«Черной звездой во лбу дыра И затяжная война внутри… Мало ли кто подарил мне страх? Мало ли кто мне что подарил?!» © Немного Нервно — Ключи от города
21 января 1982 года Холод… Единственным, что замечал Сириус, был холод. Земля расползалась под ногами, стены сжимались, воздух стал спертым и с каждым вздохом всё больше высасывал жизнь. Свет. Где-то там был свет. И ему нужно его отыскать, во что бы то ни стало. Сириус из последних сил схватился за ускользающий пол и обратился Бродягой. Идея с обыском дома Лорда с самого начала казалась бредовой и обреченной на провал, но когда это останавливало Блэка? Регулус пробовал вразумить брата, пытался поговорить с родителями, хотел даже подключить к делу Северуса, но Сириус поднял его на смех, заявив, что: «Помощь Нюниуса мне не нужна», и был таков. И вот теперь с каждой прошедшей минутой Сириус понимал, что сам себе вырыл ловушку без возврата. Малсибер и Роквуд обретались в этой ветхой лачуге и охраняли непонятно что непонятно от чего, однако Лорд не привык к лишним вопросам, ответами на которые, как правило, бывало метко пущенное им «Круцио», потому они не спрашивали. Роквуд пил пиво, Малсибер листал журнал с обнаженными девицами, день клонился к закату, и все здесь было скучным, пыльным и бессмысленным. Даже такие толстолобые, как они, и то понимали, что Дни Пожирателей подходят к концу. Проклятые Блэки возглавили первую линию фронта, с каждым днем всё больше подвигая к краю пропасти и Лорда, и его приспешников. Однако сам Волдеморт напоминал сейчас выброшенную на берег акулу, готовую из последних сил вцепиться в горло врагу и перегрызть его. И вот, когда оба Пожирателя хотели запить свою скуку пинтой пива и завалиться спать, дверь слетела с петель, и в дом ворвался Сириус, размахивая палочкой, как карающим мечом. Ангел Смерти. Очень вспыльчивый и бестолковый ангел смерти. Первое время Сириус просто гонял Малсибера и Роквуда кругами, отрабатывая забытые с юности проклятья, потом прижал к стене, пугая более серьезными вещами, чем лезшие из ушей слизняки, и потребовал выдать ему Кольцо Марволо Мракса. Впоследствии Сириус будет задаваться вопросом, а как же всё случилось так внезапно, но в итоге как обычно обвинит свою неспособность думать наперед. Если дар предвидения его отца и передался кому-то, то это точно был не он. Первым, что почувствовал Сириус, был холод и какая-то гнетущая пустота, какую, верно, ощущает летящий в пропасть человек. Казалось, что сама смерть схватила его за шиворот и ударила в спину прицельным «Круцио». — Так-так, кто это к нам пожаловал? Неужто сам Глава Блэков, испортивший мне все планы? А, вижу, ты еще не глава, какая жалость… Вальбурга будет плакать, — проскрипел Лорд, примериваясь к растянувшемуся перед ним Блэку. За Волдемортом по пятам следовала его змея. Обрывками сознания Сириус отметил, что еще один хоркрукс приполз к нему в руки. И наступила боль. Всё, что он ощущал до этого, казалось жалкой насмешкой над реальностью. Были у него и поломанные после Квиддича ноги, и вывихнутые из суставов пальцы, и сотрясения после падений с лестницы, когда сам Дом на Гримо подставлял подножки несносному Наследнику, но Непростительное называлось так не из-за прихоти называвшего. Казалось, что нервные окончания оголились, и по ним бьют электрические искры, глаза застилала кровавая пелена. — Жжется, это всё, на что ты способен? — прокашлял Сириус. — А так? — засмеялся Волдеморт, и новая красная вспышка прошла по располосованной груди. Кровь потекла с новой силой. Упрямство Блэка ни раз и не два спасало ему жизнь, выйдет и на этот раз. Он не подарит Лорду удовольствия лицезреть свое отчаяние, и уж точно не присягнет на верность. Мир перед застланными пеленой глазами несколько раз становился черно-белым, очевидно, боль была настолько сильной, что Сириус непроизвольно превращался в собаку, но новые вспышки Круциатуса выбивали его обратно. В один из таких раз его глаза уловили некое движение, из-за угла мелькнула хорошо знакомая серебристая гончая Регулуса: «Помоги», — одними губами прошептал Сириус, и вновь выгнулся навстречу проклятью. Скоро, совсем скоро Лорду надоест эта упрямая и молчаливая игра, и он уйдет, тогда-то Бродяга и выйдет на арену. Волдеморт убивал много и без разбору, но пытки Блэка доставляли ему какое-то особое удовольствие. Эти чистокровные слизни. Всё из-за них. Только из-за них. Он еще попляшет на их могилах. Да когда ж ты заорешь, щенок? А потом пришли Дементоры, служившие насквозь прогнившему Лорду цепными собаками, и наступил холод. Его Темное Величество возжелало отдохнуть от пыток, и Сириус принял бетонный пол почти с радостью. Он сумеет отогнать Дементоров и разорвет Малсибера с Роквудом, взбешенный Грим еще и не на такое способен, осталось только прогнать эту темень и встать на четыре лапы…***
