Любопытство

╰──────────╮✵ °• . · °. ◈╮.✦╯•╰─◈.· Она умильно смотрела на него, как кошка, которая делает вид, будто любуется птичкой. Эрих М. Ремарк. «Триумфальная арка».

      

Любопытство сгубило кошку…

      Дазай не придаёт никакой эмоциональной окраски этой фразе — как будто не придаёт собственным словам вообще никакого значения. И он же вкладывает столько свойственного ему смысла, что Хигучи совершенно уверена в том, что выкинуть сказанное из головы точно не получиться даже если она очень постарается. Это глупо.       Ичиë опускает голову, некрасиво сутулясь, так, что волосы закрывают лицо и падают на глаза. Фарфор простой белой чашки всё ещё приятно теплой, хоть напитка там, считай, не осталось. Длинные пальцы с едва заметным маникюром хватаются за неё чуть сильнее, чем следовало, будто бы это не чашка вовсе, а соломинка — последний шанс удержаться от падения.       Но она всё равно падает — проваливается в собственные мысли, где нет ничего конкретного, кроме абстрактной кошки, которая влезла туда, куда её лезть не просили. И теперь гибнет.       Девушка вздрагивает от едва ощутимого прикосновения чужих пальцев, которые силятся убрать светлые волосы с её лица и голоса, в котором звучит такая уже знакомая, но ещё ни черта не понятная интонация:       — Гадаете на кофейной гуще, радость моя?       Всего секунду Хигучи косит на Осаму взгляд с большой настороженностью, чем должна. Потом полностью поворачивает голову в его сторону и дважды смаргивает. Вот теперь в её глазах он — снова странный парень со странными вопросами.       — Это глупо. — Это был ответ или мысли вслух?       — И всё же?       Хигучи думает, что на риторический вопрос ответ не нужен. Думает о том, что Дазай, конечно, задал вопрос который не требует ответа — ему ничего не нужно говорить — Дазай знает, что Ичиë склоняется к тому, что подобный расклад вещей определённо не в её пользу. Впрочем, как всегда.       Ещё думает: «К черту всё, он детектив, нет?» Да.       — Вы мне скажите.       Дазай, пожав плечами, молчит. Он смотрит на неё так, словно знает о Хигучи то, что она сама о себе никогда не узнает и молчит — от этого ей ещё хуже. От этого мерзкого чувства, что невозможно правильно истолковать, от взгляда, который сверлит её рёбра, от всего этого её почти выворачивает. А может, это потому, что этот кофе был её сегодняшний завтрак-обед-ужин. Не ясно.       Молчание между ними тяжелеет, заставляя почти виновато опустить плечи. Опустить взгляд, спрятаться за челкой и остальными растрепанными волосами, которые похожи на солому. Зажмуриться. Сжать губы. Без причин.       — Мне не нравится, когда вы от меня прячетесь.       Скрипнул стул. Ичиë сообразить толком ничего не успела, а её волосы рассыпались на плечи — его пальцы в несколько движений избавились от шпилек в её растрепанной причёске. Одну прядь молодой человек заправил за ухо, а следующим движением поднял её лицо на уровень своих глаз.       — Так лучше.       «Он о чём вообще? О том, что я теперь смотрю на него? О причёске? О чём я думаю, чёрт возьми?»       Сегодня вечером у неё в голове вопросов больше, чем Хигучи планировала. А она планировала вообще не думать и просто кофе выпить, забив на всё, включая даже работу. Хигучи планировала, что Осаму сегодня не придёт. Но обстоятельства не складываются в пользу Хигучи Ичиë.       В её красивой голове возникает мысль о том, что если волосы распущены, то глаза спрятать будет ещё легче, но эта идея умирает в зародыше. Она зажимает между пальцами кончик светлых волос и думает о том, что надо будет найти время укоротить её причёску. Хотя бы потому что чёлка уже лезет в глаза и приходиться убирать её набок. Как сейчас. Хигучи кривит губы, вздыхает и ловким движением завязывает волосы в хвост с помощью резинки, которая болталась на её запястье. Выходит не очень красиво. Дазай морщится. — Радость моя, у вас снова остался след на запястье — говорит он об красной полосе, что осталась от резинки. И девушка думает: «А сколько следов на ваших запястьях?». Это из любопытства.

«Любопытство сгубило кошку». Чёрт возьми. Хигучи никогда не спросит вслух — она знает об этом.

