Есть ли счастье?

      И жизнь ее была однообразна и настолько не идеальна, что хотелось выть волком, бить кулаками в стену или просто плакать ночи напролет под грустные песни с кружкой кофе в руках. Но эта ее странная сила воли, которая досталась ей от хрен пойми кого, не давала ей и чуточки отдыха. Крепко сжав кулаки и стиснув зубы, она шла вперед, пробивая себе дорогу и становясь еще сильнее. Куда же еще сильнее? Зачем все это? Она и сама не знала. Просто так, вроде, положено, так, вроде, заведено. Но так не легче. Совсем не легче. Сердце рвет на части, а душа и вовсе вся в дырах. На самом деле она чертовски устала. Устала кому-то что-то доказывать, угождать, делать то, чего не хочет. Все это надоело, но она просто обязана держаться, повторяя себе «я сильная, я смогу».       Каждое утро она заваривает себе кружку горячего, зеленого чая. Набирает номер, который уже давно не существует и слушает механический голос на том конце. Тяжело вздыхает, аккуратно кладет смартфон на край стола, садится в удобное кресло и маленькими глотками опустошает кружку до дна. Этот чай пьянит ее не хуже вина, которое она пьет по вечерам, утыкаясь взглядом в книгу, чтобы отвлечься от реальности, которая уже стоит поперек глотки. Что там с той избитой фразой о том, что она сможет? Под вино она выбрасывает ее в душевную мусорку и лишь слюнявит пальчики, чтобы перелистнуть страницу и снова погрузиться в сюжет, жадно впиваясь глазами в текст.       День за днем она все продолжает делать то, чего не хочет и жить так, как не хочет. Жить так, как заведено, как положено, по шаблону, придуманному обществом и принятому им же. Она уже давно не понимает для чего все это. Зачем она идет дальше и почему не может просто остановиться и хотябы взять временный отпуск от самой себя, от всего, что сейчас происходит вокруг. И снова «так нужно». Так нужно всем, но ей. И она идет. Опять встает и идет. По кругу. Все по кругу. Каждый ебаный день. Она сможет? Она точно сможет не сломаться? А вот это уже не ясно даже ей самой. Ей давно уже ничего не ясно. Все серое. Где же краски? Черно-белые дни тянутся, словно сладкая карамель, но ей эти дни сладкими не кажутся. Разве, что привкус вина на губах. Разве, что духи с запахом цветов. Разве, что мысли в голове. Ни о чем. Такие же черно-белые. Такие же ненужные, как и она сама, как и все то, что сейчас вокруг. Неделя. Вторая. Третья. Месяц. Год. Два.       Белые стены больницы. Зачем она тут? Почему что-то пищит под ухом? Почему она не может шевелиться? Ей так хочется сесть, но она может только смотреть в потолок и вдыхать этот больничный запах, что так режет нос и вызывает неимоверное отвращение. Она наконец плачет. Впервые за долгое время по ее щекам бегут тонкими струйками слезы, а в душе стало настолько больно, что сердце сжалось в комок, пропуская удар за ударом. И что теперь будет? Она сломалась. Сдалась. Это конец? К ее великому сожалению это не конец. Начало? Да чего там уже начинать? А главное: зачем? Все так же глупо, все так же не желанно и дрянно. И она лежит, смотрит в потолок и просто плачет. Плачет от собственного бессилия. От надоедливости обстановки. От лета за окном. Черно-белого лета. Очередного лета, что не принесет ей никакой радости. Еле слышные голоса, будто бы сквозь вакуум. Будто рядом и одновременно нет. Она и рада бы послушать о чем там говорят врачи, но слезы сейчас важнее. Подушка уже намокла и ей кажется, что она устала смотреть в потолок и лежать на спине, но тело совсем не слушается. Совершенно не слушается.       