Эдем

За окном начинало светать. В мои глаза, что мгновение назад устало бродили по экрану монитора, попал луч расцветающей зари. Отодвинув стул, я встал и выглянул в окно. Солнце, возвысившись над зданием общежития, окрасило небо в красные тона. Непрестанно отдаляясь от горизонта, оно равномерно раскидывало свои теплые сети по бесчисленным полям и опушкам лесов. Завидев его, все живое объединилось в задумчивой тишине, размышляя о величии и бесконечном могуществе светила. Лишь изредка молчание живых нарушалось звуками проезжающих неподалеку машин, но словно по божественному уговору, раздумий они никак не нарушали. — Замер и я перед солнцем, ибо я - живой, - прошептал я и сделал глубокий вдох. Легкий ветер бил по моему лицу, прорываясь сквозь фортку окна. Его спокойный ток нес смешавшиеся воедино признаки ранней весны. Среди них я отчетливо слышал запах пробившейся сквозь снег травы, утреннее пение возвратившихся птиц, шорох ветвей на деревьях. Утонченный прохладой раннего часа, он обволакивал сонное тело колеблющимися порывами, от чего становилось то холодно, то тепло. — Неправильно. Это солнце замерло перед тобой. По идентичной причине. Я обернулся от удивления и увидел Сашу, сидевшего на своей кровати и глядящего на меня. Он кивнул и улыбнулся. — И как долго ты за мною наблюдал? - спросил я. — С тех пор, как ты открыл гребаное окно и я проснулся от холода. Не подумай, что мне нравится подслушивать - я бы уснул, если бы ты не разговаривал. —И все же, ты подслушивал? Саша зевнул. Меня клонило запрыгнуть под одеяло кровати после очередной бессонной ночи. Проект настойчиво отказывался завершаться и я отчаялся в попытках сдать его. Меня начало накрывать чувство тотального безразличия к нему и к тому, как он повлияет на мои финальные оценки в конце семестра. Режим, по которому я работал в течение последнего месяца, описывался прокрастинацией и фрустрацией. Сейчас же я пребывал во втором состоянии. Зашторив окно, я вяло побрел в сторону кровати и уселся, упершись спиной о холодную стену. Комната стояла наполненная неестественной темнотой, сквозь которую проглядывались очертания мебели в противоположном ее конце. Пробившиеся сквозь шторы лучи тонкой струйкой врезались в пол и обличали летающую в комнате пыль. Саша неподвижно лежал на койке и запрокинув руки за голову, напевал знакомую мелодию. Его худощавое тело выделялось в мраке своей болезненной бледностью. Глазами он бесцельно бродил по потолку, словно рисовал ими картины. В последнее время я стал замечать в нем некую задумчивость, сопровождаемую чрезмерной растерянностью и порой неуместной улыбчивостью. Меня настораживало, когда посреди оживленной беседы он делал долгие паузы, совершенно не реагируя на мое озадаченное выражение лица, а потом внезапно вставал с места и начинал ходить кругами по комнате, нашептывая под нос едва разборчивые фразы. После этого, он как ни в чем не бывало, усаживался на прежнее место и продолжал разговор там же, где и прервал его ранее. Видимо, полугодовое знакомство потихоньку начинало раскрывать его для меня совсем с другой стороны, выставляя на свет присущие ему, как и любому другому человеку, странности. Пока что я был доволен тем, что эти выходки были вполне безобидными. На мгновение закрыв глаза, я впал в то бессознательное состояние, предшествующее сну, когда разум отключается, но все еще реагирует на внешние факторы. Вопрос Саши вывел меня из него с такой же быстротой, с которой я в него и вошел. — Чего? - не услышав, переспросил я. — Ты Собор Парижской богоматери читал? - спросил Саша, слегка повысив голос. — Нет, а что? — Просто там в мюзикле песня есть, все из головы не могу ее выбросить. Белле называется. Прекрасная песня. — И о чем же она? — Не знаю, - ответил Саша, - она на французском. Я лишь запомнил фразу “О дьявол, дай мне хоть раз коснуться ее волос”. Его ответ меня рассмешил. Спустя минуту я продолжил разговор: — И что же, ты думаешь путь к сердцу женщины лежить через сделку с дъяволом на перекрестке? Сделав