Anima gemella

      Его сердце вторило шепоту воды в каменном чреве бесконечных каналов, суховатые сильные руки сжимали железные кованые перила моста. Маленькие юркие гондолы проплывали внизу, держа в своем алом плену обнявшиеся фигуры влюбленных и любовников. И какими разными и какими близкими были эти два мира - плотской и платонической любви.        Никогда ему не понять и не постичь до конца эту тонкую незримую грань, которая отделяет одно от другого. Когда дыхание становится сбивчивым, а мысли начинают путаться в голове. Что это? Сила света или тьмы? Проклятье или благодать?       Всю свою жизнь он пытался разгадать суть любви, пробовал на вкус самые изысканные ее формы. И каждый раз говорил себе, что это именно то, что он искал. Но какая-то внутренняя пустота гнала его дальше и дальше, бросала в альковы самых разных женщин и все они были любимы им. Так он думал до определенного времени, до встречи с ней...       «Alessandra…» - тонкие губы прошептали заветное имя, когда-то написанное изящным размашистым росчерком его пера на пожелтевших от времени листах обьемной тетради.       Скоро все площади, каналы и палаццо оживут, закружившись в неудержимом вихре самых невообразимых масок. В воздухе уже чувствовалась та притягательная сила, что заставляла жителей города выходить на улицы, танцевать и петь, радуясь каждому мгновению долгожданного праздника. Ничто не могло сравниться с этим предвкушением, которое казалось, приставало к кончикам пальцев, щекотало кожу легким ветерком, оседало на языке самой нежной сладостью.       Бдительные няньки закрывали ставни и двери поплотнее, бросая настороженные взгляды на каждую мужскую фигуру, закутанную в плащ, ненароком приближавшуюся к цитаделям невинности. Но даже самый крепкий замок не в силах был удержать трепетные сердца. А потому, с маленьких открытых балконов летели записки и надушенные конверты, пылкие любовники забирались под покровом ночи по зыбким веревочным лестницам.        В этом городе можно было встретить все. Строгих матрон, одетых в черное и разряженных куртизанок, роскошные дворцы и убогие лачуги. Но эта жемчужина никогда не тускнела и влекла всякого, кто желал насладиться атмосферой свободы и красоты.       Она запомнилась ему мелодией: тонкой, игривой, уносящейся вдаль легкой поступью стройных ножек, с искрящимся темным медом в глазах и запахом фиалок в каштановых россыпях волос. Как будто великий Фатум вел его к ней, воплощая желанные черты в каждой женщине, которую он встречал на своем пути. И только один раз все они собрались воедино и предстали во всей своей сокрушительной силе, подчинившей его сердце и душу навеки.       Он закрыл глаза , поддаваясь искушению снова воскресить в памяти дорогой образ...       Если бы кто-то сказал ему, что любовь всей его жизни встретится ему не в роскошном бальном зале или в будуаре очередной кокетки, не в разгар развеселого карнавала, где каждый может скрывать за маской свое лицо. Не на театральных подмостках или в ложе, боязливо опирающейся на руку престарелого супруга, а среди пыльных фолиантов общественной библиотеки, он бы от души рассмеялся.       Меньше всего в тот миг он рассчитывал увидеть хорошенькое женское личико, полускрытое капюшоном темного плаща. Первой мыслью было: «Почему она здесь совсем одна, без сопровождения! Если это невинная девушка то с нею должна быть ее воспитательница, хотя крайне подозрительно, чтобы родители позволили дочери заниматься науками»       Он отложил в сторону перо, которым старательно делал выписки из трудов Вергилия. Иногда он позволял себе эту роскошь, пока очередная авантюра не увлекала его в водоворот страстей. Великий грешник, он никогда не переставал шлифовать свой ум, стараясь расширить рамки познаний. Когда-нибудь, на склоне лет он выберет подобное место, чтобы спокойно предаваться науке. Но пока его страстная натура требовала безумств, которые прославили его имя по всей Венеции и за ее пределами.       