Разрушающая ненависть

На следующее утро я с Русланом столкнулась на выходе из лифта. Печатая сообщение в телефоне, я не заметила невролога и врезалась прямо в него. Папка с рисунками бездомной вылетела из моих рук. Егоршин обвел взглядом разбросанные по всему коридору рисунки и насмешливо уставился на меня. - Зачем же ты разбрасываешь шедевры нашей художницы? Я не стала ему отвечать, не желая начинать ссору. Молча собрав рисунки обратно в папку, я метнула раздраженный взгляд на Руслана. - Мог бы и помочь. - Надо было смотреть по сторонам и не нападать на меня в коридоре, - усмехнулся он. - Я просто не заметила тебя! Он посмотрел на меня сверху вниз и хмыкнул. "Он же на голову выше меня, даже больше. Не могла я не заметить его". Теперь я понимаю, как выгляжу глупо. В полном молчании мы зашли в кабинет Рихтера. - Доброе утро, Андрей Александрович. Мы принесли рисунки нашей пациентки, которые нашли вчера, - сказала я, протягивая ему папку. Он быстро ее пролистал, всматриваясь в красочные жуткие образы на листках бумаги. Отодвинув от себя рисунок очередного зомби, он вздохнул и закрыл папку. - Хорошо, но как-то в одном жанре, - вяло бросил Рихтер. - Из документов ничего? - Ну квартиру мы не смогли осмотреть, там притон. А жила она на улице в каком-то углу возле забора. Ничего интересного, только тряпки и крысы. Эти рисунки мы нашли там, - поведал Руслан. - Ну а из квартиры что-нибудь? - нетерпеливо спросил Рихтер. - Я же говорю, там притон! - Я всегда считал, что ты идеален для притона, - ответил Рихтер в своей привычной манере. - Я пыталась туда зайти, но Руслан буквально вытащил меня на улицу, - буркнула я, кидая неодобрительный взгляд на невролога. - Бери пример с коллеги, Егоршин. Удивительно, но ты упустил шанс узнать, есть ли у нашей больной гепатит, - лукаво прищурился Рихтер, намекая Руслану на укус бомжихи. Тот потер место укуса и мрачно бросил: - Да ну Вас. - А теперь поведайте мне, с чего вы двое взяли, что это рисунки нашей пациентки? - С того, что этот она рисовала при мне, - сказал Егоршин и протянул ему мятый рисунок, который бездомная рисовала в своей карточке. Рихтер посмотрел на образ нарисованного всадника на коне и заметил схожие черты с Русланом. - Не только при тебе, но и с тебя, как я погляжу, - хитро улыбнулся Андрей Александрович. - Как похоже! - Ага, - согласился Руслан. Я взяла в свои руки рисунок, тыкнула на лошадь и спросила у Руслана с невинными глазами: - А кто это с умным видом сидит у тебя на спине? Егоршин возмущенно выхватил у меня рисунок, а Рихтер рассмеялся. - У нашей Скобовой приступ! - в кабинет забежала Ходасевич. - Скачите галопом, пока наша художница не загнулась, - бросил нам вслед Рихтер. - Что с ней? - на ходу поинтересовалась я у Ольги. - Учащенное сердцебиение, сильная боль. Калинин говорит, что капельницы ей менял. Поставил экстракт железа. Забежав в палату, я склонилась над пациенткой и сказала: - У вас аллергическая реакция. Вы можете дышать? Она лежала с широко открытыми глазами и не могла даже вздохнуть. - Дыхание затруднено, быстрее, - поторопила я Ольгу, у которой уже в руках был шприц. Укол подействовал мгновенно. После этого мы вернулись обратно к Рихтеру, который уже вместе с Родионовым и Калининым развесил рисунки пациентки на прозрачной доске. - Стабилизировали. Она сейчас на успокоительных, - доложил Егоршин. - И ты продолжаешь считать, что с ней все нормально? - спросил Андрей Александрович. - По большому счету, да. Ничего не изменилось, - протянул Руслан. - Кроме того, что мы ее чуть не убили, - хмыкнул Рихтер, вставая возле доски.