Прозит!

— Жопа, сэр, — доложился юный и здорово поддатый опустошитель, когда Стакар спросил, где новобранца черти носят. — Отравился он! — Как — отравился? — Ик... “Искристым особым”, сэр! — Врёшь, — спокойно сказал Стакар. Он бутылку этого трофейного “Особого” выхлебал и не заметил. Понты одни, а не вино. — Чем вы надрались? — Мы не дрались, капитан, сэр! Не надр... не надирались! — опустошитель стучал кулаком в грудь и трезвел на глазах. — Не успели! Мы ж с толком, по понятиям... Это точно. Чего-чего, а напиваться Йонду Удонте ещё не доводилось. Вот и выставили, значит, новому бро самолучшего бухла, чесслово, а бро пробовал и нахваливал, а как понтового искристого хватанул, блевал дальше, чем видел, да так, что думали — всё, кранты, на руках в лазарет снесли... — Мы, кэп, сами пересра... испугались, что шипучка палёная была. Только нас Док выгнал. А Йонду оставил. Стакара самого едва не замутило за компанию от этой прочувствованной истории. Едва. Очень она была похожа на попытку сачкануть от не самых героических опустошительских дел. Только вот Йонду не сачковал. Йонду пластом валялся на койке, и был он не синий — серый. Серая шкура нехорошо блестела, и понатыканы в неё были трубки и иглы, которыми пациент за жизнь свою, значит, ещё держался. Стакар разжал кулаки. После тяжёлого ранения можно такой видок иметь, никак не после дружеской попойки. Неправильно это. Несправедливо. На ощупь шкура была холодной и липкой. — Что ж ты, брат... Йонду разлепил налитые кровью глаза — зрелище не для слабых духом — и просипел: — Мой капитан... Х-р...рёбаные кри... — Заткнись, — Док легонько щёлкнул пациента по лбу, и Йонду отключился обратно. — Но он прав. Грёбаные кри. Помнишь эту их, ха-ха, печать чистоты? Такое забудешь... — Мы же его откачали! — Откачали, — и дыры в медотсеке залатали, да... — А побочка от этой дряни в ваших телах накапливается, — Док левой верхней рукой ткнул Стакара в его несовершенную белковую грудь. — С выпивкой реагирует — сам видишь как. Говнище редкое. Стакар разжал, разжал кулаки. — Жить-то он будет, парень крепкий... Но будет ему весело. — И что делать? — Не пить? — никто никогда не соглашался, но Док всё равно предлагал. На всякий случай. На пациента они оба посмотрели с сомнением. — Не, — сказал Стакар, — это не выход. — Не выход. Мало ли, где ещё эта пакость вылезет. Тогда давай так... — Док на пальцах объяснил как. Пальцев было много. — Парень он крепкий, тебе ещё спасибо скажет... — Тебе, тебе он всё скажет. Если согласится. Какое такое “если”, когда жить хочется, а капитанское слово — закон на корабле, Док не спросил: соображал он хорошо и быстро. — Ладно, стрелочник. Просыпайся и слушай сюда... Йонду согласился. И на капитана не оглядывался. Он теперь вообще редко оглядывался, и Стакар никак не мог решить, хорошо это или плохо, а главное — ему-то самому что за дело. А Йонду не заморачивался, жрал за троих, работал за пятерых, хищно и жадно глядел в космос — и выдирал, зубами из себя выгрызал имперские "подарочки". ...Зубами, да. Дока он всё-таки покусал. Нечаянно. Но в накладе никто не остался: Йонду сверкал новеньким клыком, а Док — от радости, что пациент выучил его родной язык и теперь есть, с кем поболтать. Йонду, кажется, мог поболтать на родном языке с половиной галактики — лишь бы не на кри. Только капитана больше слушал, внимательно так. А когда не совсем трезвый Стакар его всё-таки спросил — признался, что ему нравится акцент, густо посинел ушами и сбежал с очередной вечеринки на вахту. И что с ним таким делать прикажете... Когда Йонду Удонта напился во второй раз в жизни, Стакар сам его нашёл. По запаху. В каюте пахло опустошителями и бухлом таким забористым, что с порога можно было надышаться до состояния нестояния. Не выстоял ни один: за столом, на столе и под столом вповалку лежали герои последнего большого рейда. Судя по геройскому виду, здесь пили и плясали до упаду, и если б кто-нибудь или у кого-нибудь ещё стояло, то и оргию устроили бы. Стакар насчитал представителей четырёх разных полов — и шести кланов, два из которых на дух не переносили друг друга. А вот же дрыхнут в обнимку, и рожи довольные такие... Самая довольная рожа оказалась у Йонду, когда его вытащили из-под друзей-собутыльников. Куртку он где-то посеял, на голой груди сиял если не весь золотой запас квадранта, то по меньшей мере половина, а на помятой физиономии — лыба от уха до уха. У Стакара привычно и по-прежнему необъяснимо кольнуло где-то внутри, но тут Йонду приоткрыл подозрительно ясные глаза, потянулся, осклабился и отсалютовал своему капитану непристойным жестом: — За великую, мать её, Империю кри! ...И отпустило. Не навсегда, нет, Стакар чуял, что им всем с галактикой вместе ещё будет, но вот сейчас — отлегло. — В жопу Империю кри. Пойдём-ка, — сказал он, и Йонду легко поднялся на ноги, легко закинул руку ему на плечо и живым горячим весом на нём повис. — По-йдём поговорим. — Есть, босс, кап'н, — улыбался Йонду заразительно. Свободной рукой он где-то подцепил непочатую бутылку. — Перетрём-обсудим. За сбыт! — Какой сбыт? — Стакар понял, что слишком трезв для этого разговора. — Виноват, кап'н, за сбычу. Сбычу мечт! Короче... — Йонду широко замахнулся в славное пиратское будущее. Стакар присмотрелся. Бутылка была большая, красивая, и вино в ней играло, переливалось розовым и золотым... — “Искристое особое”? Ты серьёзно? — Ну... как бухло оно, конечно, фигня, — Йонду пожал плечом. — Но красивое. И для праздника самое то. Глаз он не отводил, руку не убирал и сбежать не пытался. Да и некуда было сбегать, понял Стакар, на своём-то корабле. И праздничное искристое на ура зашло.