В лабиринте

      Громко хлопнула дверь, и девушка, прижавшись спиной к холодной поверхности, обессиленно скатилась вниз, сдерживая рвущиеся наружу рыдания. Она физически ощущала ту душевную рану, которая кровоточила, и боль была нестерпимая — внутри разгорался пожар, и пламя охватывало каждую клетку мозга, который хаотично подкидывал воспоминания последнего года. Разбитое сердце слабо постукивало в груди, отдавая дань растоптанным чувствам.       Девушка больно закусила губу, громко всхлипывая. Боже! Как это больно! По-настоящему больно, обидно, гадко и мерзко. Запоздало пришло осознание, что всё это время она жила по совершенно чужому сценарию, в котором она исполняла роль марионетки и куклы, которую брали в руки, когда совсем станет скучно. Послышался звон разбитых надежд, лелеянных воспалённым сознанием.       Предательство ударило под дых, и кислород выбило из лёгких. Она задыхалась, и никто не был в силах помочь морально искалеченному телу. На ватных ногах девушка поднялась с пола. Картинка плыла и размазывалась из-за застилавших глаза слёз, и тело, не слушаясь хозяйку, тащилось почти на ощупь. Она добрела до кровати и свалилась, словно замертво, беззащитно свернувшись в клубочек.       Хотелось лишь одного — умереть и покончить с тем ужасом, свалившимся на неё пару часов назад.       А утром, схватив небольшую спортивную сумку и скидав первые попавшиеся вещи, едва стоя на ногах, словно полупьяная, она покинула свою квартиру. И этот город. И эту, прежнюю, жизнь.       Тонкая пелена тумана легла на N, и из иллюминатора самолёта проступал лишь жёлтый свет огней ночного города. Девушка откинулась на кресло и уже поёжилась — через пару минут ей предстоит окунуться в холодную атмосферу её родного мегаполиса и вновь влиться в жизнь, в которую она когда-то закрыла дверь лично, добавив в «чёрный список» все воспоминания и чувства, связанные с ним. Если бы не роковая случайность (или фатальная ошибка), она бы так и продолжала стоять спиной к тому, что сделало её сейчас той, кем она является. Усмешка коснулась губ, глаза были расслабленно прикрыты. Всё прошло, всё кануло в небытие, и ворошить события прошлого не имело смысла. Да и желания. На данный момент она воспринимала этот горький опыт с улыбкой, не позволяя госпоже Депрессии стучаться в её двери и оббивать пороги. Хотя бы потому, что сердце было любовно залечено и спрятано за семью печатями в ящике пандоры на самом дне души, куда доступ был закрыт всем и каждому.       Волнение тихонько копошилось в районе груди и скребло когтями, но она любовно успокаивала этого недовольного котёнка мыслью, что она уже давно не юная девушка, чтобы вновь попасться на подобные удочки или угодить в капкан. Она — молодая женщина, которая научилась читать людей и обходить опасные связи или сглаживать острые углы.       Самолёт тряхнуло. Экипаж поблагодарил пассажиров за приятный полёт и пожелал удачи, в которую девушка, конечно же, давно не верила, создавая невероятные вещи своими руками, силами и упорством. Как и ожидалось, город встретил её холодным ветряным улюлюканьем; колючие порывы целовали щёки, и от этих радостных объятий кожа горела, покрываясь красными пятнами, словно губной помадой. Ранняя весна знала, что она ненавидит холод, и приготовила ей сюрприз в виде лёгкого мороза и до костей пробирающего ветра. Минуты от трапа самолёта до здания аэропорта показались ей вечностью, и девушка с облегчением вздохнула, затаскивая своё тело в тепло, набирая в лёгкие запах железных конструкций и ароматного кофе ближайшей кофейни. — Люси!       Она оглянулась на знакомый голос. Нацу Драгнил, её маленький островок спокойствия, уже шёл к ней навстречу, широко улыбаясь. Он заключил её в крепкие объятия и вовлёк в поцелуй, не оставляя Люси шанса на встречную улыбку и слова приветствия. — Я соскучился, — отстраняясь от неё прошептал Нацу. — Больше без тебя никуда не поеду. — Мы расстались неделю назад, — мягко улыбнулась Люси, вновь прижимаясь к нему, вставая на цыпочки, чтобы хоть как-то быть повыше на его фоне. — Причём ты сам хотел прилететь пораньше и подыскать квартиру для нас двоих. Как успехи? — Я думаю, ты оценишь мои старания. И страдания. Идём!       Он перехватил её чемодан, и Люси, взяв Нацу под руку, последовала за ним.       