Между тем, загадочная посетительница проворно взобралась на высокую лестницу, придвинутую к книжным полкам, и извлекла увесистый том, едва удержав его в тонких пальчиках.       Наблюдать за ее грациозными движениями было сущее удовольствие. Хотя плотная накидка скрывала хрупкую фигурку, ее очертания угадывались под мягкой тканью. Не в его правилах было охотиться за столь беззащитной и легкой добычей. Но девушка притягивала его внимание против воли.       Он немного пригнулся, чтобы его не было видно за стопами книг, нагроможденных на массивном столе, замер, стараясь дышать как можно тише, чтобы не выдать своего присутствия.       Вот она спускается вниз, подобрав краешек платья, показав маленькие изящные щиколотки в простых туфельках. Осмотревшись, незнакомка решительно снимает капюшон. Большие карие глаза на круглом лице и слегка вздернутый носик делают ее еще более юной. Озорной взгляд, и заплясавшие в нем бесенята, говорят о том, что здесь ей никто не позволял находиться. Своевольница выбирает большое кресло у окна и усаживается в него с торжествующим видом, открывая свой трофей с восторженной и слегка отстраненной улыбкой.       Ее лицо освещалось ярким дневным светом, который проникал через большое стрельчатое окно, мягко окутывая нежную шею с падавшими на нее непослушными каштановыми локонами. Глаза юной любительницы книг бегло скользили по строкам, то вызывая мимолетную улыбку пухлых губ, то тревожную складку между густых бровей. Иногда она на секунду подносила свой пальчик к зубам и нетерпеливо его прикусывала, видимо переживая за героев увлекательного повествования.       Наверно было неправильно исподтишка созерцать всю эту милую картину. В конце концов, он итак изрядно задержался здесь, ни на секунду не подумав о прекрасной Франческе, которая уже неделю была объектом его внимания и похоже готова была ответить взаимностью.       Он подумал, что стареет, раз его начинают так внезапно очаровывать случайные юные прелестницы. «Лучше бы тебе убраться отсюда поскорее! Неровен час, заявиться сюда ее разгневанный родитель. Рядом с отбившимся медвежонком всегда бродит медведица. »- пробовал он вразумить себя. Но все не мог оторвать взгляда от окна и сидевшей напротив него девушки, полностью поглощенной увлекательным чтением.       Внезапно, книга с предательским грохотом полетела с его стола, увлекая за собой письменный прибор с ворохом гусиных перьев и испещренные страницы будущего перевода. Незнакомка резко закрыла свой фолиант и вскочила из кресла как перепуганная птица. Она часто дышала, но ошеломленная внезапностью произошедшего, не смела двинуться .       Он вовремя отвернулся , торопливо набросил на плечи свой плащ , прикрыв его полой лицо. И заговорил прежде, чем она успела сорваться с места.       - Не бойтесь меня, ради Всех Святых, не стоит прерывать из-за этого свои занятия.       -Я вас не боюсь, просто мне не дозволено находиться в этом месте. Вы можете доложить смотрителям и…       - Уверяю Вас, я не стану этого делать.       - Разве Вы не считаете предосудительным мое нахождение здесь?       -Нисколько! Право, тяга к чтению и наукам похвальна для женщины, если она не чрезмерна и не мешает развиваться ее женской природе.       - Так странно это слышать…Вот мой отец считает совсем по другому.       - Он не позволяет Вам учиться и посещать библиотеки?       - Так и есть. Он убежден, что библиотека - это место исключительно для мужчин, мы же - женщины обязаны довольствоваться лишь Священным писанием..       - Я думаю, это очень большое заблуждение, – чуть хрипловатый голос вновь прозвучал из-под полы темного плаща, и лицо девушки просияло самым волшебным образом.       - Можно ли узнать, как Вас зовут, юное создание?       - Алессандра,- просто ответила она и немного стыдливо поправила выпавшую из прически каштановую прядку.       – А почему Вы закрыли лицо, сеньор? Вы известный человек и не желаете, чтобы Вас узнали?       - О нет , - он тихо и по-доброму рассмеялся, – В этом месте не так легко укрыться от любопытных глаз, я бы не стал так рисковать, если бы и впрямь не хотел чтобы меня узнали. Вся правда в том, что лицо мое изувечено, я вынужден скрывать его, чтобы не испугать людей, - на ходу соврал он.       Ее глаза наполнились искренним сочувствием и тревогой. Она немного прикусила нижнюю губу нежнейшего кораллового оттенка, на секунду заставив его мысли пуститься самыми недозволенными путями. Но он решил не подаваться мимолетному мороку, спокойствие и выдержка были необходимы.       - Мне так жаль… Простите, что я отвлекла Вас от несомненно важных дел, нарушила ваше уединение.       - Вам не за что извиняться, Алессандра, я уже давно не наслаждался столь приятным разговором. Моя обитель очень далеко от столицы и, как правило, кампанию мне составляют угрюмые и мрачные монахи, из которых и слова лишнего не вытянешь.       - Вы тоже клирик?       - Нет. Пока нет. Но мне нравится жить в глуши и уединении, посвящая свои дни изучению трудов древних мыслителей. Мирская жизнь давно мне наскучила. Я не часто бываю в Венеции и навещаю город лишь затем, чтобы пополнить свои запасы книг и поработать здесь, в этой цитадели мудрости.       - Значит, Вы ученый человек?       - Можно сказать и так, Алессандра...Хотя я всегда готов повторять вслед за Великим Сократом, что знаю лишь то, что не знаю ничего!       И вновь его слова были встречены немного застенчивой, яркой улыбкой.       - Тогда, может быть…Я понимаю всю дерзость моей просьбы, но все же… Не согласитесь ли Вы дать мне несколько уроков древней истории и философии, сеньор…насколько это будет возможным, учитывая Вашу занятость. Ох, простите, я ведь не спросила Вашего имени…       «Боже, и зачем тебе понадобилось так искушать меня!» - взмолился он, тут же дав согласие Алессандре, что непременно исполнит ее просьбу, и она всегда сможет найти его здесь. По крайней мере, в течение следующих трех недель, пока он не отбыл в свою обитель. Называть он себя попросил сеньором Баттиста, скрыв свое настоящее имя и личность под пологом черного плаща.       Когда девушка попрощалась и, с мастерством уличного воришки, проскользнула в чащу высоких массивных полок с фолиантами, он понял, как ей удалось провести служителей библиотеки.       В тот день он так и не смог вернуться к Вергилию, перед ним все еще было ее нежное округлое лицо с милыми ямочками на щеках, вздернутым носом и любопытными глазами, с оттенком темного меда. «Согласитесь ли вы дать мне несколько уроков…»       Ах, если бы она знала, в каких науках ему доводилось наставлять таких наивных девушек…       Ему не составит труда очаровать ее изысканными речами, пробудить ее чувственными рассказами, умело вплетенными в их ежедневные обсуждения «Записок о Галльской войне», а может быть посоветует ей внимательно проанализировать труды Овидия…Она забудет о его мнимом увечье, скрытом под черной бархатной маской, которую он отныне будет надевать всякий раз, садясь за работу в этом уединенном уголке Большой Библиотеки. Да, и он непременно заплатит смотрителю, чтобы его покой не тревожили в определенные часы…Все сложиться как нельзя лучше, она будет очень талантливой ученицей, одной из самых ярких в его коллекции. В этом у него не было сомнений... Но на этот раз в его душе поселились сомнения , что все пойдет по намеченному плану.       