громкий вздох, Саша поднялся с кровати и сел, обхватив колени руками. — Ты невероятно банален, мой друг, - произнес он и склонился, опустив подбородок на сложенные руки. Кости его плеч казались еще более худыми и костлявыми в таком положении. Покачивая головой, словно маятник, он уставился в точку на полу и продолжать сидеть сгорбившись. — Почему же? - ответил я в насмешливо-вопросительном тоне. Мне любопытно было узнать, куда в этот раз завел его необузданный разум. — Потому, что девушка, одаренная любовью и есть дьявол в своем подлинном воплощении. — От твоего высказывания пахнет сексизмом. И обидой тоже, кстати. Саша поднял глаза и мы встретились взглядами. Склонив голову на плечо, он сдвинул брови и окинул меня вопрошающим взглядом, в котором читалась толика разочарования. — Глупо делить мир на белое и черное, а следовательно, считать дьявола порождением зла. Я лишь говорю, что демоническая сущность девушки есть ее сигнатурное отличие от всего остального мира, который включает в себя также и мужчин. — И в чем же это отличие? — Это просто. Разница между миром и женщиной в том, что мир создан для того, чтобы каждая его часть осознала свою ничтожность в пустоте небытия. Чтобы… чтобы убедиться в фантасмагоричности и невозможности существования чего либо, помимо вездесущего и всеобъемлющего потока собственного сознания. Чтобы… — Так, понял, - перебил я, - ты говорил об этом. Мир создан, чтобы каждая его часть понимала, что если бы она не осознавала мир, то он бы не существовал, правильно? — Абсолютно. — Но тогда в чем цель женщины? - спросил я в замешательстве. — У женщины нет цели, - ответил Саша, удивленный глупостью вопроса, - как нет ее у любого другого существа. У женщины есть способность. Я развел руками и напряг глаза в попытке разглядеть лицо Саши. Мне казалось, что он насмехается. Выпрямившись на месте, Саша перевел свой взгляд на окно. — Разница между целью и способностью в том, что второе может не осознаваться вплоть до самого ключевого момента, - тихо, почти шепотом произнес Саша, - и… знаешь какая у дьявола способность? Не дождавшись моего ответа он продолжил: — Его способность создавать иллюзию цели, творить подобие смысла. Дьявола олицетворяет ложь. “Алым соком ягоды на коже, нежная, красивая была...” - продолжил напевать он. — Значит девушки врут? — Все врут, - оборвал Саша, - ибо слова лишь отражения одного сознания на другое, что априори ошибочная и неплодотворная затея. Истина лишь в бездумном, бессознательном молчании. В сне. — И все же, девушки врут? — Все врут, - повторил он, в этот раз строже, - но ложь мужчины это лишь пустота порожденная в еще большей пустоте бытия. Она растворяется в ней, подобно свету фонаря в ночном небе. А ложь девушки создает счастье в этой пустоте. Ее божественный дар, словно костер в бескрайнем поле или словно луна в той же темноте облачной ночи или… Я снова рассмеялся. Он, оскорбленный моей бестактностью, сжал челюсти и слегка помедлив, встал и раздвинул шторы. Поток света озарил часть комнаты напротив меня и сквозь блеклый воздух я видел неподвижное лицо Саши, что прищурившись, смотрел в небо. Под его карими глазами виднелись чуть ли не прозрачные лиловые полосы, обретавшие блестящий оттенок от взаимодействия с солнечным светом. Его правильный нос был обрамлен с двух сторон едва видными складками кожи, что свидетельствовали об усталости. Мне показалось, что он плохо спал сегодня. Чувствуя себя неловко за прерывание разговора, я осмелился продолжить: — А знаешь, твоей мысли есть место быть. И это весьма интересно, ведь тогда искушение Евы змием лишь метафора, описывающая моральную дилемму в ее голове. — Именно, - улыбнулся он, - и более того, Бог не обрушивал на нее никакого наказания. То, что называется первородным грехом не более, чем момент первого в истории человечества самоосознания, приведшего к разрушению идиллии аркадских пастухов. Невозможно жить спокойно, когда знаешь, что существуешь. И кстати, создавая ложь, девушка может не знать, что