Поцелуй навылет

Паркер сокрушенно смотрел на девушку без прошлого. Она была совершенно напугана и, изо всех сил вжимаясь затылком в спинку кожаного кресла, разглядывала свои пальцы, на кончиках которых уже успела запечься чужая кровь. Грязные и почти что ржавые пятна леопардовым окрасом лежали на ее руках. И она не имела ни малейшего понятия, что с ней происходит. Шатенка даже не знала, кто он такой - человек, сидящий перед ней на полу. Друг или враг? Горячо любимый или настолько же безумно ненавидимый ею? Он практически не называл ее имени, и Елена все больше убеждалась в том, что „Елена“ - не ее настоящее имя, а всего лишь отголосок ее теперь уже несуществующего прошлого. И этот мужчина, что со звериной яростью перелистывал страницы старой книги, был ее единственным новым знакомым. Единственным способом не сойти с ума. Она не помнила ни одного эпизода своей жизни, и все же ей казалось, будто бы многие годы провела в тюрьме, и только сейчас, благодаря ему, она вышла на свободу. - Ты меня знаешь? - Вдруг заговорила шатенка. И почти мгновенно серые глаза зацепились за ее переносицу. Он смотрел на нее настолько ошарашено, будто действительно провел обряд экзорцизма несколькими часами ранее. И будто бы у него тогда все получилось. - Ну, конечно, я тебя знаю, милая. - Малакай Паркер ломает губы в оскале. Малакай Паркер улыбается почти что медово. Лукас Джошуа Паркер в его голове захлебывается собственной кровью. Старшие братья на то и нужны, чтобы напоминать младшим об их месте. Малакай со своей задачей справляется просто превосходно. Она снова замолчала, царапая зубами подушечку большого пальца правой руки. Паркер сглотнул. - Как меня зовут? - Она старалась избежать взгляда в его глаза. Как будто на подсознательном уровне чувствовала что-то неладное. Малакай Паркер всегда был дефективным. Ему было совершенно неудивительно, что первые волны недоверия уже хлынули ей в голову. И ему стало, наконец, легко. Он мог снова быть собой, не натягивая на себя маску доброго волшебника. Он, конечно, волшебник. Может быть, даже добрый. Это смотря с какого угла взглянуть. Смерть ведь тоже иногда является бесценным даром, который не каждому суждено заслужить. - Елена Гилберт. - Уже не отрываясь от гримуара ответил еретик. Как будто хотел попробовать на вкус это имя. Получилось. Она втянула носом теплый и сухой воздух гостиной, а затем, опустив сперва босые ступни на холодный пол, уселась напротив. Долго смотрела на него, не отрывая карих глаз от его темной макушки. Она ждала, пока он посмотрит на нее, потому что уже не сможет сопротивляться гаденькому ощущению слежки за собственной персоной. И Кай оправдал ее ожидания. Кай был параноиком, и ему не нравился ее способ узнать его поближе. Он поднял голову с промедлением лишь в несколько минут. И то, потому что клятвенно обещал себе, что головы не поднимет. Елена смотрела прямо в глаза. Не бегала взглядом по его переносице, не очерчивала линию подбородка. Ничего, что могло бы выдать в ней страх. Карие встретились с серыми, и брезгливое раздражение снова окутало его словно кокон - с ног до головы. Он смотрел на нее с отвращением. И Люк снова ожил в его голове, в тысячный раз напоминая, что это отвращение принадлежит только ему - Малакаю. - Что ты еще хочешь узнать, Елена? - Еретик склонил голову на бок. Он однозначно умел быть сахарным до тошноты, но приступ рвоты так и не наступил, и Кай ссутулил плечи, задержав взгляд на кончике ее носа лишь на одно мгновение, прежде чем снова опустит взгляд в гримуар. - Как тебя зовут? - Она положила ладонь на раскрытую книгу. Брюнет снова поднял глаза. В глубине своего сознания он, конечно, надеялся, что Елена Гилберт напрочь лишилась своего тошнотворного стремления помочь всем и каждому, своей омерзительной веры в каждое падшее существо на этой планете. Но нет. Воспоминания из ее прелестной головки стерлись, а старые привычки остались. И Кай ненавидел ее еще больше, чем в момент их последней встречи. Всем тем, что осталось от его сердца ненавидел. Старшая из Гилбертов была от природы приторной. Слишком чувствительной. Слишком любящей. Слишком тупой. - Кай. - Просто Кай? - Да. - Почему ты был первым, кого я увидела, когда открыла глаза? Ты мой… Парень? Паркер едва не задохнулся от приступа гомерического смеха. Девушка поежилась, плотнее кутаясь в согретый теплом ее тела плед. - Да, милая. - Он был готов с кем угодно поспорить, что она ему верила. Как верит ребенок своей матери. Он улыбался так, что ему хотелось верить. Он знал. - Я твой… - Один пропущенный удар сердца. - Парень. - Тугой комок нервов упрямо пульсировал в солнечном сплетении, и он чувствовал эхо в собственных ушах. Губы напротив дрогнули в улыбке, а затем и вовсе растянулись, словно струна, готовая вот-вот лопнуть, хлестнув его по лицу. Что за дерьмо, Паркер? Смейся, кретин! Смейся, чтобы она не приняла это за правду.

С М Е Й С Я

Паркер протянул холодную ладонь к лицу шатенки, и она как-то слишком быстро уложила свою щеку, мягко ерзая по подушечкам сухих пальцев. Подалась вперед. - Я знаю тебя. Не помню, но знаю. Я тебя любила. - Она закрыла глаза. Снова открыла. Моргнула, не сводя горящих глаз с его лица. - Люблю. - Поправила сама себя. Она не была уверенна на все сто процентов в том, что это его она любила. Но ей казалось, что она кого-то точно любила. Наверное, это был он. Тонкие пальцы ее все еще горячих ладоней цеплялись за короткие волосы на его затылке. Неужели она поверила? Какая же ты идиотка, Елена Гилберт! - Конечно. - Он тихо выдохнул ей в лицо. - И я тебя. И я тебя?