after midnight

      Эшли страстно желала придушить Клариона собственноручно. Не то чтобы раньше было по-другому, но именно сегодня и именно сейчас она была бы не прочь его прикончить на месте, попадись он ей на глаза.       — Эшли, дыши ровнее, — мерный и спокойный голос Затанны не давал утонуть в пучине беспросветной боли, которая то и дело утаскивала на дно. Когда накатила очередная волна, до кровавой пелены перед глазами и застрявшего в глотке вопля, голос волшебницы доносился до неё приглушённо, как через толщу воды, но обращалась на сей раз Зи не к ней: — Может, отправить её в больницу? Ты и сама видишь, она белая, как полотно.       — Ей нельзя показываться на людях, — Ксанду. «Зи что, всю Тёмную Лигу собрала ради этого?» — раздражённо подумала Константин, но запротестовать вслух не могла — только протяжно выть и стонать от боли, которая с каждой минутой становилась сильнее и беспощаднее. — Кларион запретил.       — А где, интересно, он сам? — Бостон. Судя по интонации, зол на Ведьмака, который в самый ответственный момент не находился в Доме Тайн.       — Я ему позвонила, скоро придёт, — сурово отрезала Затанна. На громкий вскрик Эшли, которая уже без зазрения совести орала до сорванных голосовых связок, она что-то успокаивающе зашептала, мягко массируя девушке поясницу. Эш практически не ощущала прикосновений Зи — всё внимание сконцентрировалось на невыносимой боли. Боли до стёртых зубов, до молча текущих по щекам слёз, до кровавой пелены перед глазами.       Сурт бы побрал этого Клариона. Мало того, что из-за него она сейчас будет проходить несколько часов-кругов Ада, так ещё этот мерзавец смеет в такую минуту ошиваться где ни попадя.       Отдать должное, через несколько минут Ведьмак появился из скрежещущего карминового портала — появился сразу вслед за взбудораженным не на шутку Тиклом. В каждом движении Блика за мили ощущалось стремительно нарастающее напряжение вкупе со сдерживаемыми из последних сил остатками самообладания и выдержки. Он резко остановился на месте, в ужасе вытаращившись на представшую ему картину: вся Тёмная Лига прожгла его укоризненными взглядами, на диване Затанна, что-то успокаивающе шепча Эшли, ласково массирует ей поясницу. На саму же девушку ему было слишком больно смотреть — Константин побелела, как мел, казалось, она не понимала ничего из того, что творится вокруг; хриплое сбивчивое дыхание, вырывающееся из груди, сильно резало слух Клариона; но сигнализировало о стремительно ухудшающейся ситуации то, как Эш инстинктивно хватается за живот, и то, как её, обычно беспристрастное лицо, искажает гримаса дикой боли.       Сейчас у него нет времени даже на секундную панику — Кларион берёт себя в руки и, шумно втянув воздух сквозь зубы, сел под боком у жены, аккуратно положив ладонь ей на спину, словно хотел дать знать о своём присутствии; тем не менее, Блик с абсолютным хладнокровием — вернее, пытался сделать так, чтобы в голосе не проскользнули истерические нотки — тихо поинтересовался у Затанны:       — Сколько это уже длится?       — Полчаса, может, чуть больше, — ответила волшебница, как Эшли издала особо жалобный, гортанный полустон-полувой. — Кларион, ей надо в больницу. Она не…       Взгляд Ведьмака моментально подёрнулся льдом, однако Затанна успела разглядеть до этого промелькнувшую тень страха:       — Нет, — он практически рявкнул, отчего Зи испуганно дёрнулась — она ещё никогда не видела Клариона в такой ярости с заметной примесью паники. — Сами справимся. Она сможет. Она вытерпит.       Внезапно до сего момента сжавшаяся в комок и тихо скулившая Эшли распрямилась и со скоростью кобры намертво вцепилась в чёрный атласный галстук Блика, из-за чего он судорожно стал хватать ртом воздух, не в силах вздохнуть, но даже не это было так страшно. Эшли рывком притянула его к себе так, что их лица находились на расстоянии чёртовых миллиметров; он прекрасно разглядел вздувшиеся и пульсирующие сине-изумрудные вены на просвечивающе-бледной шее, горящие яростью ярко-голубые глаза, крепко стиснутые в бешенстве зубы, в общем, на данный момент полубогиня была бы вполне не против испепелить его на месте.       — Сам бы, блядь, и терпел это, Блик, Сурт бы тебя побрал! Всё из-за тебя! Из-за тебя я сейчас прохожу через такие круги Ада, которым конца и края не видно. Это ты нахуй засадил в меня это и сейчас оно лезет из меня, ты, мерзавец! Негодяй! Гад! Уёбок! Мудак!..       Она бы и дальше продолжила крыть Клариона прекрасно освоенным с раннего детства английским четырёхэтажным матом, да и сам Ведьмак совершенно не сомневался в глубоких познаниях подруги смачных ругательств. Также резко её перекошенное яростью лицо сменила гримаса невыносимой муки и боли, и Эшли, протяжно и уж слишком отчаянно взвыв, — у Блика аж сердце замерло от этого вопля — обессиленно рухнула прямо в объятия Лорда Хаоса, отпустив галстук. Внутри у Клариона всё покрылось тонким слоем инея, когда он вблизи услышал хриплый полустон, отдалённо напоминавший скулёж раненого зверя; он ощущал, как магия стремительно покидает её, лишая всех сил на борьбу за собственную жизнь, как ослаблено Эш жалась к нему, уткнувшись лицом во впалую грудь.       — Боги, так больно… Клар, мне так плохо… так больно! — сквозь сдавленные рыдания он услышал сбивчивый, предназначавшийся исключительно ему шёпот — ощущение создавалось такое, будто Витчбоя резко окатили ледяной водой. Только что вечно бойкая и циничная подруга жаждала его смерти от удушья, а сейчас вовсю стонет, воет и льнёт к нему в поисках спасения или хотя бы утешения. По какой-то причине Кларион остро почувствовал вину.       Ведьмак крепче прижал постанывающую от боли подругу, зарывшись острым носом в короткий ворох смоляных волос, от которых остался исключительно аромат кофе — за время беременности от привычных примешивающихся к нему терпких ароматов дорогих сигарет и алкогольного перегара не осталось и следа. Все эти месяцы Эшли буквально таяла на глазах, как воск в свече, магические силы стремительно иссякали — Затанна объяснила это тем, что их ребёнок отбирает материнские силы, как бы накапливает собственный магический потенциал для появления на свет. Уже тогда Клариона одолевали нехорошие предчувствия, что он с большой долей вероятности в родах может потерять любимую женщину. Но менять что-либо было уже поздно — они готовы были пойти на риск, до конца не зная, что их ждёт. И если сама Эш частично смирилась с вероятностью собственной кончины, то Кларион всё это время был как на иголках — он не хотел привыкать к мысли, что может её потерять. Только не так. Только не сейчас…       — Тише, Эш, всё будет хорошо, — тихо мурлыкнул он на ухо подруге, хотя в душе сам был далеко не уверен в истинности собственных слов, — Ты справишься. Я буду рядом, я не оставлю тебя.       Он, не меняя позы, перевёл твёрдый взгляд на встревоженную Затанну и уверенно произнёс тоном, не требующим возражений:       — Я отнесу её в нашу спальню, а вы с Ксанду приготовьте всё необходимое.       Он ожидал, что Зи будет яростно спорить и настаивать на родах в больничных стенах, однако иллюзионистка лишь понимающе кивнула и, обернувшись к прорицательнице, давала указания, что конкретно принести. Кларион же, максимально осторожно взял подругу на руки — у Эшли даже сил не осталось приобнять его за шею, а ведь ей ещё предстоит родить! — и понёс вглубь Дома Тайн.       На Эшли было больно смотреть. На то, как она корчится в конвульсиях и без зазрения совести вопит, срываясь на рыдания и моля прекратить эти мучения (кстати, сколько уже прошло? час? два? полдня?). Чёрные волосы разметались по подушке, часть из них прилипла к вспотевшему побледневшему лицу роженицы. Мутный ошалевший взгляд изредка фокусировался на сидевшем у изголовья постели супруге, но по большей части создавалось впечатление, будто Эш вообще не понимает, что происходит, где она и почему ей так хреново.       