И вот проходит день, а за ним еще один. Простые, совершенно не нужные и такие нежеланные дни вытягиваются в цепочку, превращаясь в недели. Сколько еще она сможет вдыхать этот больничный запах? Сколько еще она сможет засыпать со слезами и просыпаться с ними же? Зачем? Почему именно она и почему все именно так? Разве не могла ее больная, израненная душа просто покинуть это почти убитое тело? Почти съеденное муками, разбитое, такое не гибкое. Что это там, за окном? Дождь? Так под стать ее настроению. Ох, эти надоедливые слезы снова катятся по ее щекам, оставляя соленый привкус на губах и мокрые дорожки. Она уже не обращает внимания. Просто лежит и смотрит в потолок, сливаясь с обстановкой в этой чертовой палате. Надоело ли ей? Безумно. Хочется ли что-то изменить? Нет. Это не принесет радости или удовлетворения. Это не принесет ровным счетом ничего. Не только тело и душа сломаны. Сломана и сама сущность.       Как ей восстановить заводские настройки? Как вернуть то беззаботное состояние, которое дано было ей при рождении? Никак, верно? Она не знает. Она много думает и всегда мысли уводят ее совсем не туда. Совсем не в ту степь. А потом они просто сплетаются в тугие узлы, которые так просто не развязать, только рубить. А нечем. Нечем рубить. И снова это бессилие. Оно ранит, словно жгучая крапива ранит нежную кожу нежного человека. Человека с нежной, ногой душой. Человека напоказ. Наизнанку. Есть такие. И она была такой. А потом раз. И все. Кончилась такая и началась та, которая есть сейчас. Беспомощная, словно мышь, пойманная котом, загнанная в угол. Ей бы не думать о плохом. Ей бы вообще меньше думать. Но как же? Невозможно. Просто все, что она умеет лучше всего — думать. Застревать в своих мыслях, кутаясь в своем мире. Там так хорошо. Она медленно, но верно сходит с ума. Шаг за шагом она все ближе к совершенно другому миру, где ей так хорошо и невесомо. Так спокойно. Стоит ли менять этот грешный, прогнивший мир на свой? Стоит. Определенно стоит. И она сменит. Она обязательно сменит. Она уже так близко к этому.       Близко. Совсем близко. Тот ее мир, в котором она так хотела закрыться, остаться навсегда теперь все больше и больше терзает ее сознание и она все чаще живет там, нежели тут, в реальности. А зачем эта реальность, если она не приносит радости? Если она все так же не играет красками? Если каждый день только черно-белые разводы за окном и даже четкость утратила свою надобность. Ей не нужно уже ничего из этого мира. Ей не нужно быть здесь. Она понимает, что совсем скоро сотрется из реальности. И хоть бы одна живая душа поняла, что за улыбкой, которую она все чаще надевает на свое лицо, скрывается израненная, уставшая душа. И вся боль укладывается в голове, как спать укладывается кот. Скорейший конец. Один итог. Он уже рядом. Она видит сквозь свои руки. Они уже полупрозрачные. Почти. ***       А вы знали, что за тот мир, который внутри, такой цветущий и успокаивающий, сажают в какую-то тесную, мягкую со всех сторон темницу? Она не знала. Она так хотела быть в том мире и у нее почти получилось. Тело ведь было прозрачным. Уже. Но его поймали. Связали, нарисовали снова. Реальность все больше и чаще мелькает в голове, а тот нежный, лучший мир, ускользает, словно песок сквозь пальцы. Ее возвращают в черно-белый мир посредством уколов из мира, в котором она быть не хочет. Противно. Дрянно. Совершенно не нужно. И она снова плачет. Так не хочет плакать, но плачет. Кусает свои пересохшие, потрескавшиеся губы и плачет. Так тихо, совсем беззвучно, смотря в потолок или на стены.       