***
Она нашла его в агентстве, которое как никогда сейчас оправдывало своё название. Мужчина, сбросив с себя плащ, сапоги, откинув кобуру и клинок, сидел под лестницей, собравшись в позу эмбриона и приложив ко лбу, всё ещё покрытому кровью демона, амулет с крупным красным камнем. «Запах» ненависти волнами шёл по менталу, содрогая любого чувствительного своей глубиной и мощью до самых глубин естества. Ненависти чистой, кристализированной. Ненависти к самому себе. К неполноценному гибриду, что не демон и не человек, что никогда не будет нужен хоть кому-то и для чего-то, что везде чужой. Отродье, ублюдок проклятого союза, приносящий лишь страдание всюду, куда шагнёт его когтистая лапа, разрушение, куда укажет взгляд. Огромный рубин брал в себя часть этого яда — но явно не достаточную. Демонесса и сама не понимала, что тогда заставило её приблизиться к химере. Частица Евы, что разрывалась при виде боли её сына, в которой была и её вина? Примитивное желание более слабого демона подмазаться к более могущественому покровителю в момент его слабости? Что-то ещё? Но как бы то ни было: она подошла и села рядом с новым Тёмным Рыцарем. Медленно, тихо и осторожно. Тот, ощутимо помедлив, лишь повалился вперёд — и уткнулся белыми волосами в прикрытый чёрным латексом живот, по прежнему не издавая ни звука. Лишь вышибая все стопоры болью и ненавистью, щедро льющейся по восприятию. Мускулистая спина была испещрена шрамами вдоль и поперёк. Девственной кожи было меньше — и на порядок. Чуть рваный и маленький, с тонкими линиями растекающихся ожогов — от кончика Грани Силы и молний, которыми она дополнила свой удар в их первую встречу. Ровный и почти незаметный — она была уверена, что это след ледяного брата Мятежника — Ямато. И десятки других, что оставили сотни демонов не столь высокого порядка. Выделялась из общей картины четвёрка других меток. Они были расположены симметрично — тонкие, чуть волнящиеся линии, лежащие по парам, одна на лопатках, другая на поясе. Следы развоплощённых сейчас крыльев — и на них была сконцентрирована вся первобытная ненависть, вся боль, вся ярость. Триш не думала. Она лишь наклонилась — и поцеловала мягко, нежно, но жадно, на голых инстинктах, нижний левый след. Дрожание тела полудемона и заполнение ментала оглущающими волнами страдания как отрезало, в единый миг. Демонесса облизнула проявившиеся клыки и поцеловала правый шрам, ложась на спину химеры почти всем корпусом. Данте попытался вырваться — само собой, никто ему не позволил. Инстинкты хищницы брали своё.***
В последствии — Триш изучила все шрамы на теле своего непутёвого напарника, само собой, милостиво позволив изучить все изгибы своей фигуры. Память у Рыцаря была дырявой — но демоница не сомневалась, что их он запомнил в совершенстве. И не сомневалась в том, что у неё самой любимой осталась именно эта четвёрка отметок. Четвёрка, что больше не пахла ненавистью. Неприязнью, возможно. Отторжением — само собой. Но было в этом «запахе» и что-то новое. Необычайно тёплое. Тепло объятий. Жар поцелуев и касаний. Понимание. Взаимная необходимость. Доказательство того, что обладатель «запаха» может приносить не только Боль и Ужас. Что он может спасать от самих себя, от Тьмы внутри душ, как он спас её. Наполнять их Светом. Направлять свою мощь на то, что считает правильным. Блондинистая дочь дьявола гордилась тем фактом, что именно её поцелуй расслоил эту ненависть — и добавил своих «ароматов» в неё, выпив всю мощь ярости и боли, показав их естественность. Хотя… может и не только, кхм, поцелуй.В конце-концов — шрамов на этой спине её стараниями тоже добавилось немало.