Театр!

Зона для курения перед офисом телекомпании KBS Утро следующего дня - 05:31 – 05:59 Перед тем, как начать смотреть результат ночной работы Минсока в театре, они с Чондэ выбежали перекурить. На улице было свежо и ветрено, и даже, почти прижавшись спиной к стене, они ощущали порывы ледяного воздуха. - Объясни мне, с чего вообще такой шухер вокруг этого Чжан Ухёка? – спросил Чондэ. – Нет, ну, я знаю, что он сбежал из Северной Кореи, но мало ли таких историй? - Так он не просто сбежал, - охотно пояснил Минсок, непроизвольно поёживаясь от холода. – У него весьма занимательная биография, у нашего Чжан Ухёка. Сам что ли не видел? - Где? - Ну, Чондэ! Мюзикл весь этот – это его история жизни. В основном, аллегоричная, конечно: не всё в такой богатой биографии подходит для показа в мюзикле. Пытки, например. - Пытки? – передёрнуло Чондэ. – Ничего себе. Так получается, это он всё о себе? Но, подожди, там же большей частью бред какой-то... В первом действии этот номер, где они так странно одеты? Девчонки все в косынках, мужики в каких-то кепках... - Ты про “Tradition”? Объясняю: это песня из мюзикла «Скрипач на крыше» - он вообще две трети номеров надёргал откуда-то... Ну, вот, песня “Tradition” о том, как еврейская община, живущая в маленьком селе, столетиями выживает благодаря традициям. При этом никто не помнит, откуда эти традиции пошли, но так заведено, так принято, и это вроде как помогает им удерживать равновесие. Чондэ задумчиво затянулся. - Еврейская община? – переспросил он. – В маленьком селе? В Северной Корее?!.. - Дубина ты, это и есть аллегория. Это он так иносказательно объясняет, как устроена жизнь в Северной Корее: мол, никто не знает, почему правителю поклоняются как богу – родители рассказали, а родителям рассказали их родители, ну и все верят. Сохраняется баланс, а нарушишь его – и сразу всё пойдёт по пизде. - Как всё сложно... - Тонко и глубоко, - с насмешливой снисходительностью поправил его Минсок. - И ты хочешь сказать, что все, кто сегодня... ну то есть вчера был в зале – они все этот тонкий и глубокий замысел поняли? Минсок пожал плечами: - Ну, по-моему, там всё достаточно подробно разжёвано в программке... Да и, между нами, девочками: мне кажется, его творение и не на эту публику рассчитано. Вся эта эпопея с сеульской премьерой – исключительно для того, чтоб оправдать то, что мюзикл на корейском языке: видимо, маэстро так нормально инглиш и не освоил. Иначе наверняка бы и зал потребовал побольше и получше, чем этот задрипанный «дом культуры тружеников села», и полноценную съёмочную команду... А то, что ты там в одно рыло наснимаешь с заднего фланга? Ни ракурсов, ни перспективы... Нет, это всё для Америки, Австралии... - Ага, и туда дальше... - Так тебе ещё интересна биография Чжан Ухёка? Или сам в аллегориях разберёшься? - Нет уж, давай ты расскажи, а то я мозг сломаю. Ещё по одной? - Давай, только замёрзнем ведь на фиг... Они снова закурили. - Ну так вот. Жил-был на свете мальчик по имени Чжан Ухёк. Ему в жизни несказанно повезло – родился и вырос он в Пхеньяне. - Интересное у тебя представление о везении... - Знаешь, по меркам Северной Кореи родиться в Пхеньяне – это огромное везение. Хоть какие-то варианты в жизни будут. У мальчика рано обнаружился танцевальный талант, и именно по этой жизненной стезе он и отправился – конечно же, с оговорками на то, что под словом «танец» понимают в этой замечательной стране. Это в последнее десятилетие классический балет наконец вписался в чучхе, а до этого балет у них по сути был «патриотической акробатикой». Мальчик Чжан Ухёк танцевал, что велели, хотя