Одно обстоятельство нарушало сладкую картину, услужливо нарисованную его воображением и заставляло думать совсем не плотских вещах. Да, она была свежей и юной, наполненной той притягательной силой невинности и расцветающей красоты, что так легко сводит с ума мужчин его возраста. Но эта девушка была особенной. В ней горела та же жгучая жажда познания мира, всегда заставлявшая и его самого пускаться в невероятные авантюры, рисковать жизнью, пренебрегать покоем и достатком. В Алессандре чувствовалось что-то невыразимо близкое и знакомое. Таинственное и редкостное явление, о котором он читал когда-то в древнем восточном тексте и никогда не мечтал встретить. То, что иногда называют anima gemella- родственная душа. -------------------       На следующий день он словно мальчишка, сгорающий от собственных переживаний, ждал ее в том же укромном уголке библиотеки. Эти часы тянулись бесконечно, как нудная церковная служба, и он никак не мог сосредоточиться на своем переводе. Временами, ему становилось очевидным, что она не придет сегодня, и тогда он чувствовал себя полным дураком. И зачем ему собственно все это? Покорение еще одной невинности уж точно не станет для него неординарным событием. Не лучше ли забыть вчерашние томления в объятьях опытной и искусной в любви Франчески, встречу с которой он так бессердечно отменил?       Он вставал и расхаживал из угла в угол, прислушивался к шорохам, шагам и голосам, исходившим из пыльного чрева старинной библиотеки. И когда ее невысокая изящная фигурка появилась в дверном проеме, он с трудом сдержал себя от светских комплиментов, совсем не вязавшимися с тем образом, который придумал для себя.       Лицо его сегодня надежно скрывала непроницаемая маска, а скромное суконное платье не надо было прятать под плащом, как бархатный камзол. Он предусмотрел все до мелочей и был вполне доволен своей задумкой.       Она вошла с кроткой улыбкой на нежных устах, осветив ею полумрак просторного помещения. И вмиг его сомнения растворились в этом чудесном видении, а сердце наполнилось нежностью.       Алессандра…,- ему хотелось смаковать ее имя как изысканную мелодию, как песню, встречающую путника из дальних изнурительных странствий. Он впервые познал, какую радость может принести обыкновенная улыбка, слово, милый жест, нечаянно оброненный смешок, тонкий аромат фиалки, исходящий от склоненной над книгой каштановой макушки…Он не променял бы эти целомудренные часы в уединении огромной библиотеки ни на какие чувственные наслаждения и плотские утехи.       Каждый день она приходила в условленный час и садилась напротив, в свое любимое кресло у большого окна, удивляясь тому, что ей ни разу не пришлось наткнуться на смотрителя.       Иногда он объяснял ей тайный смысл текстов, скрытый под толщей философских нагромождений, иногда отвечал на ее вопросы и сам пересказывал истории и легенды. Порой они вступали в увлекательные диспуты, и ее простые, но мудрые суждения каждый раз поражали его своей точностью и оригинальностью. Все это было похоже на сон, совсем не вязавшийся с его обычным образом жизни и его собственной философией.       Да, она была желанна ему, более чем любая девушка или женщина в прошлом. Но ему совсем не хотелось пользоваться искусством обольщения, которым он владел в совершенстве. Маскарад, специально устроенный им для этой цели, теперь виделся совсем иначе.       Он почувствовал это внезапно, услышав ее голос и увидев яркую улыбку на ее нежных губах. Оглядываясь на свою жизнь, наполненную непрерывной чередой самых запретных плотских удовольствий и авантюр, он увидел что всегда шел к тому, что испытывал сейчас, искал со времен бесшабашной юности, но так и не нашел ни в одной из женщин ,которых знал.       И теперь, когда это чувство обрушилось на него с внезапностью летней грозы, он - Великий Любовник, Маэстро Наслаждений, как за глаза величали его в свете, не знал что делать. Подобно ребенку, получившему долгожданный, но хрупкий подарок, он боялся протянуть к нему свои перепачканные руки. И все что он мог позволить себе сейчас - любоваться им слепо и благоговейно, не думая ни о чем, не строя никаких планов, не заглядывая в будущее. Впервые оказавшись во власти прежде недоступного, но желанного чувства, воспетого поэтами всех времен и народов, имя которому - Любовь.

