Ниже нуля

Он смотрел на нее, когда она умирала. Его рука крепко сжимала ледяную ладонь жены. Глаза моментально стали влажными, и капли, достигшие пола, были совсем не тающим льдом с потолка. Его сердце оказалось закованным в бурю. Виктор отказывался принимать жестокую реальность. Вина тяжким бременем легла на него. Он не смог. Не спас ее. Бездыханное тело Норы лежало в его снах, такое бледное, прекрасное, нетронутое увечьями. Но он больше никогда не сможет почувствовать ее тепло. Терзающие вопросы были примерно одинаковые. Что он сделал не так, чтобы судьба наказала его? Она отобрала у него душу, жену, надежду. Если раньше и было ради чего жить, то сейчас он пытался найти в себе силы хотя бы пошевелить пальцами. В первые дни своей бесконечной печали он почти сравнял Готэм с землей. Еще никогда люди не сталкивались с такой нещадной и чудовищной силой ледяной стихии. Тысячи случайных жертв замерзали и затем рассыпались на кусочки. Некоторые отрывали себе конечности, чтобы выбраться из ловушки, но совсем скоро жалели об этом. Бэтмен пытался образумить Фриза. Но тот еще никогда не был так погружен в себя. Он не слушал. Его гнев обрушился даже на героя, который всегда с сочувствием и пониманием относился к нему. Пришлось действовать радикально. Виктора должны были отправить в Аркхэм, на принудительное лечение, но он сбежал. И больше не возвращался. Ноль градусов. При более высокой температуре жизнь вне костюма невозможна. Да и ему было все равно. Уничтожение почти целого города и хладнокровное убийство его жителей не принесло ему спасения. Слезы тоже не помогали. Сколько бы он не пытался – вызвать их не получалось. Решение пришло само. Послышался щелчок, и огромные детали железного облачения ослабли, освобождая своего носителя. Тяжело вздохнув, он поднялся на ноги и подошел к большой панели в центре своей тайной лаборатории. Нажатия пары кнопок и поворота ручки оказалось достаточно для того, чтобы комната через пару минут нагрелась. Но шли часы, а оставалось так же холодно. Виктор в истерике бил по клавиатуре рукой, набирал другие комбинации снова и снова, даже, в конце концов, сломал ручку, но никаких результатов. В ярости бросил он нерабочую аппаратуру в другой конец комнаты, рвал провода и обжигал от них руки, оставшись наедине со своим отчаянием. Зубы стучали от ненависти, которую он не мог никуда выплеснуть. Она накапливалась в нем с новой силой, и, крепко вцепившись руками в консоль управления, Фрайс со всей силой ударил головой железную поверхность. А затем еще раз. Несчетное количество подобных ударов вызвало лишь кровотечение из носа, и этого было ему мало. Сорвав голос от криков, он лег на пол и принялся царапать его, и даже кровь под ногтями не останавливала Виктора. Единственный смысл, оставшийся в подобной жизни – это ее скорейшее прекращение. Но даже с этим он не справился. Он превратился не просто в несчастного, заточённого в костюме, а в сосуд, вмещающий в себя все страдание, которое только могло случиться с человеческим существом. И он окончательно сломался. Не мог жить дальше, но и не мог умереть. И в этом заключалось самое страшное наказание – существование. Промежуточное состояние, длящееся вечно. Как будто все время мира замерзло, но только для него. Конечно, люди сильные, они могут оставаться жизнерадостными после любых катастроф. Но только не он. Время можно провести с пользой, найти новое дело, новую любовь, новый дом, новую надежду. Только. Не. Ему. Тем временем щеки Фриза снова стали мокрыми. Возможно, это слезы. Но, вероятнее всего, где-то просто растаял лед.