творит ее в пустоте бытия. Мужчина же чувствует пустоту, от того он в фольклоре хмур и не многословен. Пустота в словах не нуждается. — Тогда где заключается место мужчины в таком ручье событий? - поинтересовался я. — В том, что будучи лишенный Эдема женщиной, он непрестанно пытается его вернуть. — Но каким образом? — Добившись женщины, очевидно. — Я совсем не вижу связи, - спросил я с недоумением. Он посмотрел на меня и наклонился, поставив руки на спинку кровати. Широко раскрыв глаза, он медленно, слово за словом, произнес: — Потому, что женщина знает как его вернуть. — Но разве не очевидно, что рай достигается через отключение сознания, раз потерян он был как раз его появлением? — Да. Это очевидно. Но лишь женщина знает, как довести все живое до мирного, спокойного беспамятства, - сказал он и продолжил смотреть в окно, - это и есть ее демоническая способность и в этом она совершенно эквивалентна дьяволу. — А где здесь ложь? — Где ложь, спрашиваешь? Постояв секунду в своих мыслях, Саша снова прикрыл шторы и посмотрел на меня, встретив мой непонимающий взгляд. — Посмотри на этот маленький луч, - сказал он и указал на золотую линию, проходившую сквозь узкую дыру в шторе, - если боль, та самая базисная боль экзистенции это мрак, то наша комната это обездвиженный поток человеческого сознания. Комната полна мрака. И этот поток сознания словно безмерно малый кусок, оторванный от витающей в космосе, бесконечной боли, которая является началом и концом всего, и попавший сюда на землю. — А свет? — Подожди, я еще не дошел. И эта боль является основой сознания, ибо без боли человек лишь сосуд из плоти и костей. — А с болью я лишь тело, что тупо боли-и-ит, - сказал я, ухмыльнувшись. — С болью ты как раз таки больше не тело, а бесформенная масса энергии, убеждающая себя в том, что где то за сотню километров отсюда, между двух рек, есть место где боль может раствориться и душа откроется счастью. И вот луч, в нашей терминологии, это то, что заставляет тебя верить в существование такого места. Говоря простыми словами, свет это счастье. Снова впустив свет в комнату, он посмотрел на небо и продолжил: — Но когда человек находит источник света, свой потерянный рай, он просто не может дотянуться до него, ибо руки чересчур коротки. И тогда вся жизнь человека превращается в ад, ибо рай и ад это соседние комнаты в нескончаемом коридоре человеческого разума и чем ближе к тебе рай, тем больше ты в аду от неутолимой и неудовлетворенной жажды и предвкушения счастья. — И неужели нет двери из одной комнаты в другую? — Есть. И из того, что я уже сказал, ты можешь понять, что лишь женщина властна открывать и закрывать ее по своему желанию. От необычного потока информацию в мою голову и от непривычной терминологии у меня начала взбухать голова. Я приставил ладони к лицу и сделал глубокий вдох. — Я ничего не понимаю, - бессильно промолвил я, - причем тут женщина, причем тут рай, причем тут эта дверь? Блять, и если бы это было так, как ты говоришь, почему, ради всего святого, женщина сама не войдет в эту дверь и не закроется там к чертям собачьим? Саша согнулся в припадках смеха. Мне и самому казалась веселой моя досада от непонимания, но любопытство связать концы с концами доминировало в моей голове. Саша же, успокоившись, облокотился об шкаф и согнул правую ногу. В такой позе он был похож на журавля. — Ну я не верю, что ты настолько глупый? Неужели не понятно? — Совершенно. — Пойми, есть одна простая истина. Люди живут среди людей, люди думают о людях, разговаривают о людях, пишут о людях, придумывают и создают людей и что бы они не делали, все это непосредственно связано с людьми, понимаешь? Когда говорят про дьявола или лесного единорога, пожирающего радугу и срущего цветами, то все равно подразумевают человека, хоть и размытого бурей метафор и гипербол. А у басни про яблоко на дереве мораль до жути проста - женщина и есть потерянный рай мужчины. В своих попытках вернуть Эдем, мужчина буквально пытается вернуть женщину, ибо ее любовь