Цветы над черепами

      Колёса кареты противно скрипят и отбивают нудный такт, подскакивая на выбоинах королевского тракта. Долгая поездка и качка так сильно вымотали Эмелин, что она уже стала тихо молить о том, чтобы это мучение поскорее прекратилось. Няня, приставленная к ней ещё с младенчества, тихо дремлет, откинув седовласую голову на спинку неудобных сидений кареты, пока дорога бесконечной лентой убегает за горизонт и скрывается где-то между холмов. Неделя в пути. Долгих семь дней бесконечной качки и придорожных таверн с кислым хлебом и пропахшими помоями стенами. Семь дней мутной тоски и страха перед неизвестной жизнью, которая начнётся сразу же, как она пересечет ворота королевского замка Франции.       — Леит, будь добр, остановись на пару минут. Меня уже мутить начинает.       — Но, леди Эмелин, мы не можем. Тут даже постоялого двора поблизости нет. Не можем же мы остановиться в поле, на открытой местности, — тут же поспешил ответ охранника и кучера одновременно.       — Прошу тебя, — взмолилась девушка, закусив губу. — Я тут с ума схожу.       Леит вслушался в желание своей госпожи и резко дёрнул поводья, заставляя двоих вороных остановиться. Как только качка прекратилась и тело перестало бросать из стороны в сторону, Эмелин смогла вздохнуть с облегчением и выбраться из надоевшей до зубного скрипа коробки. Свежий утренний ветер тут же разметал блестящие волосы девушки и вернул на щёки розовый, здоровый румянец. Обширное поле, усеянное пшеницей казалось ей золотистым океаном, расположенным перед лесом. Ветер тревожит колосья, заставляя раскачиваться из стороны в сторону.       — Почему мы остановились? — сварливо проскрипела няня, высовываясь из кареты и сонно моргая. — Эмелин?       — Я захотела подышать свежим воздухом. Сидеть в этой душной кибитке — моя смерть, — спокойно ответила ей её воспитанница, усаживаясь прямо на сырую от росы траву. Лёгкий шёлк зелени тут же впился в пальцы её рук, навевая чувство давно незнакомого спокойствия.       Няня тоже выбралась из кареты, расправляя складки на дорожном платье. Её лицо, исчерченное морщинами, всегда выглядело слишком строгим и сухим. Эмелин никогда и представить себе не могла, чтобы эта женщина могла заливисто смеяться или просто мечтательно улыбаться. Всегда строгая, худая и очень высокая, она напоминала ей ворону, блестящими глазами смотрящую на неё сверху. Няня всегда держала её в строгости и воспитывала из неё сильную, как она выражалась, девушку, способную противостоять всем мирским проблемам.       — Ты переживаешь из-за нашего переезда? — тихо спросила она.       — Возможно, — честно ответила Эмелин. — Мария написала это письмо, сообщая о каких-то страшных угрозах со стороны Англии. Я всегда знала, что моя жизнь находится в небезопасности, но нахождение при французском дворе, мне кажется, удвоит это состояние.       — Ты же знаешь, что королева Мария призвала тебя к себе лишь для безопасности. На её жизнь уже неоднократно покушались, и она переживает, что вдали от неё ты тоже попадаешь в зону риска. Твоя фамилия, данная тебе матерью, делает из тебя достаточно желанную добычу.       — И дар, и проклятие, — с горькой усмешкой прошептала Эмелин. — И я понимаю все, что вы говорите достаточно чётко, но справиться с волнением не в силах.       — Держи себя в руках и помни то, чему я тебя учила…       — «Холодная голова, холодное сердце», — как мантру прошептала Эмелин зазубренные слова и получила одобрительный кивок от няни. — Долго нам ещё ехать?       — К вечеру будем на месте, — ответил Леит. — Нужно пересечь лес и мы будем в замке.       — Тогда хватит сидеть и давайте отправляться в путь! Вечером я надеюсь ужинать нормальной едой, а не трактирной плесенью, — строго проговорила няня и забралась обратно в карету.       Эмелин тоскливо оглядела поле и, со вздохом, последовала за ней.