- Подходите ближе. Время ознакомиться с нашей пациенткой через ее рисунки. Фрейд был прав, когда говорил, что образы больной многое могут поведать. - Они нам поведуют, чем ее лечить? - проворчала Ходасевич. - Возможно, - уклончиво ответил Рихтер. А потом ткнул на один из рисунков и объявил: - Вот, например, конь. Ахалтекинская порода. А это значит, что она наблюдалась у врача из Дагестана. Манера штриха явно указывает на букву "о". Значит его фамилия начинается с этой буквы. Дайте подумать... Омаров! Я уставилась на заведующего отделением диагностики и пыталась понять, он щас паясничает в своей манере или играет в Шерлока? - Вы все это поняли по вот этой закорючке? - удивилась Ольга. Рихтер закатил глаза и подошел к столу, схватив оттуда папку. - Что бы мы делали без талантов Никольской и ее умения узнавать любую информацию. Он бросил толстую папку на стол и мы бросились ее листать. - Не о каждом пациенте соберешь столько информации. Особенно если это бомж, - удивился Калинин. - Есть что-нибудь по неврологии? - спросила я, перебирая многочисленные листки с результатами разных анализов. - Ничего того, что объяснило бы судороги, - ответила Ольга Ходасевич. - О! Она была записана 2 раза на УЗИ. - Беременность? - спросил Калинин у нее. - Не похоже, на второй прием не явилась. Я заметила цепкий взгляд Рихтера, направленный на Родионова, который с каждым нашим словом становился мрачнее тучи. Он наблюдал за нашей бумажной возней и даже не интересовался этими листками. - Подождите, - прервал онколог нас. Рихтер оживился и одарил ухмылкой Родионова. В его взгляде так и читалось: "Наконец-то кто-то понял". Родионов стал мерить комнату шагами и рассуждать: - Омаров осматривает ее, исключает беременность, но все равно назначает повторный прием. Кажется, я знаю, что ее беспокоит. Рак яичников. - Издеваетесь что ли? Вы даже на бумаги не посмотрели, - спросил Егоршин. - Я знаю Омарова. Он онколог, - вздохнул Родионов. - Даже если так, то рак яичников не дает мнимую судорогу и остальных симптомов, - проговорила я, переводя взгляд на остальных врачей. - Дает, если это паранеопластический синдром, - серьезно ответил Рихтер. Через полчаса меня и Калинина отправили делать УЗИ. Действие успокоительных еще действовало и пациентка нас не слышала. - Как ты думаешь, Аня, почему мы ей занимаемся? - спросил Володя. - Как я заметила, это воспитательный процесс от Рихтера для Егоршина, чтобы... Стой! Смотри, - я ткнула на экран. - Это точно рак, - подтвердил мои опасения Калинин. - Пошли к остальным. В кабинете нас уже ждали. Калинин с порога объявил результаты: --Солидное некистозное образование левого яичника, пять на три сантиметра. Центральный некроз. - Ты был прав, Егоршин, нечего нам с ней делать. Вопрос только в том, сколько ей осталось, - вздохнул онколог. - Подождите, может это все же не рак? - спросил неожиданно Руслан. Я удивленно уставилась на его грустные глаза. "Неужели он теперь сочувствует нашей пациентке? Еще недавно готов был ее выписать из больницы, чтобы избавиться от нее". - Забавно, что именно тебя так это заботит, - съязвил Рихтер, начиная по привычке бросать дротики в мишень. - Я просто не думал, что она так серьезно больна, - поморщился Руслан, вставая со стула. - А у меня есть идея получше, - Рихтер прицелился и очередной дротик попал в мишень.- Действительно, что если это не рак? Живет на улице, дышит непонятно чем... - Туберкулема? - внезапно осенило меня. - Именно, - кивнул Андрей Александрович. - Спорно, - возразил Калинин.- Скорее всего, рак. - Ну если ты так настаиваешь, то схема лечения стандартная: стрептомицин, рифамицин, изониазид, - бросил Рихтер, хромая в свой кабинет. - Это схема для лечения туберкулемы, - преградил ему путь Егоршин, скрещивая руки. - А у тебя есть схема для лечения рака в последней стадии? - хмуро поинтересовался Рихтер, опираясь на свою трость. Руслан без слов опустил голову и пропустил Рихтера в свой кабинет. Дверь захлопнулась и мы остались в гробовом молчании.