и есть ключ к забвению для человека. Женщина есть дверь, ключ и замок. Рай это тоже человек. Рай это женщина. А Ад - ее отсутствие. Вот и все. Это я простыми словами говорю. В деталях же очень много упоминаний пустоты и небытия, - закончив предложение, Саша закрыл глаза и застыл в неподвижности. Я по-прежнему отказывался вдуплять сказанное. Разумеется, общая концепция, антропоморфизм всего придуманного и яркий образ некой святой девы посреди сей живописи был весьма простым, чтобы его понять, но невероятно сложным, чтобы признать. Моя гордость никак не была задета внушаемым фактом превосходства женщины в понимании этого мира, мне это было абсолютно безразлично. Но разум недоумевал, почему все именно так, как говорит Саша, а не по другому. Неужели справедливо, что женщина является ключом спасения для мужчины и может ли в таком понимании “отчаянная” любовь второго к первой найти равнозначный ответ, ответную любовь идентичной интенсивности? — Но объясни, где этот рай? — Нигде. Опять же, как и все остальное. — Но раз всё нигде, то любовь тоже нигде? — Правильно. — А значит любовь это ничто? Как и все остальное? И если любовь ничто, как все на свете, то ключом к раю может оказаться любая другая вещь или чувство? Саша покачал головой и уставился на меня томным, сочувствующим взглядом. Он молчал. — Ответь, это так? - настойчиво спросил я. Он по-прежнему стоял на месте без единого движения. Его глаза смотрели в глубь моих и тишина утра за окном добавляла жути в установившуюся сцену в комнате. — Саша? Молчание. Меня это до жути взбесило. Я встал с кровати, надел футболку и направился к выходу. Эта невероятно удивительная черта моего друга, начинать и заканчивать разговор как и когда ему вздумается, возымела плохое влияние на мое и так усталое состояние. Не желая дальше забивать себе голову глупостями, кучей силлогизмов и вырванных из контекста фактов, я посчитал нужным развеяться прогулкой во дворе общежития. Когда я уже почти отпустил ручку закрывающейся двери, я услышал знакомый голос за спиной: — Чарли? Я замер на месте. Мое сердце забилось в учащенном темпе и волны мурашек пробежали по спине. Я знал, чей это голос. Я очень хорошо это знал. Но от осмысления невозможности происходящего у меня пошла кругов голова. — Чарли, посмотри на меня, - снова донесся голос из комнаты. Я медленно обернулся и открыл дверь. Там, где секунду назад стоял Саша, вырисовывались очертания человека. Он был заметно ниже. Дожидаясь моей реакции, человек молча глядел в мою сторону. Свет коридора осветил его лицо. Длинные золотистые волосы, ровно падавшие на плечи, тонкие губы, застывшие в едва различимой улыбке, пронзительные карие глаза, пытливо глядевшие в мои. Это была она. — Алекс? - неуверенно спросил я. — Да. - ответила она и сдвинула брови, - куда ты пропал? Я не видела тебя больше года, я так по тебе соскучилась. Ты не представляешь, как я скучала. С этими словами она раскинула объятья и быстро зашагала в мою сторону. Ошарашенный происходящим, я невольно сделал шаг назад. Ее это не остановило. Слегка ударившись головой об мою грудь, она обхватила руками мою шею и посмотрела на меня. Я глядел на нее в ответ. Собравшись с мыслями, стремительно влетевшими в мою голову, я произнес: — Ты же ушла. Ты же сказала, что не хочешь больше быть со мной. Ты… Я же звонил, я… ты не брала трубку, ты не отвечала, ты лишь передала, что без меня тебе никогда не было так хорошо - говорил я, охваченный исступлением. Ее лицо помрачнело. Во взгляде внятно читалась грусть и недоумение. Губы ее судорожно зашевелились и она сказала: — Чарли, я не знаю о чем ты говоришь. Я не знаю о чем ты говоришь! - закричала Алекс, - я писала тебе, каждый день с того момента, но ты даже не прочитал этого. Я звонила, узнавала от друзей, что с тобой, я ходила по улицам в надежде встретить тебя, но мне ни разу это не удалось. Чарли, я правда... Я прервал ее, приложив свой палец к ее губам. — Тише, тише. Я… - сделав паузу, я с небывалым неистовством продолжил, - я, наверное, все