      Он берёт её ладонь в свои руки, сжимая пальцы так, чтобы не вырвалась. (Не то, чтобы мафиози активно пыталась). Его пальцы аккуратно пробираются под пиджак и блузку, едва касаясь запястья. Ичиë мысленно подмечает, что руки у него холодные. Хочется заказать ещё кофе.       Блондинке кажется, что сейчас она похожа на тех многочисленных официанток, с которыми Дазай ведёт себя подобным образом. Ей хочется его ударить. Ей хочется поставить памятник женщинам, которые терпят Осаму с его ужасным характером каждый день, а не как она — только по пятницам.       Мафиози сдаëтся и берёт для своего собеседника риспретто. И себе ещё чашечку мокко. Брюнет совершенно не возражает и все комментарии по поводу её очередного «прилива нежности» тонут в чашке вкусного кофе. Хигучи топит всё, что вертится на языке в большом глотке.       Его взгляд ввинчивается ей в висок так, что девушка почти ощущает дуло пистолета у своей головы. Однако, Ичиë ведёт себя спокойно — не он один знает, как это. Она тоже из Портовой Мафии, ей знаком холод метала, упирающегося в голову. Свою или чужую — это не важно — она всё знает.       Хигучи косит на Осаму холодный взгляд, стоит ей заметить, что он что-то крутит в руках. Его пустая чашка стоит на столике рядом с несколькими крупными купюрами, а её слишком слышно в этой тишине опускается на блюдце. Этот талантливый придурок успел стащить с запястья её часы!       Девушка со скрипом встаёт со стула и тянет руку, чтобы забрать обратно часы. Молодой человек быстро прижимает руку с ними ближе к себе, поднимает взгляд и говорит ей прямо в глаза:       — Уже девять и три четверти, — выдыхает брюнет. — Нам пора.       Она замирает, опускает руки, устало вздыхает. «Уже?». Стоит неподвижно, пока её обходят, чтобы забрать женское пальто со спинки стула. Опускает голову. Пальцы снова лёгким движением убирают волосы за ушко и детектив касается губами её виска. Девушка устало вздыхает с какой-то безнадежностью. Он, хихикнув, говорит:       — Спасибо, что дождались, радость моя.              Хигучи Ичиë, если совсем на чистоту, не испытывает к Дазаю Осаму никакого интереса. Не понимает, что в нём особенного находит её Акутагава-семпай и здесь важно сказать, что она Рюноске в принципе не понимает, что печально.        Важность первого впечатления отрицать бессмысленно, а этот человек при их первом знакомстве показался Ичиë очень странным и только. (Учитывая, что у всех одарённых что-то не так с головой, к чему она привыкла и потому не приняла в расчёт; даже если она недооценила противника, что стало фатальной ошибкой при выполнении задания). Детектив широко, глупо улыбался, сжимал её руку и нёс какую-то чушь в которую она не вслушивалась, а в его глазах — Хигучи была готова поклясться — мерцали звёзды, как в мультиках. Вот первое впечатление. Так глупо.              — Это добром не кончится.       Тачихара поставил с ней рядом на стол кофе в стаканчике из кофейни за углом. «Наверное, ты прав» — она не скажет этого в слух.       — Спасибо.       Хигучи оторвалась от бумаг, схватила бодрящий напиток, постаралась выдавить хоть сколько-нибудь благодарную улыбку и подняла на Мизачи взгляд. И выражение её лица стало прежним.       — Ты опять подрался с Гин, — просто констатация факта, как будто состояние её подчинённого совсем Ичиë не беспокоило. Хотя, по большому счёту так и было — следить за тем, чтобы эти двое не переубивали друг друга на заданиях было задачей Рюро Хироцу-сана и едва ли девушка могла оспорить его авторитет. (Да и не хотела она вовсе).       — Ты тоже паршиво выглядишь, — он явно не планировал обсуждать свои стычки с этим скольким типом. Девушке, как уже выяснилось, было почти наплевать.       Согнутая в три погибли над столом, окружённая внушительными стопками бумаг, Хигучи Ичиë действительно выглядела сейчас не лучшим образом: цвет лица казался бледным (в этом большим образом сыграл тусклый свет), её высокий пучок стал низким хвостом, очки — в этот раз самые обычные — сползали на нос и чёлка упрямо лезла в глаза; девушка выглядела не просто очень уставшей, а так, как будто уже успела вздремнуть за столом. Во всех смыслах — помятой.        Блондинка вздохнула, многозначительно посмотрев на молодого человека, который не нуждался в том, чтобы она вслух подтвердила его правоту. Её карие глаза, что были полны безопасности, поднялись на настенные часы — «Ну, конечно же, как всегда» — её электричка уже уехала.       — Я провожу тебя, — голос его звучал приятно.       Мафиози заметила, что в другой руке Тачихара уже держал её пальто. Сегодня Хигучи задержалась дольше обычного и, скорее всего, осталась только она и он, который хотел сопроводить её до дома. Если так, то хорошо — никто не увидит, что они ходят вместе. Она сказала: «Напомни чаще приезжать на работу на машине». Он ответил: «Напомню. Как раз завтра подбросишь меня». Они устало рассмеялись.       Накидывая пальто ей на плечи, Мизачи обратил внимание на её рабочие место. Между делом.       — Почему это ты вдруг заинтересовалась этим Осаму Дазаем? — он уже говорил, что считает, что из этого ничего хорошего не выйдет. Она задумалась:       «Заинтересовалась?».       «Это не интерес — любопытство и только».       — Потому что мне скучно.       Он не стал бы отрицать, что Акутагава предоставляет её самой себе чаще, чем обычно, после провала миссии по захвату Тигра. Не тогда, когда Хигучи сама понимает это лучшее других.       — Как скажешь, Ичи-сан.       — Я скажу: двигай булками, Тачи-кун.       Так как, сегодняшний вечер был вечером пятницы, её коллега по своему обыкновению предложил пройтись до стриптиз-клуба. Он считал, что ей нужно развеяться — разговор, подразумевающий её ошибки и пренебрежение Рюноске значительно испортил её настроение. «Кофе тут не поможет, Ичи-сан» — его аргумент.              Личное дело Осаму Д. (Хигучи может и удивилась бы тому, что эспер не забрал информацию о себе из Мафии, не будь это пустой тратой времени) привело к тому, что они встретились во второй раз — Мори-дано (конечно знающий о том, что делает его подчинённая в архивах ночью) страшно-ласково улыбнулся и послал её с Гин на встречу с «неполноценным человеком». Гин-которая-была-маленькой-и-милой-девочкой вызвала больше интереса, чем разборки великих мира сего. Хигучи это никогда не касалось.       Я читала твоё досье.       У тебя кровь чёрная — кровь Мафии.

Пара фраз — весь итог — пустая трата времени.

