История легкого безумия

Сколько Ричард помнил себя, мать была ходячим хаосом. Она врывалась утром в детскую, открывала шторы и поднимала его, либо смеясь, либо напевая что-то – песни из рекламы или последнее, что она слышала по радио. Она вытаскивала его из постели, взъерошивала светлые волосы и со смехом подхватывала на руки. На кухне его ждал завтрак. Это могло быть что угодно – от простого мармелада, щедро намазанного на хлеб, до изысканного салата – в зависимости от того, во сколько Дарси вскочила и решила, что больше не заснет. Бывали и другие дни. В которые миссис Роджерс не могла заставить себя подняться с постели. Она лежала, укрывшись с головой одеялом и молчала, не реагируя ни на попытки Стива поднять ее, ни на просьбы Ричарда встать. В такие дни мальчика будил Стив. На завтрак была яичница с беконом и тосты. Отец был противоположностью матери. Идеальный солдат, он следил за тем, чтобы Ричард был одет в чистую и выглаженную форму, чтобы в пакете с ланчем у него лежали сэндвич и яблоко – в дни «активности» матери Ричард вполне мог обнаружить там тюбик с масляными красками или флакон с бальзамическим уксусом. Рич любил мать до саднящей боли где-то внутри. Он обожал те дни, когда она была веселой – тогда она сама забирала его из школы, и начиналось веселье. Они ездили в парк и катались на аттракционах, пока обоих не начинало тошнить мороженым и сладкой газировкой. В плохую погоду возвращались домой и рисовали – раскладывали прямо на полу огромный ватман и мазали его руками или ногами, обмакнутыми в краску. Или лепили из глины фигуры разных монстров, которые потом украшали полки детской. Стив тоже любил такие дни. Приходя домой, он обычно заставал измазанных в краске или глине жену и сына, которые, тем не менее, умудрялись приготовить ужин минимум из четырех блюд, и минимум два оказывались вполне съедобными. Они ужинали вместе, смеясь над любой ерундой. Дарси не упускала возможности обнять сына и мужа. В «мрачные» дни Рич возвращался домой на автобусе в тихий, словно больной, дом. Заглянув в спальню к матери, он молча шел к себе учить уроки. Иногда мальчик садился возле ее кровати и плакал, сам не понимая, почему. Он надеялся, что она проснется, что выберется из своего неведомого кокона, что заставит замолчать своих, неведомых ему, демонов, и заговорит с ним, обнимет его… Отец приезжал, когда темнело. Он тоже был мрачен и молчалив. Они ели на кухне разогретую пиццу, негромко переговариваясь. Иногда Стив проверял у сына уроки. Иногда просто хлопал по плечу и желал ему спокойной ночи. Ричард почему-то очень смутно помнил отца, хотя тот и старался проводить как можно больше времени с ними. Может, потому что присутствие матери для него затмевало немногословного Стивена. Или потому что мальчик с детства привык к необходимости делить папу со всей американской нацией, к тому, что любой мальчишка может подойти к его отцу и запросто попросить, чтобы тот с ним сфотографировался, пожал ему руку или даже посадил к себе на плечи. Только спустя годы он осознал всю тяжесть, сваливавшуюся на плечи Стивена Роджерса, когда тот переставал быть символом Америки и возвращался домой. О том, что родители развелись, Ричард узнал спустя два месяца обучения в колледже. Первым сообщил ему отец, по телефону. Следом позвонила Дарси. Голос звучал довольно бодро, но что-то все-таки заставило Роджерса-младшего отпроситься от занятий на неделю и уехать домой. В тот день, когда Рич вернулся, она встретила его, как обычно, воплощением хаоса – из растрепанных волнистых волос торчит кисть, за ухом – еще одна, на просторной майке и штанах-афганах – пятна краски. Глаза лихорадочно блестят, на щеках румянец – она была из тех, кто не так-то легко поддавался возрасту. Она рисовала уже шестую или седьмую картину - всерьез увлеклась живописью, оставшись одна. Они проговорили до раннего утра. Она просила прощения за, возможно, не самое легкое детство. Он говорил о том, что его идеальный отец совершил единственную и главную ошибку. Дарси уверяла его, что решение приняла именно она. Оба плакали, как дети, вспоминая прошлое – те мелочи, казавшиеся такой ерундой тогда, и которые внезапно стали такими важными сейчас. - Мам… Обещай хотя бы, что будешь пить таблетки, хорошо? – негромко попросил парень, прощаясь с ней перед отъездом. Он знал, что мать поддалась уговорам Стива и начала посещать психолога лет пять назад. О занятиях она ничего не рассказывала, и как-то Ричард, заглянув в дальний ящик в ванной, обнаружил там склад нетронутых пузырьков таблеток с фамилией «Роджерс» на этикетке. - Я тебе обещаю, что со мной все будет о’кей. И ты мне обещай, что будешь по-прежнему общаться с отцом и не будешь его ни в чем винить. Договорились? – улыбнулась Дарси в ответ. Ричард не был уверен, что она сдержит обещание, однако свое сдержал.