уверяет, что достаточно рано начал догадываться о том, что за пределами страны балетная отрасль работает совсем иначе. Сам начал догадываться или понял только, когда подсказали, - этого мы уже не проверим, но факт такой: мальчику Чжан Ухёку по юности оказывала покровительство некая влиятельная дама... - Он её трахал, что ли? - Как грубо! – поцокал языком Минсок, а потом хмыкнул. – Да, думаю, именно это он с ней и делал. Эта дама в силу положения имела доступ к, так сказать, запретным вещам. Она-то ему и показала видео с западными постановками. - Подожди, это не опасно было? Их разве обоих не могли... того? - Ещё как могли. Ну да любовь – это, как известно, форма безумия. Тебе ли не знать? Чондэ промычал что-то невнятное, и Минсок продолжил: - Долго ему потанцевать не удалось: неудачный перелом ноги, - и подался он в постановщики. Ну, казалось бы, да? Тянем носочки навстречу солнцу, сальто мортале во имя вождя. Но Чжан Ухёк уже выжрал плод с Древа познания добра и зла и жаждал иного. Очередная покровительница пристроила его ставить программу на какое-то важное мероприятие... - Очередная? К нему очередь стояла? - Ты знаешь, по моим ощущениям этот знойный мачо по юности перепортил пол-Пхеньяна... Звучит дико, но, если ему верить, именно так оно и было... В общем, вместо положенного он поставил что-то неположенное. Ну, то есть... что-то совсем не положенное. Чуть ли не гейскую тему приплёл. И тут-то всё и... - Пошло по пизде? - Именно. И даме его кранты, и он сам загремел по полной. Прошёл всё, как положено: допросы с пристрастием, оттестировал все достижения современной инквизиции... А потом каким-то невероятным образом сбежал. - Это вообще было возможно?.. - Конечно, нет. Но сбежал же... Говорит, ему помогли, но имён-паролей-явок не раскрывает. Видимо, на случай если тот, кто помог, ещё жив и ещё там. - Ещё одна покровительница? - Скорей всего... Помнишь номер “Nikita”? Ну, в начале второго акта? Песня Элтона Джона. Вот, это вот аллегория на тему его побега. Сомневаюсь, что в реальной жизни в северокорейских мужских лагерях служат женщины-охранники. Слушай, давай уже пойдём, я сейчас закоченею... Она вернулись обратно в пустое и непривычно тихое здание и снова поднялись в свою монтажную. - Слушай, хён, а откуда ты это всё знаешь? - Ну, я ж готовился, смотрел все его интервью американские... Он добрался до Штатов, там попросил убежище... А американцы же такие истории любят: там пошли статьи, правозащитники активизировались. Дали ему грин-карту, потом гражданство, он осел в Лос-Анджелесе, там встретил свою жену. Но, скажем так, успеха особого не добился. Потому что история о попрании человеческих прав там редкость, а вот балетмейстеров-постановщиков – как собак нерезаных... Уже у самой двери Чондэ внезапно спросил: - Ты не думаешь, что у него от всего этого – ну, лагерь, пытки – крыша поехала? - Ты намекаешь, что на него что-то нашло и он попытался кокнуть свою главную надежду на успех? – Минсок устало рассмеялся. - Кому он сдался особо без Хёрин? Она – залог кассы. Всё турне под её имя организовано. Она даже в Америке известней, чем он. - Именно, что нашло! Ревность там... может, она его шантажировала? Все ж знают, что у него с ней джага-джага... Мало ли, может, она грозилась жене его всё рассказать? - Слушай, ты их в постели ловил? – буркнул Минсок. – То, что эта братия сплетничает, как не в себя, ничего не значит. Всё, обратно к нашим баранам, у нас осталось чуть больше трёх часов. Они вновь уселись перед мониторами, на одном из которых так и застыла финальная сцена пролога. Минсок запустил второй монитор.