fake paramore

ㅤㅤㅤｔｈｅ ㅤｅｘｃｉｔｅｍｅｎｔ ㅤｏｆㅤ ｔｈｅㅤ ｆｌｅｓｈ ㅤａｎｄ ㅤｎｏｔ ㅤｔｈｅ ㅤｆｅｖｅｒㅤ ｏｆㅤ ｔｈｅㅤ ｓｏｕｌ 〭

— Извините, у вас не будет прикурить? Этот тихий голос с едва различимой хрипотцой на последней нотке оглушает юношу своей мелодичностью, своими тягучим теплом, что разливается по душной комнате вместе с сигаретным дымом. Эта лёгкая беззаботность и толика высокомерия в столь обыденной фразе заставляет напрячься Эштона, чуть вздернуть подбородок кверху и попытаться в ночной мгле рассмотреть силуэт загадочной особы, потревожившей его покой. Ее лицо, освещенное светом уличного фонаря, с юношескими, почти детскими чертами, чуть расплывается у Ирвина перед глазами из—за действия выпитого ранее алкоголя, а походка кажется совсем ещё ребяческой. — Да, конечно. Голос сдавленный, вымученный, будто фраза слетела с его губ насильно. А Она идёт вприпрыжку, немного тормозя перед каждым выступом или неясным очертанием предмета на полу, чтобы не упасть, и достигает кресла около окна в пятнадцать с половиной шажков. У нее жесты резкие, немного скованные, и прикуривается она быстро, будто желает побыстрее завершить начатое, пока кто-то ее не застукал. От этих мыслей у Эштона сводит скулы. Когда он стал так заглядываться на девушек, в ее случае даже девочек? У нее же фигура как у какого-то подростка, что не закончил ещё формироваться. Нескладные пропорции тела и маленький — гномий рост, но зато такие аппетитные бедра и грудь, скрытые атласной тканью серебристого платья на тонких бретельках. Оголённые плечи, едва заметные ключицы и загорелая кожа под натиском его поцелуев. Он готов был целовать ее острые коленки, истерзанные ветром губы и маленькие шрамики на узких запястьях, а довольствовался лишь воздухом, который они делили один на двоих. — Можно, я поцелую вас? — Да, мадемуазель, конечно... — Хи, спасибо. Это происходит так стремительно, так неумело и очаровательно одновременно. В этом поистине детском и невинном поцелуе слились все чувства и эмоции, которыми готовы поделиться те, что потеряли слишком много. У нее губы малиновые на вкус, немного с перчинкой и чем—то горьким, а кожа действительно мягкая, как шелк, и пылает под его пархающими пальчиками. Все заканчивается также неожиданно, как и началось, на сигаретах, табачном дыме, осевшим на подкорке поцелуе и сладких—сладких, приторных речах с повседневными фразами. Он влюбился в нее необузданно, слишком быстро и, кажется, навсегда, а она оставила для него лишь свое имя, лёгкое касание маленькой ладошки до щеки и детский поцелуй с привкусом текилы.