             Хигучи душит совсем не интерес к Дазаю — любопытство. Что такого в нём находит Акутагава? Этот вопрос так сильно скребет горло, что у неё просто нет сил произнести его вслух. К тому же, девушка почему-то считает, что такие вопросы могут быть сродни неожиданному выстрелу, а стрелять Рюноске в спину Ичиë не станет.       Этот вопрос душит несколько месяцев. Она почти дохнет от любопытства. Облезлая кошка.       К нему идут кошки. И собаки. И это странно, потому что Дазай Осаму точно не «хороший человек». Хигучи изучающе наблюдает за ним каждый раз, когда они вместе идут по улицам Йокогамы, а потому знает обо всём этом очень хорошо: о кошках и собаках, и о том, что его способность отражает суть эспера лучше всего.       Последний месяц Йокагама пахнет не только морским бризом, от которого ей часто щиплет глаза, но и мокрым асфальтом — сезон дождей начался раньше, чем положено. Мафиози ругает бедную ведущую прогноза погоды последними словами. А ещё она дважды забыла зонт в городском метро.       На редкие встречи с Осаму один раз в конце недели, Хигучи не приезжает на своей машине, потому что она считает, что так её не заметят. Так глупо. Загадочный Дазай всегда единственный, кто появляется на встречах неожиданно. Загадочный Дазай — тот, кто всегда застаёт мафиози врасплох. Обстоятельства всегда не в её пользу.       Именно потому, что Ичиë сейчас своим ходом, на улице дождь и она опять без зонта, а чертов Осаму позволяет себе в её отношении многое, он держит её за талию крепко, и ближе к себе — чтобы шла под зонтом. Сопротивляться цепкой хватке бесполезно. Пытаться возмутиться и прочитать лекцию о своём личном пространстве бессмысленно, а сломать ему пальцы, чтобы шагать под тем же дождём в метре от сухого Дазая — просто глупо.       — Вы сегодня какая-то не радостная, радость моя, — сказано как бы между делом, но она слышит в этом замечании что-то предупреждающее.       Помимо прочего, Хигучи слышит во фразе Дазая тавтологию и отвратительное слово «радость», от которого её уже почти тошнит. Но поднимает на него взгляд, вяло улыбаясь и стараясь выглядеть максимально естественно. И отвечает:       — Извините, просто настроение под погоду подобрала.       Хигучи никогда ему не лжёт — она не может лгать члену Исполнительного комитета, пусть бывшему (его работа детективом не упрощала ей жизнь) — погода в самом деле просто ужасная. Наверное, Дазай согласен с тем, что всё вокруг серое и поэтому не придирается к её словам.       — М-м, а я начал думать, что вы не рады меня видеть, — а, нет, он придирается. Блондинка мысленно чертыхается, ощущая на себе прицел его красивых глаз.       В ответ она поднимает на него свои — такие же тёмные, глубокие, но всё ещё живые и старается смотреть так мягко и добро, чтобы взгляд погладил его, как кружка тёплого шоколада.       У неё получается тогда, когда взгляд мужчины смягчается и Осаму облизывает губы. Теперь, мафиози в безопасности. Ощущая прилив какой-то очень глупой смелости, Ичиë встаёт на носочки и холодно касается уголка его губ. Что-то между дружеским и романтичным поцелуем.       Дальше наступает тишина, если не обращать внимания на шум дождя. Он смотрит на неё, а она на него, они молчат, а одинаково-разные глаза говорят больше, чем кажется со стороны.       Хорошо бы закончить именно так: на этой ноте, этим моментом, но Ичиë Хигучи — мафиози, пусть и дрянная, как облезлая кошка, а перед ней не тот, к кому стоит испытывать романтические чувства — он член Исполнительного Комитета. Одарённый.       — Ты не хочешь вернуться?       Она столько раз спрашивала, что совсем не удивилась, когда Дазай заученно ответил: «не хочу».       — Мори-сан всё пытается меня соблазнить?       Дело совсем не в том, какое распоряжение им с Гин когда-то дал босс. Во-первых, всё и всегда ради Акутагавы — потому что он её работа, а во-вторых, если об этих встречах узнают, то ей конец. Так что всё происходящее с самого начало было по бездарному сценарию девушки, а детектив ей просто подыгрывает.       — Это я тут тебя соблазняю. — Хигучи слабо улыбнулась, тыкнула пальцем туда, куда только недавно попала губами.       — Радость моя явно в таких делах не эксперт.       — У нас есть что-то общее.       У Дазая Осаму успехи в предложении ей спрыгнуть с крыши или отравится такие же, как у самой блондинки в попытках вернуть его.       Зонт остаётся у неё в руке, молодой человек исчезает в неизвестном направлении, а Ичиë на него совсем не смотрит, разваривается и шагает к дому, по пути набирая номер Тачи-куна.              Тачихара, конечно, не считает её за авторитет потому что есть Хироцу. За женщину тоже — есть Гин, про которую он знал явно раньше, чем начальница. В этом случае положение вещей не в пользу Хигучи её полностью устраивает: они с этим парнем стали почти приятелями и ключи от квартиры дать было не страшно.       Когда блондинка вошла на кухню, по дороге размещая жакет на спинке стула, на соседнем уже сидел гость, который поприветствовал её, подняв кружку. Ичиë закатила глаза.       — Я и тебе заварил. — Молодой человек указал на вторую кружку с мордой белого кота.       — Благодарю.       Однако, после всего пить не хотелось. Поэтому блондинка просто удобно устроилась на стуле в пол-оборота и скептически уставилась на содержимое.       — Что ты туда положил?       — Травы.       — Дрянь.       — Много трав.       — Много дряни. — Она поставила кружку на стол. Закинула ногу на ногу.       Скорчив обиженную рожу, Тачихара направился к плите, включил вытяжку и достал сигареты. Щелкнула зажигалка. Взгляд девушки упал на коробок спичек рядом с плитой.       — Ужинать будешь?       Со вчера остался рис, было бы отлично разогреть и доесть.       — Какая добрая, неужели в лесу что-то сдохло?       «Не. Живучий гад».       — Сладкое буду, — подумав ответил парень, выдыхая дым.       Будь он её сестрой — дала бы миску риса и дело с концом, но они те, кто они есть, поэтому Хигучи, как всегда, плевать.       — У нас остались пончики.       В розовой коробке осталось несколько половинок: белая с кокосом, голубая с черникой, клубничная, банановая и шоколадная. Небрежно кинув всё на стол, Хигучи хватается за кружку.       Отрава Тачихары летит в раковину, а дрянь-трава — в мусорное ведро под ним. Парень наблюдает за этим краем глаза, особо не отвлекаясь от своей сигареты, а девушка не была бы на своём месте, не обладая хотя бы некоторой безжалостностью. Пусть сейчас в отношении чая.       — Я подарю тебе чашку с надписью «Дрянь» и тройкой в правом верхнем углу.       — И поедешь домой в моём багажнике.       Приторные пончики отлично сочетаются с карамельным кофе, который является её фаворитом среди прочих. Придя к балансу, Ичиë подняла кружку, поставив руку на локоть.       — Объявляю заседание клуба любителей Акутагав. — В голосе не было энтузиазма.       Честно говоря, ей хотелось съесть чего-нибудь сладкого, чтобы не болела голова и выпить кофе, потому что ещё есть работа, о которой, приходится думать. Молодой человек здесь просто за тем, чтобы не чувствовать себя слишком одинокой в этот дождливый день.       Они глухо чокаются на маленькой кухне, а Хигучи думает: «Я и без этого уже чокнулась…».