Грима не просто так считали вестником смерти. Это для близких и друзей черный пес был виляющей хвостом собачкой, недругов ждала совсем другая картинка. Бродяга, пошатываясь, встал на лапы и отряхнулся — оборот на время сдержит кровотечение, а там будет видно, и обнажив клыки, бросился на Малсибера. Железная хватка и горящие адовым пламенем глаза наводили ужас даже на Пожирателей, казалось, что это кого-то другого весь прошедший час пытали в ветхой лачуге. Сейчас на арену вышла сама Смерть. Захрустели кости, сминаемые под мощными собачьими лапами, чавкнуло, вырываясь, горло, Малсибер выпучил глаза и затих. Роквуд отполз к стене, бестолково сжимая в руках ненужную палочку, пес наступал. Когда через пять минут Бродяга отряхнул лапы и поднял окровавленную морду, в комнате летали только Дементоры — слишком глухие, чтобы что-то понять. Пес сорвал с шеи Роквуда тот самый перстень, который едва не стоил ему жизни, и уже собирался бежать в приоткрытую дверь. Дверь сама собой слетела с петель, и в дом ворвались взбешенные Блэки и Ремус. Послышались заклинания, вызывающие Патронусов, и через миг в доме стало легче дышать. Серебристая волчица зарычала и прыгнула на ближайшего Дементора, двинувшегося к Сириусу. Глаза Ремуса сверкнули янтарным огнем — луна уже почти взошла, а волчье противоядие он, конечно же, так и не принял. Змея, шипя и извиваясь, двинулась ему навстречу. Авада прозвучала как гром среди ясного неба, и зеленая вспышка разорвала темноту. — Нет! — крикнула Вальбурга и бросилась наперерез заклинанию. — Familius Magicus! — одновременно с Вальбургой выкрикнул Орион. Черный пес, вылетевший из Родового перстня, встал на задние лапы, закрывая скрючившегося на полу Бродягу, и, словно играючи, поймал пастью зеленый луч, после чего прыгнул на Лорда. Хитрое заклинание, пущенное Вальбургой, расщепило его палочку надвое, заставляя поверить в ярость матери. Через минуту дом превратился в хаос.***
Сириус метался в горячечном бреду, то приходя в себя, то вновь погружаясь в спасительную темень. Обрывки сознания улавливали обеспокоенные голоса Вальбурги и Лили, на лоб ложилась прохладная повязка и саднившие раны тоже чем-то обрабатывали. Лили едва сдерживала рыдания, Вальбурга что-то сдавленно бормотала, после чего наступала тишина. Сириус видел свет. Опускал глаза и натыкался на стену сплошного тумана, ничего не различить: ни запахов, ни вкусов, ни ощущений. Его руки проходили сквозь все, к чему бы он не предпринял попытки прикоснуться, все усилия что-то разглядеть заранее обречены на провал. Он понимал, что смотрит откуда-то сверху, но не мог сообразить, что делать дальше. Был только голос, который упорно продолжал звать, назойливой мухой жужжал в сознании, повторяя одно лишь слово: «Домой». Это куда, интересно? Куда-то, где тепло и спокойно, куда-то, где рождаются сны, и откуда нет возврата. Сириусу казалось, что он находится внутри водяного матраса, в котором тонут все звуки. Вокруг только вакуум, какая-то странная серость и ощущение огромной пустоты. Голос продолжает звать, но он отворачивается, каким-то образом понимая, что сам должен согласиться последовать за ним. Как он может, если даже не поймает, кто его зовет: мужчина или женщина? Бесполое и бесплотное существо. Ему нечего было делать там, где его, как говорит голос, ждут родные. Родные ждали его дома! Вот так. В бесполезной попытке сесть на кровать Сириус впадал в отчаяние. Он чувствовал боль. Электрические импульсы пронзали, как иголки, что-то горячее вонзалось в кожу, парализуя, отрезвляя. Боль! Почему-то вспомнилась старая киношная истина: «Если чувствуешь боль, значит, ты еще жив», а жив ли? Сириус сделал попытку получше рассмотреть то, что происходит в этом полусне, но его прервали новые волны боли. Он схватился руками за голову, стремясь как можно скорее прогнать очередную ослепляющую вспышку, но ничего не удалось. — Бродяга… Эй, Бродяга, иди сюда, — послышался голос, и Сириус бросился на его зов. Джеймс Поттер был таким, как Сириус его запомнил: взъерошенные волосы, разорванные джинсы, рубашка в клетку — подражание американцам — и озорные глаза, в которых навеки появилась неясная грусть. — Сохатый! — выкрикнул Сириус, подлетая к Джеймсу, силясь обнять, но рука прошла сквозь бесплотную субстанцию, Джеймс нахмурился. — Нет, Бродяга, сюда тебе еще рано. Береги мою жену и сына, как берег всегда, и встретимся через полвека. Иди! — Сохатый, подожди, Сохатый! Прости меня, слышишь? Сохатый!!! — Бояга! Та-та! По ушам ударил детский смех, и Сириус проснулся.