Принимать роды вызвалась Затанна — она ни разу этого ещё не делала, но и стоять в стороне, когда Эшли настолько плоха, не могла. Как-никак, а волшебница привязалась к полубогине и в какой-то степени считала её своей дочерью. И не могла оставить в трудное для неё время — хотя бы из уважения памяти покойного Джона Константина, с которым Затара какое-то время состояла в отношениях.       — Эшли, дыши глубже, — спокойно, но жёстко потребовала Затанна, когда девушка после очередного вопля судорожно хватала воздух, как выброшенная на берег рыба. — И постарайся поменьше кричать — тебе нужны силы.       — У меня их нет, — бессвязно пробормотала, попытавшись сердито рыкнуть, Константин, однако очередная схватка скрутила морским узлом, из-за чего Эш изогнулась, как уж на сковородке, плохо сдерживая застрявший в глотке вой. Из крепко зажмуренных глаз текли слёзы по бледным щекам. — Мать-вашу-нахуй-ебучих-богов-Асгарда, как же больно!       Кларион шипел сквозь зубы, когда она со всей дури, в моменты схваток, впивалась в его руку, которую он любезно предоставил подруге в качестве подушки для битья — цеплялась, как утопающий за спасательный круг, не меньше (и откуда в её обессилевшем теле столько силы?!). На пике сил Эшли могла бы ему и кисть сломать, но определённо не сейчас. Ведьмак протирал влажной тряпкой в незанятой руке вспотевшее лицо девушки.       На предложение — больше прозвучавшее как мольба — ввести Эш хотя бы немного обезболивающего, как делают смертным девушкам в родильных домах, Затанна резко отказала — она прекрасно знала, что из-за происхождения полубогине никогда не помогали лекарства даже от банальной мигрени. Да и магией не попользуешься особо — есть вероятность 50/50 навредить и самой роженице, и плоду. И это всё невзирая на то, что Константин была совсем плоха — одной ногой точно в могиле, это Кларион видел отчётливо.       Когда день клонился к закату, а продвижения в деле не было ровным счётом никакого, Затанна откровенно запаниковала. Эшли уже не брыкалась и не вырывалась, а лишь обессиленно постанывала — боли от схваток не прекращали мучить, лишь усиливались, но у девушки силы уже были на исходе. Когда Ксанду принесла новые порции чистых полотенец, прорицательница как-то странно покосилась на поскуливающую роженицу — странно, сочувствующе и как-то загадочно.       — Ты знаешь будущее, — прошептала Затанна, когда гадалка хотела уже уходить, — Она… она выживет?       Ксанду лишь беспомощно-отрешённо покачала головой:       — Я не вижу её будущего — его окутывает плотный занавес тьмы.       Клариону хотелось выть от отчаяния — он злился на себя. Злился за то, что не настоял тогда, когда Эшли швырнула ему в лицо тестом, на прерывании беременности. На то, что из-за него она вообще оказалась в положении. А сейчас он запросто может её потерять, и она умрёт в муках и страданиях. Если она умрёт при таких обстоятельствах, тот факт, что Джон отпинает его по яйцам (и поделом будет!), казался не таким уж катастрофичным — он и сам себя не простит, если его возлюбленная погибнет у него на руках.       — Почему нет прогресса? — обхватив голову руками, гортанно рыкнул Кларион, силясь не сорваться на крик. — Что, чёрт подери, не так?! Ей больно!       «Она умирает!» — так и хотелось ему выкрикнуть то самое щемяще-ужасающее ощущение тревоги и безысходности. Но Затанна и так всё поняла.       Простыня, которую они подстелили Эшли под оголённые бёдра, уже давно пропиталась небрежными пятнами бордовой крови. Огромный округлый живот девушки так и не уменьшался, сколько она ни пыталась терпеть схватки или тужиться. Он не хотел мириться с навязчивой мыслью, что может потерять Эшли и/или их не рождённого ребёнка.       — Ребёнок слишком рано вошёл в родовые пути, — убитым тоном спустя мгновения затянувшегося молчания произнесла Затанна, отчего внутри у Клариона всё похолодело — ему не нужно было знать, чем это грозит; он и так понимал, что Эшли уже больше чем на полпути в царство своей матери. — Поэтому схватки особо болезненные и практически непрекращающиеся. Раскрытие есть, но его не хватает, чтобы она родила…       «Они погибнут. Обе», — с ужасающей отчётливостью и отчаянной неизбежностью осознал Блик. Крепко стиснув зубы и плотно зажмурившись, Ведьмак опустился к тихо стонущей подруге, прижавшись к её острому плечу лбом — только бы не разреветься, только бы не сорваться… гнев бессилия захлёстывал с головой. Магические силы Эшли таяли на глазах, уходя из неё быстрее, чем жизнь. И он ничего с этим не мог поделать…       — Чёрта с два, блядь, я позволю ей умереть!!!       Затанна вздрогнула, как от удара, — она прекрасно знала этот голос, но даже не надеялась услышать его снова. Из тени вышел светловолосый мужчина средних лет — с хмурым взглядом знакомо-голубых глаз; отдать должное, смерть нисколько не изменила его и явился он не в виде бесплотного призрака — обычный человек, всего лишь нарушивший границы жизни и смерти. Впрочем, когда для него эти границы были непреодолимы?       — Джон?! — у неё даже челюсть отпала, на что Константин решительно прошёл мимо неё, мимолётно в приветствии кивнув головой:       — Времени нет на сантименты, лап.       — Но как ты…       — Потом все вопросы! — рассерженно рявкнул экзорцист, и при этих словах его взгляд яростно полыхнул — с примесью паники; такой же взгляд она видела не так давно у Клариона. Он кивнул на практически бессознательную и тихо поскуливающую Эшли, сердито процедив: — Моя дочь умирает, а я этого допустить ну никак не могу. Так что давай потом поговорим, лады?       Не дожидаясь ответа, Джон присел по другую сторону от Эшли, к изголовью постели — он с ужасом отметил, насколько плоха была его девочка. Совершенно бледная после немалой потери крови и измождённая бесконечными приступами боли, на скользкой грани между сознательным и бессознательным, но, тем не менее, живая. Пока что.       — Эш, — Джон с силой потряс дочь за плечо — ноль реакции. — Эш! — ему показалось, что девушка задышала чаще, что можно было воспринимать за добрый знак. Экзорцист слегка похлопал её по впалой щеке, пытаясь привести в чувство, а сам, почти моля, прохрипел: — Ну же, девочка моя… я не для того ослушался Хель, чтобы ты умерла, не дождавшись своего распиздяя-батю.       Она еле заметно дёрнулась — то ли пощечины сработали, а может, сквозь накатывающий обморок услышала-таки голос, который уже сколько лет не слышала. И по которому, несомненно, истосковалась. Сипло выдохнув, Эшли чуть приоткрыла глаза — из-под ресниц затрепетал нездоровый, болезненно-смертельный блеск.       — Папа? Я… я уже умерла?       — Чёрта с два ты у меня умрёшь, милочка, — Джон криво ухмыльнулся, пытаясь сдержать восторг и затеплившуюся надежду. В ту же секунду его лицо посуровело и несколько помрачнело, а сам он ласково погладил дочь по ледяному бледному лбу, убирая прилипшие чёрные пряди: — Ты должна родить, поняла меня? И выжить, — лицо полубогини приобрело самый что ни на есть несчастный вид, на что экзорцист резко отрезал: — И слышать не хочу твоих «не могу»! Всё ты можешь.       Константин дрожащими губами поцеловал дочь в холодный лоб — по-мертвецки холодный, но он спешно отринул подобные мысли. Ну уж нет, он не потеряет её, да ещё и так. Эшли была его единственным ребёнком, и он по-своему дорожил ею, пусть и не так часто говорил это при жизни. Тем более, он страшно не хотел, чтобы она повторила судьбу его матери, Мэри-Энн. Не знал при жизни матери, умершей в родах и давшей ему жизнь. Но позволить родной дочери погибнуть при родах он не мог. Пойдёт на сделки со всеми адскими отрепьями, но её спасёт.       — Я рядом, солнце, — еле слышно прохрипел он так, чтобы услышать могла только она, беря её ослабевшую ладонь и крепко сжимая в своей: — Папа всегда тебя защитит, помнишь? Я обещал. И сдержу своё обещание.       Джон поднял испепеляющий-уничтожающий взгляд на «любимого» зятя, который находился по другую руку Эшли. Вид у Ведьмака был самый что ни на есть потрёпанный и помятый, однако вид тестя заставил и Блика надеть маску холодной вежливости.       — В иных обстоятельствах, Кларион, я бы давно уже закопал тебя во дворе Дома Тайн, сучий ты сын.       — Я тоже весьма рад тебя видеть, Джон, — нарочито вежливо произнёс он в ответ, чуть хмурясь и кривя без того тонкие губы в противной ухмылке: — Думал, ты давно уже сдох.       — Я ради тебя и пальцем бы не пошевелил, не переживай, — экзорцист презрительно хмыкнул, холодно сверкая синими глазами, — Я здесь ради дочери, которая умирает потому, что именно ты засадил в неё это, — чернильные глаза Ведьмака налились знакомым алым, на что Константин сердито прошипел, чуть подавшись вперёд: — Послушай меня, ублюдок хренов: ты мне нихуя не нравишься, это факт, но сейчас ты обязан помочь, если хочешь спасти ей жизнь.       Казалось, это на раз отрезвило Клариона — в его взгляде промелькнуло нечто, похожее на надежду, поэтому, не дожидаясь реакции, Джон уверенно продолжил:       — Ваша дочь забирает её силы — она такая же ведьма, как и ты. Она, как паразит, питается магическими силами матери, а сама Эш не получает их извне, — он увидел проблеск понимания во взгляде столь нелюбимого зятя, — Ты должен будешь давать силы вашей дочери, чтобы она появилась на свет — твоя и её магия схожи…       — …а ты дашь силы Эшли, чтобы она сумела родить.       Джон утвердительно кивнул, после чего обернулся к ошалевшей Затанне:       — Зи, ты примешь роды. Следи за ситуацией. И ещё, — Константин достал из внутреннего кармана излюбленного бежевого тренча небольшую бутылку виски, и данное зрелище вмиг привело шокированную волшебницу в чувство:       — Джон, ты протащил в эту комнату, именно в этот момент алкоголь?! — Затара уже взвилась и хотела было высказать пару ласковых, что она думает о бывшем, на что столкнулась с суровым взглядом экзорциста:       — Спирт, лап, прекрасное дезинфицирующее средство. И раз уже ты принимаешь роды у моей дочери…       — Можешь не продолжать, — женщина угрюмо взяла протянутую бутылку, продолжая что-то ворчать про себя, тем не менее, послушно смочила руки дешёвым виски — примешавшийся к металлическому запаху крови аромат перегара вызывал приступы тошноты.       За одну руку Эшли держал Кларион, сосредоточенно передавая собственную магию ещё не рождённой дочери; другую взял Джон, старательно сдерживая панику и пытаясь сохранить мизерные остатки самообладания. Эш уже более-менее пришла в себя: дыхание стало значительно прерывистее, она тихо поскуливала от боли, морщась и скрипя зубами. Экзорцист незанятой рукой ласково погладил дочь по лбу:       — Давай, Эш, соберись. Тебе это по силам, — она по-прежнему кривилась, силясь перетерпеть болевые ощущения, но уже, по крайней мере, медленно приоткрыла глаза и перестала сильно рыпаться, что можно было воспринимать как более-менее хороший знак. Внезапно очередная схватка сковала тело, из-за чего девушка снова напряглась, стискивая зубы и сдавленно воя — Джон крепче сжал руку дочери в своей, — Сосредоточься на моём голосе. Всё хорошо, лап, ты умница…       Отдать должное, план Джона сработал на «отлично» — равноценное распределение магических сил извне вполне себе оправдало. В перерывах между схватками Эшли старалась не терять связи с внешним миром, с попеременным успехом борясь с накатывающим обмороком вследствие болевого шока. При самих же схватках тщетно пыталась не срываться на крик, сосредотачиваясь на дыхании, как и советовал отец. Хотя руки Клариона и Джона точно будут в синяках оставшуюся неделю после того, как при очередной схватке Эш едва ли не выворачивала их кисти до хруста.       