-------------------------------       Он надеялся, что все это лишь красивая и безумная сказка, временное экзотическое увлечение. Но каждая новая встреча с нею заставляла его забыться и представить себе совсем другую реальность. Помогая Алессандре утолить жажду пытливого ума, он чувствовал, как день ото дня незримо крепнет их духовная связь, что девушка открывается ему все больше, а его слова очаровывают ее. Вскоре, к своему ужасу, он осознал, что уже не представляет свою жизнь без ее милого лица, улыбки, маленьких пальцев, с крапинками чернил, перебирающих страницы книг, которые они вместе читали. Он знал, что скоро все закончится, что он вряд ли сможет удержаться от невыносимого желания прикоснуться к ее нежной коже, сорвать сладость ее первого поцелуя…Но что-то вновь и вновь останавливало его.       Время ежегодного карнавала стремительно приближалось. Водоворот празднования захватывал всех и вся. Обычно запрещаемые проявления страсти и мелкие прегрешения становились доступными. Богачи в азарте тратили бешеные деньги в игорных домах, некоторые супружеские пары, не стесняясь, изменяли своим мужьям и женам. Графы становились шутами, слуги - королями, короли - бедняками, а воспитанные и вежливые принцессы - соблазнительными куртизанками. Все было легко и просто, ведь лицо прикрывала маска. Эта опьяняющая свобода уже витала в воздухе, но сейчас его совсем не занимало предвкушение праздничных безумств.       В тот день Алессандра пришла к нему нарядной и очень взволнованной.       - Сеньор Баттиста, я считаю несправедливым, что Вы вынуждены прятаться от людей среди пыльных книг. На улице так красиво и весело! Давайте прогуляемся вместе, сегодня я тоже надену маску, мы будем равны, – ее лицо вспыхнуло при последних словах. И ему – опытному соблазнителю, не составило труда угадать, что в ее душе уже поселился яд запретного чувства.       Он согласился, якобы из дружеского расположения, подчеркнув свою мнимую нелюбовь к публичным сборищам. Но сердце его ликовало и пело от возможности увидеть блеск ее прекрасных глаз, вызванный уличными представлениями и яркими огнями, которыми была расцвечен город.       Они вместе наблюдали за ежегодными красочными шествиями, игрой жонглеров, волшебством фокусников и искусством акробатов, лакомились жареными каштанами и засахаренными фруктами, в изобилии предлагаемыми им торговцами. И она без умолку рассказывала, как ловко ей вновь удалось ускользнуть от бдительного ока своего отца и старой няньки.       Алессандра была столь прекрасна в этот поздний час, в окружении рукотворного волшебства, каждый год сводившего с ума жителей Венеции, что он не удержался от комплимента:       - Простите меня за дерзость, которая не пристала скромному отшельнику. Но я уже давно хотел выразить свое восхищение вашей ангельской красотой , Алессандра. Знаете, я склонен считать, что ваша мать принадлежит к роду фей, – сказал он полушутя, наблюдая ее смущенную и радостную улыбку.       - Ох нет, сеньор Баттиста, моя бедная мать была земной женщиной. Но я совсем не помню ее и не могу судить о ее красоте, потому что ее не стало, когда мне не было и пяти лет. Отец никогда не рассказывал мне о матери, а в доме нет ни одного ее портрета…       Он понял,что затронул очень непростую для девушки тему и поспешил вернуть их разговор в более приятное русло. Ему не хотелось,чтобы его неосторожные расспросы омрачили ее настроение.       Остановившись на набережной, они любовались светом луны, заставлявшим играть темную воду серебристыми искрами, воздух вокруг них был наполнен веселой музыкой, раздававшейся с праздничных улиц и площадей.       - Могу ли я кое в чем признаться Вам сеньор Баттиста? – вдруг произнесла она.       - Можете даже не спрашивать, я весь внимание.       Она сняла свою маску, посмотрев на него таким восторженным взглядом, что сердце его замерло. Он был полностью очарован той властью, которую приобрело над ним столь юное и хрупкое создание.       - За то время, что я провела с Вами в библиотеке, там, среди книг и древних рукописей, я познала столько радости! Вы помогли мне сделать открытия, на которые я не могла бы рассчитывать. Отец очень набожен, для него женщина- воплощение греха, а учение равно растлению… Вот почему я чувствую неизмеримую благодарность за то, что Вы согласились стать моим наставником. Но не только это заставляет меня думать о Вас…Я чувствую, я уверена, что Вы самый добрый и чуткий человек, который мог бы встретиться мне в жизни…Я хочу чтобы Вы знали - Ваше увечье совсем не страшит меня!       -Ты хочешь увидеть мое лицо? – прошептал он.       - Да…- ее дыхание сбилось, а нежный фиалковый аромат, исходящий от ее волос и кожи стал, невыносимо пьянящим.       Это смелое признание и тревожное ожидание, запрятанное в широко раскрытых темных глазах, на секунду лишили его всякого благоразумия. Он уже готов был приблизиться к ней в полумраке, дотронуться наконец до шелка ее кожи, сказать что никогда в жизни не испытывал такой нежности и страсти, такого счастья и вдохновения, как рядом с нею. О, столько же раз он представлял себе, как прекрасна она будет в любви, какие ночи он сможет подарить ей, какие глубины наслаждения он будет бережно и внимательно открывать для нее!       Ее плащ немного раскрылся, и мужской взгляд уже скользил по ее груди, аккуратно стянутой корсажем. Сегодня на ее плечах не было привычной косынки, скрывающей эту соблазнительную часть тела. Она напомнила ему цветок, тянущий свои тонкие лепестки ласковому солнцу, готовый расправить их во всем блеске нетронутой красоты. Изящный гранатовый крестик на простой золотой цепочке был единственным украшением на ее шее, но так хорошо подчеркивал притягательную молочную белизну кожи...        Этот маленький предмет бросился ему в глаза, и капли багрового граната, умело подобранные рукой искусного ювелира, тотчас обратились застывшей кровью, вечным укором, вечным клеймом и болью, что многие годы возвращалась к нему в самые черные часы душевных терзаний и раздумий о собственном прошлом.       - Откуда это у Вас? – спросил он, отпрянув от девушки.       - Это мой талисман. Моя няня сказала, что на смертном одре мать благословила меня и просила никогда не расставаться с этой, дорогой ее сердцу вещицей…       Воспоминание предстало перед ним бесплотным, но ужасающим призраком, заставив пошатнуться. Он узнал бы эту вещь из тысяч других, потому что много лет назад собственноручно заказывал ее у своего старого друга – мастера, обладавшего поистине изысканным вкусом, позволявшим создавать маленькие драгоценные шедевры. Нельзя было найти копии или чего-то, хотя бы отдаленно повторявшего его работы.       - Что с вами, сеньор Баттиста? – тревожно спросила девушка, когда не услышала ни слова в ответ.       - Все… в порядке Алессандра, просто я так многое испытал в жизни , что иногда ко мне совсем неожиданно приходят тяжелые воспоминания. Можно ли узнать имя Вашей матери?       Он и сам не знал, зачем задал этот вопрос, ведь ответ на него был очевиден с той самой минуты, когда он увидел маленький гранатовый крестик. Теперь он сравнивал столь дорогие сердцу черты Алессандры с уже далеким образом той женщины, чья жизнь была разрушена его собственными руками и неуемной страстью, которую он не смог укротить в себе.       - Красивое имя…, и его обладательница несомненно была такой же, - пробормотал он в ответ и с трудом узнал собственный голос.       Он навсегда запомнил промозглый осенний день, когда ждал Паолу в порту, купив им места на корабль направляющийся во Францию, уговорив ее сбежать от мужа, оставив маленькую дочь, забыв обо всем окунуться в мир свободы и чувственных удовольствий. Но в назначенный час запыхавшийся чумазый мальчишка передал ему лишь клочок бумаги с ее прощальными словами, с серыми кляксами расплывшихся чернил от ее слез. Она писала, что не сможет оставить свою малютку и согласна терпеть все унижения от обманутого мужа, лишь бы быть с нею рядом.       Покинув Венецию в одиночестве, он некоторое время тосковал о потерянной возлюбленной, но очень скоро его вновь закружил водоворот страстей и опасных интриг. Спустя почти два года ему рассказали о ее смерти. Возможно, безумец муж так и не простил ей измены, или сердце ее не выдержало тоски и унижения- он уже никогда не узнает. Но виновником ее гибели он всегда считал только себя.       И вот сейчас перед ним было это восхитительно прекрасное создание, которое он полюбил со всем трепетом и страстью, доступными его грешной душе. Эта девушка ни разу не видела его лица, но сейчас могла бы следовать за ним преданно и доверчиво, повинуясь лишь зову сердца. Он мог открыться ей, объяснить свой обман, вымолить у нее прощение и сделать ее своей, только своей...