Она все еще молчит, но уже меньше плачет. Она все еще в палате и чувствует боль от иголок, что впиваются в ее руки два раза в день. Теперь какой-то фильтр «сепия» преследует ее, желая, видимо добить. Или чего же еще желая? Ведь так настырно, будто верный пес, этот фильтр покрывает собой все вокруг, не давая видеть даже чего-то черного. Словно пелена перед глазами. Туман. Надоедливый, желтый туман, впивающийся в каждую ее трещинку и доставляющий жгучую, ноющую боль. Она бы и рада глаза закрыть да не проснуться больше. Она бы и рада душу отдать, отпустить на все четыре стороны. Она бы и рада больше не мучать себя. Да не может. Не может не мучать. Не может отдать.       Немного красного и ядовито-зеленого вливается в мир. Вливается в реальность. Режет глаза и не отпускает. Двери в ее лучший, нежный мир закрыты на большой амбарный замок. Спасибо врачам, мягким стенам и уколам. Теперь иглы трогают ее кожу лишь раз в неделю. Она не сопротивляется, как не сопротивлялась и ранее. Все говорят, что так нужно, так лучше будет, а ей все равно. Абсолютно все равно. Лучше, говорите? Хорошо. Нужно, говорите? Пусть так. Она закрывает глаза и ложится на кровать, укрываясь колючим, больничным одеялом. Оно настолько неудобное. Оно все пропитано этим запахом лекарств. Оно жутко не нравится ей, но ведь так нужно. Без него холодно, а с ним неприятно.       И это одеяло остается теперь колючим воспоминанием. Где-то там, в самом уголку памяти, рядом с душевной мусоркой. Если ей вдруг скажут о больнице, она пойдет туда снова. Она пойдет, отдаст иглам свои руки, будет вдыхать запах лекарств, ляжет на жесткую койку, будет смотреть в потолок, тихонько плакать и вспоминать свой лучший, милый и нежный мир, в котором она пробыла так недолго. Но сейчас, пока эта реальность вновь играет красками. Пока она может идти вперед. Пока силы не покинули ее снова. Она будет здесь. Читать книги под вино по вечерам и пить горячий, зеленый чай утром, в удобном кресле. Что там про «я должна»? Вроде уже ничего не должна. Вроде уже просто идет вперед. Пока не сломалась. И даже душу заштопали. Даже сердце вылечили. А лето… Теперь ее лето не черно-белое и даже не сепия. Теперь она знает ради чего идет и ради чего с собой больше не разговаривает. Себя больше не слушает. Себя больше не истязает. Не ранит себя. Ни словом, ни действием. Иногда она вспоминает тот самый номер, но больше рука не тянется к телефону. И больше уши не слышат тот механический голос. Она не звонит туда. Она звонит другому. Тому, кто смог. Смог вытащить ее, подарить ей тепло, спокойствие. Они ругаются иногда. Совсем не часто. Всего-то пару раз в неделю, а если повезет, то и вообще не разу. Все чаще она осознает его нужность в своей жизни. Все крепче понимает, что без него уже никак. Без него уже не надо. И без нее не надо. Без еще одного лучика, что так греет ее залеченное сердце, без той, кто в душе место заняла. Она любит ее. Любит не меньше и не больше. Любит ровно настолько, насколько позволяет ей ее любовь.       Ее мечты все чаще воплощаются в реальность. Она много мечтает. Очень много. И почти не думает. Наконец-то мысли больше не уводят ее в глубины памяти. Она не хочет помнить, что было «до» и она не помнит. Теперь она живет новой, лучшей жизнью. Новым, лучшим миром. Она живет людьми, любовь к которым наполняет ее до краев. Дарит ей ощущение нужности. Дарит ей спокойствие. И она отдаст всю себя. Возьмет и отдаст. Для них ни капли не жаль. Для них все что угодно. Для них. Родных. Может ли она назвать их семьей? Да. Может ли она сказать, что это то, чего ей так не хватало? Да. Безусловно может. Стоило ли все это того? Да. Стоило. Есть ли счастье? Да. Есть.