилось… Они молчали несколько минут, просто стоя друг напротив друга. В конце концов Никки пришлось нарушить тишину, прежде чем она свела бы её с ума. — Почему… то есть я хотела сказать… что привело тебя сюда? Он коротко пожал плечами и ответил не менее лаконично: — Понятия не имею. Я чувствую… я помню тебя, но не могу… Казалось, он созерцает пространство прямо сквозь её тело. — Мы знали друг друга и были друзьями? — вслух предположил он. Несколько мгновений она подбирала верные слова, но все они формулировались в жестокое «мы потрахивались до тех пор, пока это не стало угрожать моей карьере. Я бросила тебя». И Никки предпочла солгать: — Ты был агентом. Я — твоим куратором. Мы не были близки и не дружили. Он отступил. Ровно на шаг. Давший толчок неожиданной мысли в её голове: «А что, если это шанс? Шанс, чтобы всё исправить…» Но она слишком боялась озвучить свою мысль. Настолько, что почти дала Борну уйти. И лишь когда его шаги почти стихли на лестничном марше, она перегнулась через перила, чтобы прокричать: — Эй, может быть, выпьем по чашечке кофе?