***

      Она просыпается от того, что кто-то давит на ноги, бёдра и рëбра, как-будто жмёт на них пальцами. Недовольно поджав губы и зажмурившись, девушка пытается отпихнуть Дазая, но промахивается, попадает на пустую простыню рядом с собой и, не обнаружив Осаму, открывает глаза.       По её правому боку, прикрытому одеялом, идёт кот. Или это кошка — не важно. Мафиози моргает, внимательно оглядывает поселение, после, вздыхая со всем возможным разочарованием, смотрит в потолок. Не глядя гладит кошку за ухом, та тычется ей в руку, словно никогда до этого животные не гладили вообще. Хигучи находит это забавным.       Еë внимательный взгляд выхватывает из плохо освещённой маленькой комнаты вещи на полу: штаны, рубашку, пиджак, туфли по отдельности. Хочется накрыться с головой и прокричать в подушку ругательства, но она этого не делает. Сейчас в приоритете душ.       Ласковая киса чёрного окраса с зелёными глазами идёт за ней, требуя внимания. Встаёт на задние лапки, в попытке повыше достать мягким лбом. Девушка не отпихивает животное, но сосредоточено ищет свой лифчик. Который, кстати, совсем не сочетается с трусами, всё ещё находящийся на ней.              Ичиë сидит за чужим столом, в чужой рубашке, которая гораздо больше, чем её, пьёт кофе-чай из чужой чашки и читает про чужую работу — на столе была газета с заметкой про похищение, которое, наверное, расследует Дазай. И ключи.       Она может уйти. А может остаться, дождаться его с работы — Осаму даёт право выбора. Хигучи сжимает в руках связку на столе, в то время, как читает о деле, к которому мафия не имеет никого отношения, ведь делать здесь совсем нечего.       Из минимума информации в газете становится известно следующее: девушку двадцати лет похитил какой-то одарённый. (Собственно, поэтому было подключено Агентство). Мафиози вглядывается в фотографии молодой девушки и вероятно подозреваемого.       — И что в голове у этого сумасшедшего?       По мнению Хигучи у всех людей со способностями что-то не так с головой — правда не хотелось верить, что только ей везёт на ненормальных одарённых.       Вопреки своему тону и безразличию к тому, что девушку не касается, она подпирает ладонью подбородок, оставив ключи в покое, задумчиво стучит ногтями по чашке.       «Раз-два-три. Раз-два-три» — привычка с музыкальной школы. Блондинка отстукивает только ей известную мелодию.       — И что у него в голове?       Она чувствует опасность буквально — с лёгким движением Осаму Дазая по спине пробегает холодок от того, насколько он близок. Хигучи резко оборачивается, мажет взглядом по пальто на спинке стула и поднимает глаза на молодого человека, который с интересом смотрит на неё.       Дазай смотрит так, словно ему хочется пронзить её, Ичиë умеет держать на прицеле одними глазами и, несмотря на обстоятельства, не боится ему это показать. Хигучи умеет стрелять. Пожалуй, в этом весь её талант и Дазаю об этом известно.       — Итак, что с этим парнем не так? — Осаму убирает руки в карманы бежевых брюк, оставив на виду большие пальцы.       — Для ответа на этот вопрос есть ты.       Он здесь детектив. Он здесь одарённый. У него здесь с головой не всё хорошо. Ичиë интересует только то, кто она в сложившейся ситуации.       Ей кажется, что ответ заставляет мужчину задуматься, но потом становится очевидно, что выражение лица с глубоким взглядом и плотно сжатыми губами вызывает внешний вид.       — Мои глаза выше, — звучит, как стерильная девчачья фраза для подобной ситуации, её глупость догоняет в моменте, мафиози прикусывает язык.       Дазай хихикает, на мгновение жмуриться и в эту секунду она отводит свой взгляд. Через секунду он — очень высокий — садится на корточки, положив голову на мягкую из-за ткани спинку стула. Затем грубовато хватает подбородок, направляя её к себе глаза в глаза. Большой палец приходит по самому уголку губ. Его руки мягкие, но вряд ли самые нежные.       Девушка делает холодный глоток, желая прервать момент. Он ей в этом подыгрывает. Она ставит кружку не глядя на газету от которой мало толку.       — Это пустая трата времени.       — Почему? — внешне брюнет косит под дурочка, склоняя голову, хлопая ресницами, но в голосе звучит что-то другое.       — Зачем детективу знать моё мнение?       Хигучи не считала этого человека гениальным детективом. Но и худшим он совсем не был.       — Хочу видеть картину с другой точки зрения? — продолжает играть роль идиота, которая хорошо даётся. Но даже эта девушка не попадает на один трюк дважды.       — Для этого тебе достаточно обойтись собой. — Хигучи пожимает плечами, говоря правду.       Сидящий перед ней Осаму с таким лицом заставляет задуматься ещё больше над тем, что здесь вообще происходит. Но размышления прерываются, а вопросы повисают в воздухе, потому что он молча уходит.       — Зачем весь это спектакль? — не громко ему в спину.       Дазай останавливается. Встаёт к ней в пол-оборота. Прядь густой чёлки свисает на глаз.       — С чего такие выводы?       «Весь список огласить? В алфавитном или хронологическом?».       — Это старый номер. Почему ты его положил?       Старый или свежий — ей всё равно не чем было себя занять. Вероятно, на это был его расчёт. А может быть, весь смысл действительно был в том, чтобы дать подсказку, куда он ушёл.       — Ну как же, радость моя? — Теперь молодой человек стоит прямо, смотрит на неё снисходительно, поясняет: — Тебя похитил одарённый.              Вообще-то то, что он делает — совсем не то, чем должен заниматься детектив, который должен быть хорошим. Но речь ведь идёт об таком уникальном человеке, что Хигучи улыбается, как дурочка.       «Мафия тем и отличается, что методов не выбирает».       А за окном дождь, её одежда не годится ни к чему, на работе отсутствие заметит только Тачихара: пожмëт плечами и побежит Хироцу-сану за сигаретами. Ничего не произойдёт. Ей некуда бежать.       Ичиë стоит в проходе в достаточно длиной для неё мужской рубашке, опираясь спиной и ступней об косяк, дотрагиваясь пальцами до металлических лепестков каких-то цветков на своей заколке.       — Теперь гадания на цветах? — Он перекрикивает кипящую воду в чайнике.       Она, поджав губы, пожимает плечами, не зная говорить ли правду: Хигучи всё гадала в голове, а было или не было?       — Хотела попросить застегнуть.       Брюнет отрывается от животного на коленях и необычно мягким жестом подзывает к себе. Ей бы беспокоиться, что стоит к такому опасному одарённому спиной, но, если Дазай Осаму хотел убить её — давно убил бы уже.       — Всё. Голова не болит?       Это обычная заколка, а не десяток шпилек, после которых вечерком в самом деле чувствуешь свободу, так что вопрос кажется ей странным. Оборачивается и теперь оказывается выше его.       — Нет. — Самой не ясно, это ответ на вопрос или протест желанию усадить её к себе на колени в чужом взгляде.       «Это действительно лишнее».       В любом случае от греха подальше она садится за такой же кухонный стол, как у неё дома, впервые ощущая себя более-менее в своей тарелке.       — Я интересуюсь, потому что ты выпила лишнего вчера.       Карие глаза принимают форму, близкую к блюдцам, а рот становится рыбьим, безвкусно открываясь и тут же закрываясь. Но девушка быстро приходит в себя.       — Не критично.       Если вчера они были вместе, значит это было в пятницу, то есть сегодня суббота. В целом, катастрофы пока не произошло.       А этот…парень молчит, чем, между прочим, усугубляет положение, потому что в тишине на протяжении всего сегодняшнего времени, Хигучи задавалась одним вопросом чаще, чем остальными.       Щелкает чайник, Дазай идёт заниматься хозяйством, а блондинка разглядывает стол, интересуясь структурой дерева так, как никто до этого момента.       — Радость моя, я воспитан не пользоваться женщинами в нетрезвом состоянии, — максимально добродушный шёпот на ухо, чтобы она чуть не умерла. Браво, Осаму.       «Да ты что? Мне казалось люди, общаясь с тобой, вынуждены разбирается в выпивке».       Хигучи Ичиë краснеет не потому что он всё ещё близко, а потому что вспоминает, как оказалась здесь. Дело совсем не в его дыхании. Уши красные не от того, что он сейчас улыбается той улыбкой, которую она может вообразить. Нет.       Девушка берёт в руки предложенную чашку горячего чая. И, стараясь сохранить холодный голос, говорит, стараясь сделать вид, что как бы между делом:       — Зато, воспитан похищать людей, потому что тебе так надо.       — Верно. Очень проницательная. — Дазай даже не отрицает.       «А что он тут отрицал бы?».       Иногда ей слишком явно кажется, что однажды может что-то из этого выйти. Может быть, поэтому девушка всё ещё занимается этим. Может быть, по этой причине он ей подыгрывает.       На самом деле, Дазай Осаму её бесит. Так бесит, что ей бы не хотелось с ним работать, но мнение Хигучи не учитывается, даже если это только её идея. Есть необходимость поступать во вред себе — Рюноске Акутагава.       — Полагаю, это в тебе от отца? — молодой человек, не дожидаясь ответа, отпивает свой чай, наблюдая за её реакцией.       Она роняет чашку на блюдце с характерным звуком. Посуда бьётся, а руки обжигаются.       Если бы взглядом можно было в самом деле убить — он лежал бы уже с обожжённой раной на лбу. И был бы этому рад, наверняка.       — Какого чёрта?! — Вопросы, вставшие поперёк горла, дают выдохнуть только жалкое восклицание.       Молодой человек, ни слова не сказав, опять уходит, но Хигучи слишком занята обдумыванием информации, которую ей только что сообщили, чтобы успеть возмутиться его поведением ещё больше.       Что-то вполне очевидное — «Как он узнал?» — объясняется настоящим Осаму и его прошлым, которое, к сожалению, связано с реальностью Хигучи Ичиë. Шокированная девушка может ограничиться только короткими вопросами: «Зачем?», «Почему?», «Для чего?».       Размышления прекращаются только тогда, когда Хигучи чувствует холодные, немного больные прикосновения к своим рукам. Она, склонив голову, чересчур внимательно наблюдает за ловким мужчиной, сосредоточенным на её кистях и пальцах.       — Зачем?       — Руки обожгло кипятком из моего чайника. Радость моя, я всего лишь несу ответственность.       Блондинка хмурит брови. Он её не понял или, вероятнее, делает вид, что не понимает. В любом случае первый вопрос пролетел мимо цели.       — Почему?       — Потому что такую красивую лилию хочется сохранить живой подольше.       «Издевается».       А ещё повторяется в комплиментах. И всем, наверняка, так говорит, так что Хигучи — правда, просто ещё один цветок. Она знает об этом.       — Для чего?       — Для коварного плана.       Всë мимо. Мафиози вздыхает, бессильно уложив голову ему на плечо. Всё далеко зашло.       — Хорошо. А как ты достал моё дело? — Хигучи действительно интересно, без шуток.       Дазай поворачивает голову так, чтобы шепнуть ответ на ушко.       — Фокусник не раскрывает свои секреты.       «Боже, ты просто клоун!»       Но она уже ничему не удивляется. Поднимает голову, глядя на него уставшим взглядом. Дазай притягивает правую девичью руку, касаясь её почти-поцелуем так, чтобы указательный палец перекрыл губы, растянутые в улыбке.       Отняв руку, прижав ту к себе, она делает серьёзное выражение лица и садится так, что Осаму видно только профиль с поджатыми губами. Думает:       «Ну, что дальше? Может доложить Портовой Мафии. Допустим, а что толку? Ничего в расстановке сил не изменится. Сообщит в органы? Всё так же невыгодно».       — Шантаж?       — Ты о похищении или об информации о твоей семье? — Осаму сел напротив.       «Невежливо отвечать вопросом на вопрос».       Учитывая, что Акутагаву бросили, чтобы избежать столкновения, а он был сильной пешкой, о том, чтобы получить выгоду от её похищения не могло быть и речи. И детектив об этом тоже знал.       — Об информации. Хотя, шантажировать мёртвым отцом-полицейским как-то... Глупо, что-ли?       Это было так — Осаму утвердительно кивнул и по каким-то причинам выглядел довольным. Ичиë максимально закрылась: закинула ногу на ногу, скрестила руки на груди. Молодой человек поставил локти на стол, сплëл пальцы, положил на них подбородок и внимательно всмотрелся в женский образ перед собой.       От чашки отбился верхний краешек. Сейчас она напоминала ей персонажа из ленты Дисней про Красавицу и Чудовище. К чему бы это?       «И всё-таки ты подставил меня, папа».       Реально угроза от того, что на работе узнают про отца, небольшая — Кëка Изуми тому подтверждение. Но Кëка обладала Снежным Демоном и начальство её любило. Хигучи ни тем и ни другим не выделялась.       — У Кëки не было проблем, — Ичиë ляпнула то, что просто вертелось на языке.       Детектив ещё раз кивнул, улыбнувшись сильнее. Поэтому выражению лица стало ясно, что девушка всё делает согласно его очередному плану. Нужно было продолжать, чтобы раскусить.       — Кëка — прецедент, — загадочно заключил Дазай. — Хорошо, что ты её вспомнила.       Младшей сестре Хигучи было столько же, сколько этой юной девочке. Из-за связи Изуми с Акутагавой им приходилось общаться.       — В конце концов, зачем тебе понадобилось моё досье?       — Всё очень просто: любопытство.       Ей, просидевшей вечера за его делом по этой же причине и потому что времени было достаточно, возразить было нечего.       Уставившись на чашку, как на самый интересный предмет на кухне, она думала над тем, кто в этой квартире Красавица, а кто — Чудовище.       — И что во мне оказалось любопытного?       — Ты продержалась очень долго.       — Для обычного человека?       — Для того, кто работает с Акутагавой.       «Так ты этого не выдержал и удрал?»       Озвучить такую мысль было бы лишним. Ичиë молча вспомнила двух девушек, которых видела рядом с Рюноске до своего повышения.       — Ты же знаешь, что я долго работала снайпером.       В помощницах и начальниках девушка не больше года. До этого год бегом по карьерной лестнице в организации.       — С ним я не так уж долго.       — Но дольше остальных, — перебил поток мыслей Осаму. — Хоть я считаю, что тебе нужно было бежать в ту ночь.       Хигучи уставилась на него, не понимая, что он говорит и к чему вообще нужно было поднимать эту тему. Она так и говорит:       — Зачем нам это обсуждать?       — Мы просто продолжаем вчерашний разговор. Не помнишь, радость моя?              Девушка с размаху кидает сумку на соседний с ним стул. Хватает спинку, перегибается через неё, почти согнувшись пополам и прямо в лоб, без приветствий, говорит:       — Твой подчинённый просто козёл.       — Который из всех идиотов, у кого я был начальником? — Дазай невозмутимо смотрит на неё, а она уже где-то успела выпить.       — Тот, который самая большая заноза в моей...ой! — блондинка присаживается на стул, с которого он успел забрать сумку, не закончив свою мысль.       Осаму больше не уточняет, прекрасно зная о ком идёт речь.       — Он совершенно невоспитанный: грубый, жестокий, холодный и абсолютно слепой. Мать твою, просто невероятный!       Для своего места Акутагава такой, каким там пригодится, но детектив этого не скажет, потому что о работе они здесь не говорят. А последнее замечание вообще можно считать — не удивительно — комплиментом в адрес Бешеного Пса. Но брюнет не обращает на это внимание. Ни своё, ни чужое.       — Зачем мне повторять уже известное? Сыплешь соль на старые раны? — с игривой улыбкой предполагает он.       — А с кого мне ещё спрашивать? Ты в ответе за того, кого приручил.       В чём-то Хигучи была права, а в чём-то ошибалась. Но молодой человек подумал, прежде чем отшутиться:       — Так злишься, что за тебя он ответственность брать не хочет? — это было похоже разве что на очень чёрную шутку.       