***

      Стук конских копыт о потрескавшуюся и сухую почву успокаивает Баша. Когда изо дня в день ты томишься в каменных стенах королевского замка, пропитанных кровью и злыми помыслами, даже вылазка в такое отвратительное место, как Кровавый лес не кажется тебе чем-то отталкивающим. Баш посещает лес обычно в одиночку. И пусть Франциск постоянно нудит о том, что это глупо и опасно, именно эта самая опасность тянет бастарда короля Франции в эти места ещё больше. Все эти истории о разбойниках и дикарях, прячущихся между деревьев и приносящих в жертву неведомым богам людскую кровь совершенно не пугают его, а, наоборот, завлекают в свои сети таинственности.       Лес этот зовётся Кровавым только потому, что кровожадные язычники обагрили кровью сотен невинных его почву. Баш готов поклясться, что даже от корней и мха пахнет свежей человеческой кровью и гниющей плотью тех, кому не повезло встретить на своем пути этих чудовищных людей. Хотя Себастьян сомневается, стоит ли называть этих созданий мрака людьми.       Тут приходится постоянно быть начеку. Каждый треск ветки, каждый взмах вороньего крыла или дуновение пыльного ветра заставляет его тело напрягаться, а руку непроизвольно укладывать на рукоять меча. И, возможно, он видит в этом спасение для себя. Ведь это напряжение и сосредоточенность на незримой угрозе затмевают мысли о том, что ему никогда не должно принадлежать.       О Марии Стюарт — прекрасной королеве Шотландии и будущей жене его брата. Увидев её впервые, Себастьян тут же решил, что красивее девушки он никогда не видел. Тонкая, хрупкая и плавно двигающаяся, с упрямостью в тёмных глазах и с силой в каждом слове, даже неловко оброненном всуе. Он полюбил её пламенно и горячо, томясь чувством безысходности каждый божий день.С редким удовольствием он давил на эту кровоточащую рану, называемую любовью, и корчился от боли, пока та, кому он отдал своё сердце счастлива с Франциском и мечатет о скорейшей свадьбе с ним. И только вытерпев полноту всех этих мучений, Баш принял решение — удалить этот яд, бегущий по его венам, и научить себя жить без постоянных размышлений о том, как бы сложилась его жизнь, если бы Мария принадлежала бы ему.       Лес принимает Баша спокойно, не враждебно. Ветки высоких елей словно раздвигаются перед ним, пропуская мужчину дальше, в самое сердце этого зачарованного леса. Себастьян никогда для себя этого не признает, но он отлично понимает, что в этом месте он чувствует себя так, как надо, несмотря на все эти опасности, таящиеся здесь. Этот лес становится его домом, когда он бывает здесь. И именно это чувство залечивает его побитую душу.       Громкий женский визг тут же нарушает размеренность лесной жизни. Визг протяжный, наполненный силой страха и ужаса. Баш тут же бьёт пятками по бокам своего коня и направляет его в сторону, откуда доносится этот вопль. Конь послушно скачет галопом, перепрыгивая через преграды и доставляя седока туда, куда ему нужно.       Разбитая карета, стоящая среди дороги, укрытая еловыми ветками, привлекает внимание бастарда. Он спрыгивает со своего коня, выхватывая меч из ножен и готовясь нападать на любого, кто дернется в сумраке. Глаза напряжённо всматриваются вокруг, выискивая признаки жизни, а ноги медленно подводят его прямиком к карете. Пожилая женщина лежит между сидений, широко распахнув глаза, а алая лужица крови окаймляет её холодеющее тело. Широкий рубец на шее тут же даёт понять Башу, что могло произойти с неудачливыми путниками. Чуть поодаль, среди топчущихся и переполошённых лошадей лежит ещё одно тело, укрытое дорожным плащом. Меч, сжатый в его руке, сообщает Башу о том, что этот мужчина попытался бороться за свою жизнь, но схватка оказалась нервной. Но если оба этих человека мертвы, кто же тогда кричал?       Баш обошёл карету несколько раз, а потом так же пересёк окрестности, но никого не видел. Ни живого, ни мёртвого. Вернулся к карете и осмотрел все вещи, запрятанные в сундуках. Множество дорогих платьев и украшений, явно не принадлежавших мёртвой даме. Существование третьего человека в этой компании сразу же перестало быть призрачным, а если девушка кричала, значит есть вероятность найти её хоть раненной, но живой.       Навыки охотника у Себастьяна развиты невероятно хорошо. По сломанным веткам, листьям и шагам он способен вычислить любого и найти его даже на краю леса. Мелкие шаги от кареты убегали куда-то в лес, сломанные ветви и клочки одежды на сучках пробивали для него путь к той, что нужно любой ценой спасти. Несколько огромных валунов, сложенных один на один стали финишем его поисков. После них следы резко оборвались.       — Эй. Тут есть кто живой? Я тебя не обижу.       Тишина. Баш внимательно вслушивается в неё, стараясь отыскать среди этой нагнетающей тишины любой короткий звук.       — Я не разбойник. Если ты видишь меня, смотри, я положу меч на землю, — говоря это, мужчина действительно уложил свой меч на мох. — Я помогу тебе.       От камней послышался робкий шорох. Первое, что увидел Баш — бледное и перекошенное ужасом лицо, а потом дрожащие руки, протянутые к нему с просьбой помочь. Он перехватил едва дышащее тело девушки и притянул к себе, крепко обняв за плечи. Это хороший ход. Помогает человеку понять, что в данный момент он в безопасности и укрыт надёжно.       — Что случилось? — шёпотом спросил он, медленно проводя девушку к своему коню. — На вас напали?       Короткий кивок послужил ответом.       — Вы ранены?       Отрицательное покачивание светловолосой головы.       — Всё хорошо. Я отправлю вас в замок. Лекарь осмотрит вас и поможет, на всякий случай. Вы мне доверитесь?       Она замешкалась, но потом всё же снова кивнула, прижимаясь к нему всем своим дрожащим телом. Без особых усилий Баш смог усадить её на своего коня, а сам запрыгнул следом и, ухватив поводья, быстрым галопом помчался прочь, в замок. Девушка же, пережившая немало горестей за это короткое время, устало уложила голову её на плечо, продолжая прижиматься к сильному телу так, словно готова соединиться с ним, срастись.       — Они их всех убили, — прошептала она прежде, чем закрыла глаза и провалилась в забвение.