Поминальные свечи

К Фуналису в денеримском эльфинаже готовятся с большей увлеченностью, чем к Первому дню, Венцу зимы и Летнедню вместе взятым. Что могут такого особенного предложить эльфинажные крысы и подёнщики уважаемым горожанам в эти замечательные праздники? Разве что убраться с глаз долой и не напоминать о своём существовании. Зато Фуналис… К нему в эльфинаже заготавливали десятки коробов чёрных поминальных свечей. Из самого дрянного воска, который вываривали здесь же, в эльфинаже, из самой дешёвой прошлогодней мервы. В отпрессованное варево добавляли сажу, фитили красили чернильными орешками. А чтобы достопочтенные горожане не испачкали перчаток, низ каждой свечки заворачивали в чернёную бумагу. Свечи получались тонкими и быстро сгорали, но это не важно — их покупали, чтобы пройти от костра к костру, горящих по “Пути паломников”. Молодые эльфийки и эльфы, самые симпатичные — которым добрые господа охотнее заплатят пять медяков за свечку, уже умытые, причесанные и наряженные в самую красивую одежду, забирали корзинки с заранее переложенными бумагой свечками и выходили на охоту. Они ходили стайками — так спокойнее и безопаснее. Каллиан шла с Шианни, Нолой, Сорисом и Тавеном. Девушки подходили к мужчинам, юноши — к дамам, заискивающе улыбались, желали крепкого здоровья близким и предлагали купить свечу. Когда меди в корзинке становилось много, то сбившись в кучку — на всякий случай, бежали к дожидавшимся их в проулке взрослым и меняли опустевшие корзинки на полные. — Бегом! — поторопил их Тавен, кивая на новую группу людей, выходящую из-за угла. — Смотрите, там богатенькие идут! Просите с них сразу по четвертаку! Он умчался к группе одетых в тёмный бархат дам и пожилых мужчин, степенно вышагивающих по мостовой. Они держали в руках чёрные огарки, догоревшие почти до бумажной розетки. Поодаль от них шли телохранители, настороженно оглядывая каждого приближающегося. — Дурак он, — вздохнул Сорис. — Никто же за столько не возьмёт. Все же договорились, что за пять медяков продавать. Кабы по шее за такое не надавали. — Не надают, если наглеть не будет, — пожала плечами Шианни. — Пошли к тем. Она показала на трех молодых людей, в дорогих и ярких камзолах. Нола нахмурилась. — Мне они не нравятся. Орлесианцы, что ли? Вон как вырядились, что твои фазаны. — Да брось, они даже без охраны. Нам надо продать свечи, а у них явно есть деньги. Пошли! Сорис подал пример, быстрым шагом подошёл к одному из разряженных хлыщей, высокому блондину с изящно подстриженной бородкой, и с заискивающим видом заговорил с ним, протягивая свечу. Тот скривил губы и ответил что-то такое, от чего Сориса как ветром сдуло. — Вот дает, — покачала головой Нола. — Обозвал Тавена дураком, а сам полез к молодым господам. О чем он думал? Его задача дамочек вылавливать. Ясно дело, что его прогнали. — Гляньте, а Тавен-то молодец… — завистливо протянула Шианни. Каллиан взглянула в его сторону и обнаружила, что он всучил свечи всем богатым старикам и старухам, и низко раскланивался, прижимая к животу корзинку. — Так, я пошла. Мне они не откажут, — заявила Шианни. — Девчонки, за мной. Ноги у Каллиан словно налились свинцом, но она не хотела отставать от подруг. Ей не нравились эти молодые забияки, пусть они были и без охраны, но на их поясах висели мечи и кинжалы. Не нужны им были свечи, не ради “Пути паломников” они пришли, это Каллиан ясно понимала. Но корзинка была полна, а каждая непроданная свеча — это мера зерна, или пара поленьев, которых им не хватит зимой. — Добрые господа, купите поминальные свечи! — зажурчал медом и патокой голос Нолы. — Всего пять медяков! Мы будем молиться за вас! — Пошла прочь, жаба остроухая, — бросил брюнет в пурпурном камзоле, с силой отталкивая её с дороги. Нола упала, выронив корзину, и свечки веером раскатились по мостовой, собирая на себя пыль и сор. Пурпурный, зло ощерившись, пнул корзинку и раздавил каблуком валявшиеся рядом свечи. Шианни подлетела к всхлипывающей от боли Ноле, как квочка, растопырив руки. — Что ж вы себе позволяете? — крикнула она. — Убирайтесь! Уроды! — Что ты сказала, дрянь? — моментально взвился пурпурный, делая шаг к ней и замахиваясь. Вот чего они искали, подумала Каллиан. Не молитв и поминаний. Приключений. Она оглянулась по сторонам, думая — успеет ли кто прийти на помощь, если она сейчас начнёт кричать? — Постой, Браден, — неожиданно проронил блондин с бородкой. — Это лишнее. Разве стоит быть таким грубым со столь милыми дамами? Он говорил вроде бы правильные, приличные слова, но было что-то неприятное в том, как он растягивал слова и делал между ними почти незаметные паузы. Каллиан опасливо приблизилась и блондин перевёл на неё тяжёлый взгляд. — Милорды, — встрял второй блондин, с усами, как у крысы-переростка. — Может, нам следует заплатить сим дамам? За, так сказать, причиненный ущерб? Он тоже говорил странно, делая паузы и посмеиваясь, отметила Каллиан. Словно те слова, которые слышала она, для его спутников должны были иметь какой-то другой, скрытый смысл. Она не понимала какой, но догадывалась, что он ей не понравится. Блондин с бородкой перевёл взгляд на Шианни, мельком посмотрел на Нолу, снова — оценивающе — на Шианни. И Каллиан вдруг подумала, что платье младшей сестренке уже мало, и что вырез следовало бы прикрыть косынкой, чтобы грудь не так бросалась в глаза. Блондин облизал губы и пристально посмотрел на вцепившуюся в свою корзинку Каллиан, на Сориса, готовящегося бежать в переулок за подмогой. Оглянулся в сторону площади, на Тавена и идущих к часовне людей. Затем посмотрел в глаза усатого блондина. — Обязательно, Джонали. Обязательно. Но не сейчас. Он сунул пальцы в кошель, вытащил несколько монет и бросил на мостовую. Затем повернулся и пошёл на площадь, не оглядываясь. Его спутники последовали за ним, словно ничего не произошло. К Ноле подбежали Сорис и Тавен, бледные от волнения, помогли встать. Шианни повела Нолу к каменной лавочке, а Тавен наклонился собрать раскатившиеся монеты. — Девчонки! Он бросил нам серебро! — радостно воскликнул он. — Тут дохрена серебра. Сорис, да оставь ты эти свечи, кому они грязные нужны? Смотри, Каллиан! Шианни! Нола! Серебро! Девчонки! Это обалдеть, как хорошо! Каллиан проглотила тугой комок в горле, глядя, как Тавен чуть ли не пляшет от радости, как сквозь слезы улыбается Нола и удивляются Сорис и Шианни. Конечно, здорово, что благородный господин заплатил за дурной поступок своего друга. Но почему же ей так до одури страшно?