Дальше молчали, потому что она думала, а ему хватало такта в это не лезть. В место этого рассуждать стал неожиданно, а способен ли вообще воспитанник принять такую вот любовь на пустом месте? Ответ: не может, пока не захочет.       Хигучи заказала молочный коктейль с ванилью, долго водила трубочку по кругу, изрядно делая небольшие глотки.       Потом вошла во вкус, даже увлеклась. Заговорила, когда принесли ещё один — шоколадный.       — Злюсь, что жду от него этого.       Признание было спокойным и ровным, несмотря на горечь, что он всё же слышал. Можно было сделать вывод, что о безнадёжности своего положения и в этом плане девушке известно.       Больше она ничего не говорила — Дазай не спрашивал, увлеченный виски. Откровенно: до сердечных проблем ему дела почти нет, а толку от него в этом вопросе ещё меньше.       Собеседница ушла в свои мысли по уши. Раньше это могло бы расстроить Осаму, но сейчас обратить внимание на себя означало обратить внимание на свой алкоголь, что было бы неуместно в его положении. Но ради безопасности всё же стоило бы поинтересоваться, что в голове у этой девушки.       — О чëм думаешь, радость моя?       — Надо было мне валить в ту ночь в грёбаный закат. — Ичиë ответила слишком быстро. Это было в каком-то смысле неожиданно.       — Ты хотела сказать «лунной походкой»?       В ответ блондинка глухо рассмеялась, хотя было ясно, что не нашла в его словах ничего смешного. Он, собственно так же, ничего такого в них не находил.       — А это ведь был бунт. Сейчас даже жаль, что босс пожалел влюблённую дуру — прибей он меня тогда и не мучилась бы с Акутагавой, подчинёнными, которые не слушаются или с начальством, которое не пойми чего хочет.       Дазай едва различал её бормотание себе под нос, но пьяный бред принял такой интересный оборот, что было бы упущением не обратить на такие откровения внимание.       — Уйти из Портовой Мафии сложно,— вздохнул молодой человек.       — Но не невозможно. Я много думала об этом, — зачем-то призналась девушка.       Детектив теперь понимал наверняка, что цена вопроса — Акутагава. В этом юноше была причина, из-за которой Хигучи никак не могла разорвать свои отношения с организацией. Точнее, не хотела — поправил себя одарённый.       Очевидно, что с потерей Ичиë ничего особенного не произойдёт, ведь она, считай, обычный исполнитель с пистолетом. При таком раскладе, её искать не стали бы, но близость к Бешеному Псу — серьёзное осложнение. Знай она меньше, чем сейчас исчезла бы без больших проблем.       — Ты собиралась подстроить собственную смерть? — прозвучало заинтересовано.       Хигучи закатила глаза, уже зная, что всё сойдёт к этому.       — Меня тогда и в правду чуть не убили.       — Тогда как бы ты ушла?       — С чувством выполненного долга.— Пожала плечами.       То, что она вытащила его тогда что-то значило.       — Но?       — Но он сказал: «Спасибо».       Должно было что-то значить.              Дазай мог обвинить её в мазохизме, но не подозревал о такой сентиментальности.       Это слишком не вписывалась в то, какой холодной, жестокой она была в самую первую (настоящую) их встречу. Может быть, Хигучи и оказалась в месте ей неподходящем, но слишком хорошо делала вид, что контролирует ситуацию, когда дважды направила на него пистолет. А то, что дважды опустила — вопрос второстепенный.       Если обобщить: Ичиë в моменте работы не представлялась Осаму хрупким человеком, которым была в действительности и становилась вне взаимодействия с Акутагавой или Ящерицами. Следовательно, было ему странно слышать, что такая мелочь, как благодарность заставила девушку пошатнуться в своей решительности.       Блондинка водила подушечкой пальца в выемке своей чашки, смотрела на блюдце в трещинах так, словно видела, как её жизнь сейчас трещит по швам.       — Много ещё узнал?       — Ты плакала и я ничего не разобрал.       «Просто зашибись».       Она не хотела бы делиться с ним настолько личными обстоятельствами. Может быть, он и не хотел знать больше, чем Хигучи уже успела высказать с разведанным по средствам алкоголя язычком. Сразу после всех воспоминаний в светлой голове была единственная мысль: «А где я успела напиться, если не с ним?».       Ответ быстрый, очевидный, простой — Тачи-кун. Кроме прочего, это был единственный реальный вариант.       «А что случилось?».       Нахмурив брови, девушка сосредоточилась на том, чтобы восстановить в голове последовательность утренних событий, раз с вечерними более-менее было ясно.       По большей части всё оставалось смутным, но в целом не сильно отличалось от похожих ситуаций в прошлом, поэтому приблизительно понимание произошедшего пришло быстро: Акутагава снова повёл себя типичным для него образом. На самом деле, в этом не было чего-то удивительного или необычного.       Мафиози вздохнула, перевала взгляд на чайник, в окно мимо Дазая, отыскала глазами кису, которая устроилась комочком на подоконнике и только после этого улыбнулась.       Ей тогда казалось, что после между ними что-нибудь изменится. Так, казалось, что, когда этого не случилось — нервы сдали. У кого-то «что-то внутри» перегорает, а у Хигучи тихо потухло. Внутренний стрежень, который она оттачивала не один год оказался фитилëм от свечки, который затушили в конце концов.       