Золотое касание

Кирей затаскивает висящее мертвым грузом тело Карии на лежанку. Смотрит сверху вниз, вслушивается в неровное, прерывистое дыхание. Он чувствует усталость в руках. — Пробуешь некрофилию, чтобы понять, как далеко способен зайти? — слышит он голос Гильгамеша, — Что бы сказал твой наставник, если бы узнал об этом? — говорит Гильгамеш, опускаясь на футон. — Налей мне вина, — приказывает он, и в тот же миг у него в руке появляется золотая чаша — а с нею и вино. Кирей не торопясь приближается к нему, берет бутыль с вином и наполняет чашу содержимым. — Можешь налить и себе, — роняет Гильгамеш, потягивая вино; на столе материализуется вторая чаша. — Я всегда наслаждался обществом жрецов и книжников. Я находил, что они более всего меня развлекают. — И никакого внимания к художникам? — Художникам? Что может знать художник об отчаянных попытках преодолеть ограниченность смертной души? Разве осознают они, насколько неуместно их самомнение, когда вкладывают целые состояния в экзотические краски, дабы разубрать статуи, вышедшие из-под их рук, цветастым нарядом? Разве страдают они от наложенных на себя же запретов, устраивая крикливые представления с пением и танцами? Всё это скучные глупости, достойные внимания лишь козопасов да проституток, — произносит Гильгамеш, в то время как Кирей делает гримасу, опустошая чашу. — Глядя, как ты пьешь столь изысканное вино, некто мог бы подумать, будто это был уксус, — смеется Гильгамеш. — Прошу меня извинить. Должно быть, это все мои наклонности козопаса, — резко отвечает Кирей. — Определенно. — Гильгамеш поднимает тост в его сторону. — Тебе следует еще поучиться получать удовольствие, — добавляет он, когда Кирей разливает еще вина. Они оба застывают, когда внезапный вскрик Карии взрезает воздух. Кирей подходит к нему и вглядывается в искаженное страданиями лицо. — Аои, пожалуйста... — стонет Кария, беспокойно вздрагивая всем телом, как если бы охваченный каким-то кошмаром. Кирей медлит, затем садится и кладет ладонь на голову Карии, отбрасывая волосы у него со лба. — Ты определенно знаешь толк в нелепостях, — звучит голос у него из-за спины. — Он должен быть одних со мной лет, — произносит Кирей с ноткой неверия в голосе, глядя на преждевременные морщины на лице Карии и его седину. — Жалкое зрелище, — объявляет Гильгамеш. — Должны ли мы положить ему конец? — Бронзовый кинжал возникает из воздуха у него в руке, и он прижимает его к горлу Карии — но Кирей останавливает его, с силой ухватив за запястье. Гильгамеш поднимает брови и впивается в Кирея взглядом. В лицо Кирею бросается краска — совсем слегка, в противоположность холоду у него в глазах, странно поблескивающих и полностью отрешенных, настолько темных, как если бы они поглотили весь свет в и без того слабо освещенной комнате. — Что-то задумал? — спрашивает Гильгамеш, улыбаясь — узнавая это своеобразное выражение на лице Кирея, — когда тот отпускает его руку. — Возможно, — Кирей сглатывает и отводит взгляд от лица Карии, а затем снова коротко взглядывает на Гильгамеша с призрачной улыбкой. — Расскажи мне, — говорит Гильгамеш, обхватывая пальцами подбородок Кирея, одним шагом преодолевая расстояние между ними, шепча на ухо. — Расскажи мне об этом всё.