Город сиял всеми огнями, играя переливами и оттенками самых разных красок. На контрасте с темнотой вся иллюминация была вдвойне прекрасней и манила окунуться в режим ночного города. Но сейчас соблазн сорваться на куражи был притуплен усталостью перелёта и лёгким чувством голода. Нацу предложил заехать по пути в ресторан, но Люси наотрез отказалась — сейчас хотелось лишь забраться в тёплую ванну и откупорить бутылку хорошего вина, которое, наверняка, припасено на одной из полок бара на уютной кухне. То, что Нацу исполнил все желания в интерьере квартиры Люси сомнений не вызывало. Она чувствовала его ладонь поверх своей руки и понимала, что на него можно было положиться даже в таких мелочах. И его предложение провести немного времени вне дома отнюдь не означало, что в их холодильнике не припасено её пару любимых лакомств. Всё было скорее так, между прочим, чтобы Драгнил был наверняка уверен, чего хочет Люси. А Люси хотела, чтобы Нацу лишний раз не волновался, хотя его гипер-опека была ей приятна, но к ней Люси относилась снисходительно, как к проявлению в Нацу каких-то детских качеств. Она с огромной благодарностью вспоминала, что именно его забота в своё время не дала ей сломаться под натиском жизненных обстоятельств, нового города и прошлых травм, позволила встать на ноги и сделать первые шаги. А потом уже, взявшись за руки, Нацу и Люси продолжили свой путь, за пару лет построив небольшой бизнес, который приносил средний доход и удовольствие от того, чем занимаешься. Мелькали страны, копились фото из путешествий, сменялись круги общения и люди, но эти двое сохраняли уважение и своего рода любовь друг к другу. Как полагала Люси. А Нацу был безнадёжно влюблён и с укоризной смотрел на неё, когда с уст слетало это пресловутое «своего рода» по отношению к его чувствам. Люси Хартфилия мысленно говорила ему спасибо за то, что никогда не допытывался о причине её побега из города, а Нацу Драгнил уважал её свободу и её прошлое, давая ей личное пространство и право на скелетов в шкафу. Хотя он подозревал о причине, которая заставляет всех людей бежать от самих себя.       И вот однажды одним зимним вечером вместе с морозной свежестью и приятным холодком Нацу принёс в дом новость: и хорошую и плохую — все в одном флаконе. Люси подозревала, что жизнь снова толкнёт её в объятия города, в котором когда-то она умерла, получив пулю в лоб или, лучше сказать, нож в спину. Драгнил долго наблюдал за её реакцией на новость о великолепном проекте в N, но сразу заверил, что можно отказаться, если за этим последуют неприятные для неё воспоминания. — Всё хорошо, — улыбнулась Люси своей бархатной улыбкой, — я давно хотела узнать, управляет ли мной жизнь или я научилась управлять ей.       Именно поэтому белый ягуар бежал по блестящей от сырости дороге, приближая их к новому гнёздышку и новой жизни.       Центр города был почти пуст, несмотря на то, что-то тут, то там мелькали автомобили дорогих марок — их владельцы вышли на улицы после зимнего застоя и разминались в заносах и опасной езде — сомнительное занятие, но для любителей экстрима в самый раз, пока лёд не сполз с асфальта потоками воды и не скрылся в канализационных люках. В опасности была искра, изюминка, кайф.       Проезжая мимо достопримечательностей, Люси с ностальгией вспоминала моменты юности, когда вся эта красота была чем-то повседневным, слишком обыденным для того, чтобы эти здания или конструкции вызывали восторг. Сейчас она, опьянённая эйфорией, смотрела на до боли родные улицы новым взглядом, с восторгом. N изменился, вырос вместе с ней. Теперь ей и этому городу придётся заново познакомиться, стать друзьями, влюбиться друг в друга и завязать крепкие отношения. Люси ещё не знала, каков он при свете дня, но прекрасно понимала, что её внутренний фотоальбом пополняется прекрасными кадрами, и Хартфилия фиксировала на этой фотоплёнке каждую мелочь, которая попадалась на глаза. — Не думала, что это будет так… — Приятно? — Верно. Я долго не была здесь, и город будто преобразился. Разительные изменения. — Может быть, это ты изменилась и теперь видишь всё с другого ракурса?       