Она стояла, вросшая в пол по колено и молча слушала начальника. А позже ушла ничего не сказав, не дожидаясь его, как положено, не хлопнув дверью.       — И что потом? — в голове рисовалось её уставшее, заплаканное лицо и от этой картины становилось ещё хуже.       — Ты выглядела очень уставшей и замученной, — его голос звучал серьёзно.       Мафиози полагала, что выглядела так каждый раз, когда покидала офис. Но ни Хироцу-сан, ни Тачи-кун, ни Дазай не говорили ей об этом за что она была им молча благодарна и не задумывалась было ли им плевать или дело в тактичности.       «В этот раз всё настолько плохо, да? Паршиво, Хигучи, паршиво».       — Не смог устоять перед такой красотой и сделал тебе предложение, — усмехнулся Осаму.       «А ну да, а что ещё ты мог сделать в такой ситуации, маньяк-суицидник?».       Ичиë предпочитала игнорировать подобные выпады с его стороны, стараясь не показывать вообще никаких эмоций по этому поводу.       — Но ты мне опять отказала.       «Конечно. Ты же не думал, что женщины легко сдаются?».       — Добиться взаимности в этом мире не просто, — больше себе, чем ему.       В глубине души ей было отчётливо ясно, что в мире Портовой Мафии такие чувства маловероятны, а с Акутагавой — практически не реальны.       Она осталась, потому что недосягаемый начальник поблагодарил её, а Дазай, вероятно, потеряет всякий интерес, если однажды она пошутит, что согласна. А может быть, не потеряет. В любом случае, пока Хигучи ему отказывает, он продолжает предлагать.       — Тебе ли об этом не знать, радость моя, — утвердительно ответил Осаму.       Детектив бьёт по больным местам и всегда попадает, каким бы безобидным не казался. Девушка выдержала бы, пусти он в сердце пулю из её любимого пистолета, но с такими ударами до сих пор не справляется. Но не плохо делает вид, что ей всё равно. Переводит тему:       — Как зовут твоего соседа? — имелось ввиду животное непонятного пола.       — Какая разница? — а он опять делает вид, что не понимает.       Ичиë многое в нём ненавидела, но в моменты, когда Дазай прикидывался тупицей хотелось прострелить ему голову, а думать о последствиях немного позже. В такие моменты Осаму смотрел на неё так, что уверенность в том, что он всё понимал была все двести. Он смотрел, как будто видел такое каждый день и каждый день это его забавляло.       Больше всего бесило притворство в его натуре, но она всегда молча терпела потому, что вовсе не претендовала на откровенность между ними. И ещё всегда терпела потому, что убить Дазая — слишком хорошо для него.       — Так сложно ответить? Я всё равно не расскажу больше, чем вчера.       Молодой человек пожимает плечами и убеждает в том, что в пояснениях вовсе не нуждается. Хигучи так и полагала.       — Я и без этого скажу, что твоя работа тебе не подходит.       Хигучи не удивляется тому, что мужчина сказал это с таким спокойствием, ведь именно с таким тоном утверждают, что небо голубое, а трава зелёная — это утверждается, как общеизвестный факт.       Вот только очень раздражает, когда такие простые вещи самой Ичиë объясняют, словно она ребёнок. В такие моменты возникает холодная злость.       — Если не собираешься вытащить меня оттуда, куда я не вписываюсь, то замолчи.       — Боже, какая грубая. — Сквозь сладкий голос буквально сквозило предостережение.       Хигучи быстро отступила, убавив раздражения в голосе, но последнее слово оставила за собой:       — Не можешь предложить — не отвергай, всё просто.       Раздражало, когда люди видели проблему, тыкали в неё мордой, как кошку, но никогда не предлагали решение. В положении Хигучи альтернатив совсем не было, а те, кто этого не понимал или не замечал, казались идиотами в окружении которых она чувствовала себя отвратительно.       — Я предлагаю, а ты отказываешься. — Осаму скорчил бесячи-обиженную рожу. Захотелось треснуть с размаху.       Блондинка ничего не ответила.       — Не думаю, что спасение всегда в освобождении.       — Уверен? Мне казалось, что свобода души в твоём приоритете.       «Если у тебя вообще есть душа».       Хотя, понятие «конец» или что-то вроде «пробуждения» в худшем случае, подходило несколько больше, чем какая-то свобода.       Неожиданно для неё, Дазай сказал следующее:       — Красавица была лишней в городе, а место своё нашла в замке под замком.       «Так вот с чего эта мысль».       — Получается, что ты то самое Чудовище? Собираешься держать меня здесь взаперти?       — Ты догадливая, но временами делаешь глупые выводы.       Это было обидно. Не то, чтобы ей не было известно сказанное, но всё равно звучало тяжело.       Она могла бы попросить детектива объяснить, но его слова означали, что сообразить в чем тут подвох нужно самостоятельно.       Ичиë задумчиво приложила пальцы к подбородку.       Нет никого смысла держать её здесь. Это невыгодно, не этично, если говорить о его законопослушной деятельности агентства и в конце концов, в сказке главная героиня возвращается сама после того, как её отпустили из замка.       Дазай не собирался оставлять её здесь. Не собирался вытаскивать, потому что без согласия от этого толку вообще никогда не будет. Пусть его версия сказки перевёрнута с ног на голову — она имеет смысл.       — Твой план предполагает, что я заберу ключи, верно?       Это верно — Осаму кивнул.