забыл. Я болен, очень болен, я все забыл! — Чарли, пойдем со мной, нам обоим будет хорошо, - промолвила она и выбежала из комнаты. Я побежал за ней. Свернув налево в коридоре, она взошла на лестничный пролет и торопливо пошла вверх по нему. Мне едва удавалось не терять ее из виду. Продолжая свое движение в том же темпе, она скоро вышла на последний этаж. Когда я достиг ее, она поднималась по лестнице, ведущей на крышу. — Зачем, Алекс? - спросил я. — Иди, я все покажу, только иди - сказала она, с ноткой ярого возбуждения в голосе. Мы вышли на крышу. Она подошла ко мне и по детски улыбнулась. От бега мы оба вспотели. Я вспомнил запах ее тела. — Что ты хотела показать, милая? Она зашагала назад, вскинув руки в небо и безумно закричала: — Полетели, Чарли, полетели вместе! Я, умиленный ее ребяческой мечтательностью, постепенно вспоминал свою безмерную любовь к ней и озаренный счастьем, пошел в ее сторону. — Куда мы полетим? - усмехнулся я. — К солнцу! Мы летим к солнцу! — Мы летим к солнцу! - повторил я. Она продолжала идти назад, заставляя меня все дальше следовать за ней. Внезапно, произошло неожиданное. Я вскрикнул: — Алекс, осторожно! Было поздно. В движении ударившись ногой о выступ у края крыши, Алекс споткнулась и упала назад. Не прошло и секунды, как ее тело исчезло из вида. Я оцепенело прилип к месту. Ноги отказывались двигаться и дрожащими руками я прикрыл лицо. Глаза судорожно двигались в глазницах, тело лихорадочно тряслось. Мне хотелось кричать, но я не смог выдавить ни единого звука. Сердце билось в неистовом темпе. Тело обомлело и больше не слушало мозг. Я не знаю, сколько простоял в таком положении. Может быть, 5 минут, а может целый час. Из этого состояния меня вывел голос. — Чарли. Я опустил руки. В воздухе, в двух метрах над крышей, парила Алекс. Ее мягкие волосы аккуратно покачивались на ветру. — Пойдем со мной, - тихо проронила она и сделала зовущий жест руками, - пойдем же, ну? — Алекс… ты летаешь, - промолвил я дрожащим голосом. — Чарли, мы же всегда с тобой летали, помнишь? Ты сам учил меня. Неужели ты забыл, как мы мечтали полететь к солнцу? Ну давай же, взлетай! — Помню… да, да, помню! Но как же мне взлететь сейчас? Улыбка мгновенно исчезла с ее лица. Она смерила меня презрительным, испепеляющим взором. Слегка сжав губы, она начала подниматься вверх в небо. Все дальше и дальше отдаляясь от меня, она не отводила взгляда от моих глаз. — Алекс, - крикнул я, - Алекс, постой, вернись! Она не слышала меня. Все так же вздымаясь над землей, она закрыла собою часть солнца. Прищурившись, я глядел на все менее различимый образ в небе. Неожиданно, меня ослепил мощный луч света. Я закрыл глаза. Когда открыл их, то увидел ее тело, все в том же положении, загораживающее солнце. Теперь миллионы солнечный лучей пронзали ее тело и обомлев от увиденного, я лишь смотрел на то, как ее тело растворяется в воздухе, сжигаемое жаром светила. Она не кричала. Ей не было больно. Я ждал, пока она не исчезнет полностью. Но этого не произошло. От ее тела остались лишь глаза, все так же надменно смотревшие на меня с высоты солнца. Казалось, что само солнце смотрит на меня ее глазами. У меня не получалось оторвать взгляда. Я перестал чувствовать почву под ногами. В судорожной тряске, мне явилось будто бы я летел. Ее глаза смотрели в мои, а мои в ее... — Чарли, ты живой? Чарли! - послышался голос. Я очнулся и нашел себя сидящим на кровати в своей комнате. Саша стоял, облокотившись об шкаф, в том же положении, в котором я его в последний раз и видел. Меня охватил приступ гнева. Сорвавшись, я набросился на него и сдавил его шею. В попытке защититься от моей нападки, он мощно ткнул меня в бок. Ослепленный резкой болью, я согнулся и отошел назад. Задыхаясь, я спросил: — Где она? — Кто она? - недоумевающе ответил Саша. — Алекс, она была здесь! Куда ты ее дел? Саша сделал непонимающий вид, фыркнул и вышел из комнаты. Я остался наедине с собой и сильной болью в боку. — Алекс, - прошептал я, - Алекс, ты здесь?