Раздели моё вино

Share my wine, share my soul burnt in the Sun. This is all just for Rome. Triarii ― Roses for Rome

Свет, назойливый свет. Отосланы, сморены жарою слуги, оставившие его одного для сна. Но зря. Родриго не открывает глаз, жмурится почти до слёз. Свет бьёт под веки, разгоняет всю спокойную, окружившую комнату темноту. Родриго жалеет, что не в самом деле дремлет. Золото чаш для вина, золото на вышитой подушке для ног, кресте, его блики от самых ярко горящих свеч ― что это по сравнению с этим цветом и светом? Золото волос Джулии или дочери, все злата мира ― разве возможно их отдать, дабы заполучить? Разве он не старался, не сбивал, точно лев, всех со своего пути? Разве не стремился получить реки золота, настоявшиеся на чужой крови? Нет, ему нужно нечто иное, нежели просто золото во благо Ватикана. Свет, что полился из посоха, прекраснейший, всё окупающий и всем окупаемый ― вот он, тот свет. Регалия являет не чудо ― регалия являет власть. В его руках будет скипетр ― будет и Яблоко. Свет озарит этот мир, свет принесёт бòльшую славу Борджиа, примирит его с жаждой одолеть всех и всё. Только бы Яблоко, только бы светом его быть окроплённым да властью и мощью благословлённым ― это твердит себе Родриго. Свет под веки, словно пытка ― но в темноте и тишине лишь крики птиц за окном. Его Высокопреосвященство отдыхает ― так скажут пришедшим к покоям. Мимолётны иные думы, тщетны, суетны, когда Яблоко ещё не при нём. Болью в висках да светом, точно плавленым золотом, заливаемым под веки, оборачиваются все мысли о попытках Яблоко получить. Свет Яблока Родриго признал бы первее света Солнца ― если нужно, он в этом поклянётся. Оно должно быть у него. Должно лежать вот в этой отставившей кубок руке. Не помогает молитва, как ни повторяй «не введи во искушение». Глупо перебирать чётки ― каждый отстук бусины в руке лишь отсчитывает сотое, тысячное, неотступное «Яблоко для меня». Кто поможет достать? Кем стоит пренебречь? Кто должны быть устранены, а чьи судьбы ― разыграны наилучшими из ходов? Делить их, словно на фигуры с шахматной доски, стравливать и объединять для себя. Всё должно быть просчитано. Пускай все думают, что выигрышем будет лишь папский сан ― он лишь как король в шахматах. Ходом игры владеет лишь он. Перед ним же ― лишь множество фигур. Кто-нибудь может и дойти до конца, если будут благоразумны, чтобы быть на его стороне. В свое время их грядущее будет буквально лежать в его руке. Остальные же на пути не значат ничего. Ничего. Совсем ничего. ― Nihil, ― неслышно для себя повторяет Родриго. Несведущим и излишне несдержанным на вопросы всегда будет ответ: это всё во имя Божье. Во имя Божьө, я готов на всё ради Рима. Рим внимет ему вернее, чем когда он скажет это послам после проповеди. Это всё ради Рима, твердит Родриго. Делите всё ему дорогое, забирайте, если так нужно. Потому что Рим ― это там где должно остаться Яблоко. Достаньте ему Рим, дайте ему властвовать над этим светом, а он вернёт Риму не только былое величие и власть. Рим и Яблоко, Яблоко и Рим ― это важнее, чем скипетр или чья бы то ни было корона. Рим ― это то место, где Родриго сумеет Яблоко удержать. Рим — это то место, власть над которым принесёт ему Яблоко.