Но не теперь, когда правда о ее матери так неожиданно встала между ними.       "О Алессандра- милая нежная девочка, моя любовь, я никогда не посмею прикоснуться к тебе ..." - мысленно поклялся он. И в этот миг почти отчетливо услышал довольную ухмылку жестокого рока, настигшего наконец свою долгожданную жертву.Чтож, даже такой циник и искушенный в любви грешник не смог уйти от возмездия, настало время оплатить долги.       Собравшись с силами, он наконец решился ответить. Это была самая трудная речь , которую ему доводилось произносить:        - Иногда лучше оставить все на своих местах, моя дорогая Алессандра….Вам еще встретятся хорошие люди, поверьте, их будет не мало. Я же должен вернуться к моим скромным трудам...       - Вы уезжаете? – ее голосок дрожал, заставляя его страдать еще сильнее.А глаза мгновенно потухли. Она уже поняла, что ее порыв остался безответным.       - Вчера настоятель известил меня, что ему требуется моя помощь.       -Но Вы ничего не говорили об этом сегодня. Может быть я невольно чем-то Вас обидела ? Обещаю, я более не стану тревожить Вас по пустякам.       - Вы не должны ни в чем себя винить Алессандра. Просто я не хотел омрачать этот прекрасный день такой грустной новостью. Признаюсь,что очень привязался к Вам и буду скучать по нашим беседам. В Вас я нашел родственную душу, и минувшие недели, проведенные в тиши библиотеки, были самыми счастливыми в моей жизни!       Он видел, что на ее лице поблескивают слезы. Милосердный Боже, с какой радостью он остановил бы их своими губами! Но все что он позволил себе – оставить легкий, почти отеческий поцелуй на ее бархатной щечке.       - Пообещайте, что впредь будете более осторожны, и не станете доверять незнакомцам, встретившимся в библиотеке, какими бы безобидными они не казались, - сказал он ей на прощанье, наконец-то заставив улыбнуться.       - Обещаю...Но одного незнакомца я всегда буду там ждать ... , - ответила она, вновь подарив ему удивительную улыбку с легким эхом невысказанной грусти.       Он нашел в себе силы принять это робкое прощальное признание , почему - то выдернув из памяти поверье о родственных душах, неизменно узнающих друг друга в каждой новой жизни. "В следующий раз все обязательно сложится, когда-нибудь ты станешь моей, мечта моя, моя anima gemella. Я обещаю."

***

      Утром , наскоро закончив свои дела в городе,он стоял на палубе корабля, покидавшего воды гостеприимной Лагуны, отправляясь навстречу неизвестности и вновь доверяясь капризной и непостоянной Фортуне. Что ждет его дальше? Смерть или тюрьма, баснословный успех или позор, у него не было ответа.        Он вдыхал дикий и древний запах морского ветра, который весело раздувал паруса и грозился сорвать шляпу с его непослушных кудрей, уже тронутых серебром. Открыв свой дневник, где жили его воспоминания, от бесчисленных любовных похождений до встреч с великими мира сего, он сделал запись на одной из последних страниц. Возможно потомки, прочтя эти строки, сочтут его Великим грешником,который растратил свою жизнь лишь на глупые авантюры и радости плоти, но никто не посмеет сказать, что он никогда не знал настоящей любви.       В этот раз он повествовал не об очередной альковной победе , и не о рискованном приключении, но о том, что наконец познал силу и власть возвышенного чувства,ради которого можно поступиться собственными желаниями и надеждами. Он не тронул ее - свою последнюю, трепетную и долгожданную любовь, не нарушил ее мир и покой, пусть и заронив в сердце искру пока непонятного ей влечения.       Покидая этот город,он не питал иллюзий, что когда-нибудь еще увидит Алессандру в своей непостоянной и наполненной опасностями жизни, но зная, что ее имя и ее образ навсегда останутся в его памяти - тонким запахом поздних фиалок, шелестом книжных страниц, легким скрипом пера в тишине Большой Библиотеки, озорной улыбкой и нежностью, что не потускнет от времени и не исчезнет из его сердца до самого последнего вздоха.       Наконец,когда его мысль была закончена, а ровные ряды размашистых букв обрели свое законное место, он захлопнул свою рукопись."Мемуары Джакомо Казановы,кавалера де Сенгальта, венецианца,описанные им самим"-значилось на сафьяновом переплете.