привязанные друг к другу

— Павлин. Он не понимает значения этого слова — сердитого, злого, брошенного сквозь зубы. Не понимает от слова совсем, но чувствует, что это что-то плохое, какое-то оскорбление, банальная попытка задеть его, победителя. Йоханнес ловит Болле за локоть в оживлённой толпе и рывком разворачивает к себе, встречаясь с хмурым взглядом. Он наклоняется чуть ближе и не сдерживает торжествующей ухмылки, когда русский зло смотрит прямо ему в глаза. Между ними — те самые пресловутые яркие искры, летящие во все стороны, и нестерпимый жар, плавящий холодный шведский снег вокруг. Между ними — яркое соперничество и лёгкое раздражение, зудящее под кожей после каждой гонки и выливающееся в непримиримую борьбу на трассе. Он смотрит на русского и видит самого себя — быстрого, сильного, готового к победам, но проигрывающего в том, что уже покорялось когда-то и ещё может покориться. Клэбо понимает Большунова, но — не поддерживает. Это его самый сильный оппонент, самый главный и принципиальный соперник, и проявлять даже малое участие в его проигрышах сейчас — значит заранее отдать глобус в чужие руки. Так просто главная победа от него не уйдёт. — Что ты сказал? Их главная проблема — не постоянное соперничество на дистанциях, не извечные проигрыши-выигрыши, а языковой барьер. Йоханнес думает, что если бы Болле чуть лучше знал английский, если бы они общались чуть больше и чаще, то пресловутых искр и раздражения на грани ненависти между ними не было бы; не было бы всех тех эмоций, захлёстывающих в гонке до самой макушки, не было бы отчаянных порывов доказать друг другу, кто тут чемпион; не было бы ничего. Его категорически не устраивает этот расклад. Взгляд напротив — блестящий в лучах шведского солнца острый клинок, полосующий грудину на ровные полоски, самые суровые зимние холода в черных провалинах зрачков, леденящее душу бешенство — на самого себя, на свой результат, на собственную неудачу, на него, Йоханнеса, и его яркую победу тоже. На ускользающую всё дальше и дальше жёлтую майку. Он дёргает рукой, пытаясь вырваться из захвата, как-то слабо, будто бы нехотя, но — смотрит. Как будто правда пытается убить его своими бездонными серыми глазами с океаном эмоций и крепко сжатыми в кулаки ладонями. Йоханнесу, право, смешно. Йоханнесу чуточку весело. У него по уставшему после выигранного спринта телу волнами разливается наслаждение, и в груди разрастается странное веселье. Парень напротив — абсолютно открытая книга, и ему нравится читать его прямо здесь и сейчас. — Я скоро выиграю. Не всегда тебе быть первым, Клэбо. Из отрывистой фразы он улавливает только свою фамилию, но ему больше и не нужно, если честно. Он думает, думает, думает про их соперничество, сражения на трассе, борьбу за главный трофей сезона. Думает. И от этой простой истины приятно теплеет в груди, прямо в районе солнечного сплетения, и сердце начинает биться чуточку чаще. Йоханнесу нужны эмоции, и Болле даёт ему их с лихвой и даже больше нужного. Он пытается не захлебнуться в этом опасном водовороте, отвечая на жёсткий взгляд русского. На языке вертится много слов — нужных и ненужных прямо сейчас одновременно, злых и подбадривающих, тёплых. И норвежец хочет ответить, правда хочет, но почему-то не может: все крутящиеся в голове фразы испаряются будто бы по щелчку пальцев, и ему остаётся только молча противостоять этому жёсткому, живому взгляду. Их борьба ещё совсем не закончилась, и развязка будет грандиозной. — Я обгоню тебя. Между ними — сгущающееся напряжение, которое не разрежет никакое лезвие ножа, взаимные претензии на лидерство и обжигающее пламя соперничества только друг с другом. Вокруг — никого, только они двое, и желтая лидерская майка для каждого из них слово красная потрёпанная ткань для быка. Он ловит чистый кайф от их противостояния. Их гляделки беспардонно прерывает кто-то из организаторов, неловко окликая его откуда-то из-за спины. Йоханнес смотрит прямо в глаза Саши и медленно кивает; ему или самому себе — непонятно. Но отпустить чужой локоть почему-то невероятно трудно, и норвежец глубоко выдыхает, борясь с самим собой. Ему, если честно, совершенно не хочется разжимать пальцы. — Удачи в следующих гонках, Болле. — Да пошёл ты. Ему достаются только опущенные уголки губ, тяжелый взгляд и крепко сжатые кулаки, готовые ударить в любой момент; он хочет получить гораздо больше. Йоханнес отпускает Александра и улыбается, щурясь на ярком шведском солнце. Россиянин испаряется быстро, будто бы его тут и не было совсем, но взгляд против собственной воли выхватывает из толпы знакомую тёмно-синюю шапку. Они выходят на финишную прямую.