На потугах она уже без зазрения совести орала как резаная, тем не менее, послушно следовала указаниям Затанны, когда тужиться, а когда можно немного отдохнуть.       — Терпи, Эшли, — флегматично-размеренно произнесла Зи, когда девушка сдавленно выла, — Немного осталось. Хотя, когда плечи пойдут, будет гораздо больнее.       Единственный раз за всё это время полубогиня по-константиновски усмехнулась, — по крайней мере, попыталась это сделать — бросив на Затару колючий взгляд и сердито прошипев сквозь крепко стиснутые зубы:       — Будто до этого, блядь, жизнь мне малиной казалась, да?! — Затанна не успела ничего резонного ответить, так как роженица снова откинулась на постель, дрожа всем телом и жалобно поскуливая. В иной бы ситуации Зи, может быть, обиделась, но сейчас ей было искренне жаль Эшли — когда человеку дурно, он старается выместить злобу на окружающих, пусть порой и ненамеренно.       Всё закончилось далеко за полночь, когда Эш последний раз дёрнулась — и неподвижно замерла, тяжело дыша и прикрыв глаза. Все были шокированы произошедшим, не в силах поверить, что, наконец-то, всё завершилось. Кларион ошарашенно пялился на сморщенный синий комок на руках Затанны, которая ласково ворковала над новорождённым, но спустя несколько мгновений постепенного осознания отцовства, в чернильных глазах Ведьмака появилось столько нежности, от количества которой Джон опешил — ему непривычно было видеть безжалостного и некогда злого Лорда Хаоса таким умиротворённым и безмятежно спокойным.       К несчастью, он не сразу почувствовал неладное — Эш перестала дышать, недвижимо замерев на пропитавшейся кровью постели. Как бы он ни тряс дочь за плечи, как бы ни окликал, срываясь на хриплый крик, она никак не реагировала на окружающую действительность — паника отрезвляюще вдарила в бешено колотящееся уже где-то в горле сердце экзорциста.       — Зи, унеси ребёнка, — благо, повторять испуганной волшебнице дважды не прошлось, чего не скажешь о замершем в непритворном ужасе Витчбое. Свирепо зыркнув на зятя, Джон грозно прорычал: — Кларион, ты тоже съебался, — Блик уже хотел было запротестовать, на что Константин уже без притворной вежливости рявкнул: — Сейчас же!       Блик ещё несколько раз замялся на пороге, активно размышляя, ослушаться ли Константина или же уйти по-хорошему, но всё-таки выбрал разумное решение. Джон несколько с удивлением заметил, что Кларион всё-таки дорожит Эшли — и практически моментально отмёл эту мысль, которую омрачило воспоминание того, что она сейчас на тонкой грани жизни и смерти как раз из-за этого ублюдка.       — Только посмей умереть, Эш, — срываясь на панику, ворчал экзорцист, пытаясь остатками собственной магии привести дочь в чувство, но та по-прежнему не подавала никаких признаков жизни, из-за чего у Джона по спине пробежал неприятный холодок, а блондинистые волосы встали дыбом на затылке. — Эш! Слышишь меня?! Не смей! Ты не можешь! После всего, что ты вытерпела… ты не можешь их оставить. Я не позволю тебе умереть, чего бы мне это, блядь, ни стоило!       Но с каждым мгновением он осознавал, что все попытки были тщетны и не давали никакого результата. В конечном счёте, когда до него, наконец, дошло, что он потерял и дочь, — как когда-то мать — Константин, отчаянно взвыв на весь Дом Тайн, сокрушённо прижал недвижимое холодное тело, уже не скрывая ни истерики, ни слёз — смысл их теперь утаивать? Всё равно никто не поверит, что бездушный мудак Джон Константин ревел, как малолетняя девчонка.       Да и ему было откровенно плевать, если бы пошли пересуды на сей счёт. Когда из души с корнем выдрали очередной кусок, и не так взвоешь…