Нацу взглянул на неё серьёзно, несмотря на полуулыбку, гуляющую на его губах. Это выражение лица она знала хорошо: за фасадом весёлых искорок в глазах скрывалось нешуточное беспокойство. И Хартфилия проникалась ещё большей симпатией, осознавая, насколько сильно он дорожит её чувствами и комфортом. — Нацу, — её рука легка на его ладонь, — если ты хочешь спросить в порядке ли я — да, я в порядке. Не волнуйся. Всё, что было, осталось в прошлом. И я благодарна этому: не будь переломных моментов в моей жизни, я бы не встретила тебя, не стала бы тем человеком, которым являюсь сейчас. Разве не прекрасно? Всё к лучшему. И кстати, — отвлеклась она от глубоких мыслей, — ты так и не сказал, в каком районе наша новая квартира. — Думаю, ты будешь в восторге.       Нацу Драгнил слушал редкие рассказы Люси об N особо внимательно. Всякий раз она упоминала одно потрясающее место — небольшой парк аттракционов на противоположном берегу реки, с колеса обозрения которого видно культурную часть города, ратушу и светский район, где жили местные чиновники и крупные бизнесмены. Прилетев на место и помня, с каким теплом отзывалась об этом парке Люси, первым делом Драгнил утолил своё любопытство и своими глазами увидел то, что так любила Хартфилия. Действительно, место было просто потрясающее, но Люси не знала одного нюанса: за зеленью высоких деревьев, в которых кутались железные постройки парка, во время её отсутствия выросли высотки. И Нацу посетила гениальная идея, именно благодаря этому в его кармане лежали ключи от квартиры с панорамными окнами, из которых открывался тот же вид, но с высоты он выглядел ещё внушительней и роскошнее. Как только в зеркалах заднего вида показалась основная часть города, а ягуар забрался на мост, отделяющий одну часть города от другого, Люси с восторженным недоверием смотрела на Нацу. Её маленькая мечта вдруг возродилась из пепла, ожила и в миг как по щелчку, исполнилась. Буквально в мгновение ока. — Быть такого не может… — в немом удивлении прошептала она. — Просто я твой джин, который исполняет мечты. И их неограниченное количество. Только скажи.       Люси встретилась взглядом с зелёными глазами Нацу, он в свою очередь потянулся к ней и запечатлел на тыльной стороне ладони легкий поцелуй, от которого веяло нежностью и почти родительской целомудренностью. «Мы будем счастливы», — хотелось прошептать Хартфилии, но с полувопросительной интонацией, ибо сама она не была уверена в истинности своих убеждений и всякий раз требовала от жизни подтверждения, что это будет именно так, а не иначе. Сдерживая свои порывы редкой, но яростной ревности, не теряя достоинства и рассудка, Люси пыталась не показывать Драгнилу свою неуверенность в завтрашнем дне. Она видела, что Нацу не заслуживает её недоверия, и сердце болезненно сжималось от осознания того, насколько это потрясающий человек и насколько Люси привязана к нему. Но во всём этом был главный парадокс — Люси научилась не полагаться на людей, в частности на мужчин, и именно поэтому если бы Нацу резко встал и ушел навсегда, Хартфилия едва ли почувствовала укол обиды. Её осознание самости научило девушку трезвее смотреть на человеческие отношения с позиции комфорта, и Люси глубоко в душе предчувствовала или, скорее, была готова к моменту, когда они перерастут друг друга и их пути разойдутся. — На самом деле, — вдруг начал Нацу, выходя из лифта и целуя Люси в лоб, — это еще не все сюрпризы на сегодня.       Нацу нашел ключи в кармане. Щелкнул замок, и Люси очутилась в широком коридоре с приятным белым светом. Огромное зеркало поприветствовало Хартфилию отражением шикарной девушки и отсолютировало её красной помадой и кошачьими глазками. — Что, меня ждет дорожка из красных роз прямиком на шёлковые простыни? — пошутила она, позволяя Нацу снять с себя кашемировый кейп-пальто. — То есть, ты думаешь только об этом?       Люси замерла, услышав до боли знакомый голос. Сначала она застыла в удивлении, но потом на глаза навернулись слезы. Перед ней стояла её подруга. Леви заметно похорошела с их последней встречи и выглядела не менее счастливой и растроганной. Тепло объятий и звонкий смех наполнили квартиру до краёв, и Люси за долгое время почувствовала максимум счастья, которое только могла ощутить. — Это самое невероятное, что только могло произойти, — Хартфилия охмелела от вина и долгих шуток. Жизнь действительно преподносила приятные сюрпризы, которым девушка невероятно радовалась. Прошлые обиды на город были забыты на время хотя бы из-за этого момента. — Мы словно не виделись тысячу лет и словно это было вчера. — Я рада, что ты вернулась. — Леви отправила в рот сочную виноградинку и пригубила вино: — Готова Нацу на руках носить до работы и обратно за то, что вернул тебя. Я скучала, — искренне призналась Леви. — Я тоже. А встречаться в столице — это не то. Я понимаю. Твои короткие получасовые-часовые набеги были слишком ничтожны для обсуждения всего того, что хотелось обсудить. — Ах так? — Леви засмеялась. — Кое-кто совсем не желал меня навестить, и я еще виновата.       