***
«Противоядия от самых сильных ядов», «Все яды мира и противоядия к ним». Гермиона с громким хлопком закрывает последний том. Она провела в библиотеке целый день, пытаясь этим заполнить пустоту внутри и заодно поискать противоядие. Внутри пусто. Так, словно теперь рядом с ней каждую минуту обитает дементор. И ничего не помогает, совершенно ничего. Все напрасно. Она не нашла ни одного яда, который походил бы по описанию на тот, что подсыпал Малфою Крэбб. Все они не подходят по описанию к тем симптомам, которые есть у Драко. Она глубоко вздыхает и отодвигает от себя учебники. Сейчас библиотека закроется и ей нужно будет уйти. Спать не хочется, даже несмотря на то, что в эту ночь девушка даже глаз не сомкнула. Потому что теперь, каждый раз, как она закрывает глаза, в сознании вырисовываются серые пронзительные глаза. И накатывает понимание того, что больше она никогда не сможет в них заглянуть. И становится невыносимо трудно дышать. Потому что это - все. Это - конец. Ничего больше не будет. Никогда. Гермиона начинает задыхаться. Руки холодеют, а тело кидает в жар. Она быстро хватает все книги и расставляет их по полкам. А после вылетает из библиотеки, совершенно не зная что делать дальше. Раз поворот. Лестница. Вверх. Просто подальше от Гриффиндорской Башни. Потому что там Гарри. Потому что она пообещала, что расскажет ему все. Она не сможет. Не сейчас. Слишком больно. Мерлин, как же невыносимо жжет в грудной клетке. Под веками вновь начинает печь, но она держится. Держится, как ей и подобает. Малфой бы этого хотел. Определенно. Мне не нужна жалость. Ноги сами приводят Гермиону на восьмой этаж. И в голову проскальзывает совершенно спонтанная мысль: Выручай Комната. Может ей станет от этого легче? Она цепляется за стену, ладонями скользит по бетонной стене, а губы отчаянно шепчут: — Помоги мне. Сделай так, чтобы мне полегчало. И вдруг стена начинает превращаться в огромную дверь. Гермиона отпрыгивает назад, ощущая, как от волнения колотится сердце. Что она увидит там? Что? Дрожащая ладонь тянется к дверной ручке и Грейнджер заходит с опаской во внутрь. Комната наполнена разнообразными вещами, даже кажется, что она бесконечная. Но взгляд падает на огромное зеркало, слева. Сердце замирает. Хочется сразу же убежать. Как оно здесь оказалось? Она много раз слышала об этом предмете от Гарри и Рона, а точнее о том, что они там видели. Но сама все эти шесть лет лишь представляла в сознании то, что могла бы увидеть в нем сама. Развернуться и со всей силы умчаться, чтобы быть как можно дальше отсюда. Но ноги словно приклеились к полу, не давая девушке сделать даже крошечный шаг. Она моргает. Раз. Два. Нет, это абсолютно точно не сон. Страх начинает разливаться по телу, окутывая Гермиону холодом. Желудок сжимается, захотелось сразу же его очистить. Руки она стискивает в кулаки, а ногти крепко впиваются в кожу, но боли Грейнджер не чувствует. Кажется, что она и вовсе не дышит. Взгляд намертво прикован к отражению в зеркале. Нет, нет, пожалуйста. Это же так глупо. Это неправда. Нет. Нет. Он стоит рядом, возле нее. Зеленый галстук как раз на уровне ее глаз, и фамильная брошь в форме маленькой змейки дает понять, что она не ошиблась и перед ней сейчас образ лишь одного конкретного человека. Гермиона нервно сглатывает, сжимает и разжимает пальцы вновь, ощущая себя до невозможного глупо. Так странно, что гриффиндорке не хватает смелости поднять голову, чтобы посмотреть ему в глаза и увидеть его лицо. Она резко зажмуривается и вскидывает голову вверх. Веки раскрываются. На его лице нет привычной усталости и отрешенности. Он улыбается. Лишь слегка изогнул губы, но не так как обычно, выражая свое пресловутое презрение, а как тогда, возле озера, когда подумал, что Гермиона хочет его поцеловать. Серые глаза светятся чем-то странным, в них проблеск света. Они выглядят светлее, чем обычно. Гермиона сдавленно выдыхает, ощущая боль, растекающуюся по телу. Осознание: это всего лишь фальшь, всего лишь ее самое