Театр!

Меня часто спрашивают об этой истории. Даже сейчас, годы спустя, в любой малознакомой компании какой-нибудь юный репортёр, жаждущий славы, или просто любитель скандалов - кто-нибудь обязательно да вспомнит. Меня расспрашивают, как я вообще оказался втянутым в это дело, как получилось, что я, обычный журналист, занялся расследованием уголовного преступления, как догадался, кто убийца. Чаще всего любопытствующих занимает вопрос, что именно связывает меня со звездой сцены и экрана Хёрин. Что поделать: это проклятие нашего времени – даже в трагедии искать романтические скандалы. Меня спрашивают, с чего всё началось. Некоторые всё ещё думают, что убийство как-то связано с замечательной биографией балетмейстера-постановщика Чжан Ухёка, но нет: история Чжан Ухёка, который вместо того, чтобы согласно всем канонам быть расстрелянным или просто сгинуть в северокорейских застенках, невероятным образом сбежал в США, не имеет отношения к случившемуся. Некоторые, наоборот, интересуются только вечером, когда произошло убийство, почему-то думая, что трагедия развернулась и дошла до ужасной кульминации за считанные часы. Но и это неверно. Для меня и моего оператора Ким Чондэ эта история началась за несколько месяцев до премьеры автобиографического мюзикла Чжан Ухёка «Жизнь без маски». Мне предложили снять фильм, приуроченный к его режиссёрскому дебюту на южнокорейской сцене. Мало кто ожидал, что мюзикл станет бомбой, – напрасно. Те месяцы мы провели бок о бок с маэстро, с труппой, с прочим персоналом театра, где должна была состояться премьера. Мы снимали репетиции, общались с актёрами, были гостями их вечеринок, были свидетелями разных закулисных историй. Иногда казалось, что мы сами стали участниками спектакля. Мы ими и стали. Прошло несколько лет, но меня до сих пор обо всём этом спрашивают. Мне не задают только один вопрос. Не задают сейчас, не задавали раньше. Никто и ни разу не спросил меня, каково было мне. Что я чувствовал на исходе той ночи? Какие мысли мучали меня наутро, через день, через неделю? Не жалел ли я, что случившегося уже никак и никогда не исправить? Не тошно ли мне жить, зная, как жалок и мелочен человек и как легко ему, загнанному в угол, превратиться в зверя?