Люси почувствовала, как внутри что-то колыхнулось. Ящик пандоры, в котором были заключены чувства и воспоминания, звякнул замками, и из глубины души потянуло смрадом, все это время гниющим в бездонном колодце. Хартфилия опустила взгляд на бокал, наполненный на половину; её пальцы ласкали прозрачные края, тонкая кожа бегала по стеклянной поверхности. Было забавно прятать гримасу боли за смиренной улыбкой; душу словно прижгли железным прутом, и она шипела в агонии, сдерживая слезы. Зато Люси мастерски замаскировала эмоции и лишь усмехнулась.       Конечно же, Леви знала обо всей ситуации, но о том, что происходило с ее подругой в тот момент, когда она звонила Леви уже из другого города и говорила о срочной смене обстановки, даже не подозревала. В её голове был образ разбитого сердца и кнопки паузы на ленте жизни. Она наивно полагала, что Люси просто устала от прежней жизни и сбежала; всей истории Леви не знала, но и Люси не стремилась погружать её в то, где сама бродила как в тёмном лесу: с тысячью вопросов и ни одним ответом.       Нацу Драгнил чувствовал, что разговор заходит в нужное только им двоим русло. Поэтому, потянувшись и сославшись на усталость, он поцеловал Люси, попрощался с Леви и отправился спать.       Девушки остались тет-а-тет, и между ними повисло неловкое молчание. За окнами забрезжил рассвет, прозрачная панорама открыла вид на голый парк, печальные аттракционы и дальний берег города. А по мосту уже туда-сюда сновали машины, в которых нервные люди спешили по делам или в душные офисы, прогибая спину под обязанностями, делами и стопками бумаг. Хартфилия всегда боялась такого застоя, когда всё внимание концентрируется на рутине, а времени на настоящую жизнь остаётся настолько мало, что только и успеваешь чмокнуть мужа в щёку и убежать по делам сломя голову. За этой иллюзией деятельности скрываются глубокие проблемы самореализации, и как же может быть счастлив человек, в ком живёт художник, вынужденный всякий раз брать в руки не кисть, а убогую ручку? — Нацу очень умный парень. Когда ты впервые рассказала мне о нём, я отнеслась к нему с недоверием. Но сейчас вижу, что ты в надёжных руках, — вдруг начала Леви, улыбаясь своим мыслям. — Я благодарна ему за многие вещи. Он был рядом, когда мне необходима была поддержка. И терпеливо относился к моему «возвращению» из депрессивного состояния. — Я хотела сказать, что это было нечестно, Люси. Я должна была быть рядом с тобой, — Леви пытливо смотрела в карие глаза, в которых — подруга с самого первого момента поняла — засела тоска. Странно, что Драгнил этого не замечает. Или замечает, но ждёт, когда сердце вытаит из куска льда и вновь будет способно чувствовать. — Просто, я хочу сказать, что в любой момент, я здесь. Ты можешь на меня положиться и быть уверенной, что я всегда выслушаю и поддержу. Только не убегай больше, — Леви ловко спрыгнула с барного стула и крепко прижала Люси к себе.       Она почувствовала, как подруга всхлипывает, и от этого Хартфилии стало на душе ещё теплее. Прочная связь, которая тонкой леской натянулась между двух городов, вновь скрутилась в пружину. Они были неразлучны почти с самого первого момента их встречи, а потому Леви переносила из разлуку тяжело, когда Люси старалась не испытывать эмоций вообще. Лишь со временем она шумно выдохнула, поднялась с колен и с едва заметной улыбкой прошептала: «Я тоже. Очень».       В этом водовороте жизни, где всё расставлено по местам или совершается под действием наших прошлых шагов, вдруг крутанулась шестерёнка. Золотые части других таких же блеснули в темноте и медленно поползли друг за другом, сцепляясь и уходя, чтобы встретиться вновь, через ещё один оборот. Всё это запустило невероятные механизмы, которые способны, как по эффекту бабочки, изменить жизни всех, разрушить или восстановить утраченное, исцелить раны или искалечить судьбы.       Обнимая Леви на просторной кухне, ловя лицом первые солнечные лучи в городе её души, Люси и представить не могла, насколько близко она подошла к краю пропасти и насколько скоро этот водоворот затянет её в свои пучины без шанса выбраться назад.