сокровенное желание медленно убивает клетку за клеткой в организме. Это никогда не станет явью. Больше. Никогда. Она поднимает руку в попытке коснуться его, но тут же замирает, заставляя себя придти в себя. Ненастоящий. Фальшь. Иллюзия. Гермиона приходит в себя лишь тогда, когда чувствует на щеке одинокую горячую каплю, медленно стекающую по щеке. Все. Хватит. Бросает последний взгляд на Малфоя и почему-то улыбается ему. Так глупо, сквозь струящиеся по щекам слезы. Изображение улыбается ей в ответ и в этот момент кладет ей на плечо руку. Она готова поклясться, что в этот момент почувствовала жжение в плече от прикосновения. Она прикасается пальцами к тому месту, где в зеркале видит руку Драко, но нащупывает лишь плотную вязку свитера. Остановите это. Не в силах больше это выносить Гермиона резко разворачивается, в надежде, что он все это время просто стоял у неё за спиной. Но натыкается взглядом лишь на пустоту.***
Он приходит в себя и обнаруживает, что находится в подземельях Малфой-Мэнора. Лицо отца сразу же мелькает перед глазами. А в нем неприкрытая ярость и презрение. Собственная кровь липкая. На вкус — чистейший металл. Драко морщится, лицо искажается от боли. Внутри все дрожит от обреченности и страха. От страха не за собственную шкуру. От страха за мать. И почему-то за Грейнджер. За свою шкуру он перестал бояться ещё в октябре, когда сам же себе и вынес приговор. — Щенок, — Люциус снова размахивается и со всей силы бьет его по лицу кулаком. Этим, напоминая, что даже без магии способен растоптать его, уничтожить. — Что за херня? — хрипло шепчет Драко, а после сплевывает на пол кровь. — Ты предал нас. Меня, мать. Весь наш род. Предал, в тот момент когда твоя трусливая душонка отказалась служить Темному Лорду. Просто. Держись. Драко падает на пол и закрывает глаза и понимает, что это конец. Даже будь у него сейчас палочка, бороться бы он не смог. Действие яда с каждым мигом усиливается. И в сознание прокрадывается совершенно очевидная мысль: Он знал. Люциус все знал. И Малфой понимает, что его личная финальная битва проиграна. Проиграна с самого начала. Проиграна с того момента, как Крэбб подсыпал ему этот яд в стакан в слизеринской гостиной. Внутренности скручивает, от безысходности хочется блевать. Но Драко из последних сил поднимает голову и смотрит в глаза того человека, которого когда-то считал отцом. — Да пошёл ты, — губы растягиваются в вымученной ухмылке, а после Малфой начинает кашлять, морщится и сплевывает на пол ещё немного крови. Своей. Чистой. Обида разрастается в груди. Его отец. Человек, которого он всю жизнь считал примером, выбрал статус, а не сына. Перед глазами снова пелена. Страшно кружится голова. — А вот это ты зря, Драко, — Люциус брезгливо морщится. Имя собственного сына вызывает у него отвращение. — К сожалению, ты нужен Темному Лорду. Поэтому наш Повелитель предоставляет выбор… — Какой ещё, к черту, выбор? Я в любой момент могу сдохнуть. — А вот это неверное суждение, — Люциус улыбается, но улыбка его похожа на оскал. — Видишь ли, тот яд, который тебе подсыпал Крэбб, действительно не имеет противоядия. В прямом смысле. Его приготовил сам Темный Лорд, для того чтобы показывать всю свою силу и мощь перед теми, кто посмел ослушаться и предать его. Но существует лишь одна вещь, способная его нейтрализовать. Это Метка Пожирателя. Удар. Внутренности скручивает. Все было зря. Все, сука, было зря. — Так вот, Драко, выбирай. Либо ты умираешь, либо ты принимаешь метку и продолжаешь жить и посвящаешь свою жизнь тому, чтобы прислуживать Темному Лорду. Драко сгибается пополам, тяжело дышит. Понимает, как сильно хочется жить. Сразу же в голову проскальзывает мысль о матери и Грейнджер. Я хочу жить, значит, что я должен… Сердце колотится, у него нет иного выхода. Желание ощутить запах весны намного сильнее… Драко на дрожащих ногах поднимается с пола. Люциус начинает ухмыляться, когда видит, как его сын медленно закатывает рукав рубашки. Выбор сделан. Драко все равно проиграл.